Но любитель благочестивых догматов Церкви опять видит, какие нелепости следуют за болтовнею их. Поэтому да уклоняется от них и да изменяет, по написанному (Притч. 4, 15), — и да творит стези прямые и исправляет пути свои (Притч. 4, 26), да смотрит на простую красоту истины, веруя, что Бог и Отец есть Жизнь по природе, Жизнь точно так же есть и рожденный от Него Сын. Как [506] Светом от Света Он называется, так и Жизнию от Жизни, — и как Бог и Отец освещает нуждающихся в свете чрез собственного Сына как чрез Свет, и умудряет восприемлющих мудрость (чрез Сына) как чрез Свою Премудрость, и дает силу нуждающимся в силе (чрез Сына) опять как чрез Свою Силу; так и животворит все, что нуждается в жизни от Него, как чрез жизнь собственную и изливающуюся от Него, то есть чрез Сына. Поэтому когда говорит: Живу ради Отца, не думай, что Он признает Себя живущим благодаря принятию жизни от Отца, но поскольку родился от живого Отца, поэтому утверждает, что и Он также живет. Ведь невозможно не жить Тому, Кто от Живого Отца. И как если бы кто из нас сказал: «Человек я разумный ради отца, ибо оказываюсь чадом разумного человека», так разумей и о Самом Единородном. Живу, говорит, ради Отца: так как родивший Меня Отец есть Жизнь по природе, а Я есмь Его благоприродное и подлинно законное рождение, то и свойство Его по природе имею в Себе, то есть быть жизнию, ибо это есть и Отец. Поскольку же Один от Одного (рожденным) мыслится и есть, ибо от Отца Сын, хотя и был с Ним вечно, то справедливо величается природными достоинствами Родителя как Своими собственными.
Сей есть хлеб с небесе сшедый: не якоже ядоша отцы ваши манну и умроша: ядый (Мой) сей хлеб жив будет во век [507] (6, 58)
Великие дела, говорит, должны быть (происходить) из великого, и подаваемое чрез вышнюю благодать должно оказываться богоприличным и достойным величия дара Божественного. Поэтому если ты всецело воспринял верою, что хлеб этот нисшел с неба, то он должен всем желающим его доставлять постоянную жизнь и иметь силу непрестанного бессмертия. И это (свойство его) должно служить ясным доказательством того, что хлеб этот есть с неба, то есть от Бога, так как, думаем, Вечному и подавать подобает вечное, а не вкушение временной пищи, едва могущее иметь силу только совсем на малое время. Поэтому уже не будет мудро, если кто станет думать, что от Бога и свыше есть тот хлеб, вкушая который ваши предки подверглись смерти и не избежали вреда от тления. И ничего нет удивительного в этом, ибо то не был хлеб, имеющий силу обессмертить. Поэтому он справедливо должен мыслиться и называться не (хлебом) с неба, ибо подобающим приходящему оттуда (с неба хлебу) делом должно быть именно то, что вкушающих Его Он ставит выше смерти и тления. Бесспорным опять доказательством может быть подтверждено то, что этот хлеб есть с неба, очевидно (подается) чрез Христа, то есть тело Его, ибо вкусившему Он сообщает жизнь во век. Действительно, и здесь оказывается великое некое удостоверение Божественной Природы, не удостаивающей давать ничего малого, но все сверхъестественное, хотя и превышающее наш разум, так что уже вследствие величия благодати даже и недоверию подвергается от простяков. В самом деле, столь обильной Деснице разве не должно присутствовать желание давать обильное? Поэтому и Павел с удивлением говорил: «Глаз не видал, и ухо не слыхало, и на сердце человека не восходило, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Закон же в малых примерах изображал великое, «тень имея будущих благ, а не самый образ предметов» (Евр. 10, 1), как написано, так что в питании манною указывается благословение чрез Христа (Евхаристия), ибо то предначертывалось древним как тень будущего.
Сия рече на сонмищи, уча в Капернауме (6, 59)
Представляя нам изложение чудных тайн, премудрый Евангелист со всею справедливостию усвояет Спасителю Христу начало учения о них, величием Лица постыжая противника и наперед устрашая тех, которые намеревались приступить с возражениями. Ведь знаменитость учителя иногда делает слушателя настолько более готовым к вере и требует скорейшего согласия от воспитываемых.
Весьма хорошо прибавляет: в синагоге. Говорит этим как бы так: не один кто-либо или двое слышали эти слова Христа, Он оказывается учившим явно при всех в синагоге, как и Сам говорит чрез пророка Исаию: «Не в тайне говорил Я и не в месте земли темном» (Ис. 45, 19). Он явно сообщал всем учение об этом, делая неизбежным осуждение для иудеев и вследствие неверия Ему тем тягчайшими представляя неуверовавшим их вины. Ведь будучи еще не научены столь святой тайне, они могли бы потребовать основательного отклонения наказания и, выставляя совершеннейшее неведение свое, подверглись бы легкому гневу Судьи. Но зная и часто тайноводствуемые, и при этом оскорбляя неповиновением, — разве не по всей справедливости, без всякой уже милости, они должны подвергаться наказанию и получить строжайшее осуждение от Обесчещенного ими? Нечто подобное сказал о них и Сам Спаситель: «Ибо если бы не пришел Я и не сказал им, греха не имели бы: теперь же извинения не имеют во грехе своем» (Ин. 15, 22).
Посему должно остерегаться, даже более — отрекаться от непослушания как причины смерти, и станем чтить как виновницу жизни веру во все то, чему учит Христос. Таким образом мы избежим наказания с ними. Присоединяет еще и то, что в Капернауме говорил это Христос, дабы показать, что он помнил (дело) точно, ибо знавший и место и селение разве мог бы погрешить в изложении учения Христова?
Мнози убо, слышавше от ученик Его, реша: жестоко есть слово сие: кто может его слушати? Ведый же Иисус в Себе, яко ропщут о сем ученицы Его, рече им [508] (6, 60–61)
Таков обычай у невежд: наиболее возвышенное учение они всегда осуждают и превышающее их ум созерцание невежественно отклоняют, так как сами не понимают. А между тем, наоборот, им следовало старательно учиться и развиваться вместе с тем, что им говорится, а не восставать против столь премудрых слов и называть жестоким то, пред чем надлежало изумляться. С ними случается подобное тому, чему можно видеть подвергающимися лишившихся зубов. Прибегая к нежной пище, они часто порицают более полезные из съедобных предметов и иногда охудшают лучшее, не признавая свой порок за причину, которая вынуждает их отказываться (от более полезной пищи). Воспитанные в невежестве и не обладая хорошим умом, они боятся знания, которое им подобало приобретать даже и очень большими трудами и достигать с самым сильным старанием. Так, человек духовный будет услаждаться словами Спасителя нашего и предпочтет взывать со всею справедливостию: «Как сладки гортани моей словеса Твои, — лучше меда для уст моих!» (Пс. 118, 103). Душевный же иудей (человек), безрассудно считая безумием духовное таинство и словами Спасителя призываемый восходить к подобающему человеку разумению, всегда ниспадает в обычное ему безумие (1 Кор. 2, 14; 1, 18–23), худое называя хорошим, а хорошее худым, по слову Пророка (Ис. 5, 20).
И в этом также он оказывается патриотом и подражателем невежества своих предков. Те, получая манну от Бога и участвуя в вышнем благословении, увлекались к обычной своей худости, требовали египетских зловонных трав — лука и чеснока и желали иметь котлы с мясом. Эти же, призываемые к получению животворной благодати Духа и Хлеба Истинного, научаемые вкушать Пришедшего от Бога и Отца, уклоняются к обычному своему заблуждению, «будучи более сластолюбцы, чем боголюбцы» (2 Тим. 3, 4). И как и предки их порицали питание манною, дерзая говорить: «душа наша иссохла (изнывает)» от манны этой (Числ. 11, 6), так и они опять отвергают Истинный Хлеб, не стыдясь говорить: Жестоко (есть) слово это.
Посему должно быть мудрыми слушателями (учениками) Божественных таинств, надо быть опытными меновщиками, чтобы знать настоящую и поддельную монету, ни к тому, что усвоено верою, несвоевременно не ставить неразрешимых вопросов, ни к тому, что требует исследования, не расточать веры, иногда вредной, но всему, что сообщается, воздавать должное и идти как бы прямою стезею, отказываясь уклоняться в ту и другую (от нее) сторону. Царским путем подобает шествовать идущему в правоту веры Христовой.
Сие (ли) [509] вы блазнит? Аще убо узрите Сына Человеческаго восходяща, идеже бе прежде? (6, 61–62)
Вследствие превеликого невежества своего некоторые из научавшихся Спасителем Христом соблазнялись при словах Его. Поскольку они слышали от Него: «истинно, истинно говорю вам, если не едите плоти Сына Человеческого и (не) пьете Его крови, не имеете жизни в себе» (Ин. 6, 53), то предполагали, что Он призывает их к какой-то звероподобной жестокости, так что повелевает бесчеловечно есть плоть и пить кровь и заставляет делать то, что страшно даже и услышать. Не знали ведь они красоты таинства и определенного о Нем прекрасного домостроения, но рассуждали об этом в себе самих приблизительно так: каким это образом человеческое тело может внедрить в нашу природу жизнь вечную — и какую может принести пользу в отношении к бессмертию единоприродное с нами (тело Христово)? Поэтому Христос, разумея их помышления в себе самих, ибо «все обнажено и открыто очам Его» (Евр. 4, 13), опять вспомоществует им и многоразлично руководит к восприятию того, чего они еще не знали. Весьма неразумно, говорит Он им, вы соблазняетесь по поводу этих слов Моих. Если вы, хотя и часто тайноводствуемые Мною, еще не достигли веры в то, что Мое тело может сообщить вам жизнь, то в каком же расположении духа вы должны оказаться, когда будете видеть его (тело) возлетающим даже на небо? Ведь Я обещаю не только то, что взойду на самое небо, дабы не говорили вы опять этого «как?», но и пред вашими глазами предстанет это зрелище, постыжающее всякого возражателя. Если же, говорит, будете видеть на небо восходящим Сына Человеческого, то что тогда опять скажете? Ведь вы будете изобличены в безмерном неразумии. В самом деле, если вы думаете, что Моя плоть не может сообщить вам жизни, то как же это она взойдет на небо подобно пернатому? Если она не может животворить, потому что не имеет животворной природы, то как же она будет двигаться в воздухе, как взойдет на небеса? Ведь и это точно так же невозможно для плоти. А если она восходит вопреки природе, то что же воспрепятствует ей и животворить, хотя и не имеет животворной природы, поскольку дело касается собственной ее природы? Явивший небесным земное может соделать его и животворным, хотя по собственной своей природе оно и подвержено тлению.
