— И какой же помощи ты ждешь от меня, сынок?
Тем временем отец растянулся на диване, а сын примостился в кресле.
— Да ничего особенного… Я думаю, это и тебе выгодно…
— Что именно?
— Проведи меня на пост председателя КГБ, батя.
— Тебя?
— А что?.. Не глупей же я Кегельбанова. Он тебя при первой заварушке продаст. А тут тебе же спокойнее…
— Ну, что ж… Неплохая мысль, сынок. А справишься? Тогда давай попробуем. С понедельника, чтобы не откладывать, прямо и выходи работать на Лубянку.
— Серьезно или шутишь?
— Шучу?.. А что, очень утомляют люди Кегельбанова, которые тебя охраняют и не дают тебе попасть в лапы буржуазной прессы? А здесь прячут твоих баб от жены, платят за тебя, возят, берегут…
— Как не пожить, пока есть возможность? Ты ведь тоже время зря не терял. И не меня они берегут, а тебя, па!
— Пусть меня. А кто бы ты был, если б не я? И не кричи тут. Наверху все слышно.
— Кегельбановы на даче, отец, я заходил. Тебе бы давно надо переехать в особняк. Пятикомнатная квартира на пятом этаже… Да в Швеции работяги лучше живут! Рассказать на Западе стыдно…
— А я, сынок, не для Запада живу. Я русский, служу народу. Кегельбанов слушается каждого слова, а сделай я тебя председателем КГБ, ты же отца родного посадишь! Шучу, конечно. Но не будет тебе этого поста!
— Брось, батя, я пошутил… Не надо мне этой должности. Сам буду расти. Давай за это выпьем.
— За это — давай…
Из серванта была принесена бутылка коньяку и рюмки налиты до краев. Они чокнулись.
— Домой поедешь или у нас переночуешь?
— Домой поеду, батя. Высплюсь, а с утра начну расти.
— Тогда езжай, и мне дай отдохнуть. Дело к часу ночи…
Отец глянул в щель между портьерами в окно. Он подождал, пока сын сел в машину, отъехал. За ним вырулила вторая черная «Волга» и скрылась под аркой.
Междоу прочим, дальнейший рост сына происходил так. Он подговорил своих друзей гебешников, и в поезде Москва — Хельсинки они напоили его начальника — управляющего объединением «Промсырьеимпорт» Министерства внешней торговли Седого, направлявшегося в Финляндию. Пьяного Седого спровоцировали на высказывания, затем на драку, а потом высадили из поезда. После этого министр Патоличев упросил Генерального секретаря разрешить перевести на эту должность торгпреда в Швеции сына Генсека. В западных газетах стали писать: «Сын помогает в гешефте отцу». К семидесятилетию человека с густыми бровями его сын был назначен заместителем министра внешней торговли.
Отец прилег на диван, притянув к себе японский транзистор. Вялой рукой он покрутил ролик, наткнулся на музыку, потом услышал, как помянули его по-русски: «Кремлевский владыка трезво рассуждает, что…» В это время раздалось непрерывное завывание глушилки, и он так и не узнал, о чем рассуждает трезво.
Он попытался задремать, но почувствовал легкую боль в паху. Поноет и само пройдет. Тут вспомнилась просьба Сагайдака. Завтра закрутят, затянут дела — будет не до нее. Как бы это сделать получше, на принципиальной основе? Он тихо встал с дивана, и обе собаки мгновенно поднялись и прошастали к двери, следуя за хозяином.
— Тс-с-с! — он погрозил им пальцем.
В квартире все спали. Дочь не уехала, осталась ночевать, на вешалке висел ее плащ. «Решила поспать одна», — ворчливо подумал отец, взял пальто, не надевая его, отодвинул тяжелый засов и отжал два замка.
— Ты чево надумал? — услышал он позади себя ворчливый шепот.
— Те чаво поднялась, мать? Не лезь не в свое дело!
Мать в свои восемьдесят два была крепкой, никаких болезней не знала и сына держала в строгости, считая, что дети — всегда дети и дай им одну поблажку, а уж бегут за другой.
— Это в какое ж не в свое? — прошептала она. — Как с твоими собаками в дождь таскаться — это мое, а тут не лезь? А ну, вертайся! Куды это собрался на ночь-то глядя!
Он стоял и смеялся. Ему было приятно, что мать на него кричала, как на маленького. От этого он чувствовал себя моложе, энергичнее. Он обнял ее за плечи, поцеловал в белые волосы.
— Ложись, маманя, спать, не волнуйся. У меня государственные дела…
Она отстранилась и продолжала строго:
— Это ж какие государственные — ночью? Знаю! Вертайся, говорю!
Собаки зарычали, чувствуя, что назревает конфликт, но не могли своим простым умом решить, серьезен ли он, чью сторону принять, и потому рычали неопределенно. Хозяин между тем уже отворил дверь; псы, всегда готовые гулять, выскользнули на площадку и таким образом приняли его сторону, рыча теперь на мать. Дверь он притворил за собой поспешно, чтобы мать не выходила на площадку.
— Ну, погоди, ты у меня добалуешьси! — слышалось из-за двери. — Штаны спушшу, да отстегаю твоим же ремнем, не посмотрю, шо тебе людей стыдно! Будешь тогда ишшо гулять!
Он с собаками уже ехал в лифте. Из парадного за ним выскочили двое поджарых молодцов в синих японских куртках, протирая глаза и потягиваясь.
— Т-с-с! Оставайтесь на местах, ребята, я сам.
Он поспешил к «Мерседесу», который ему подарили недавно, и сел за руль. Охрана побежала к «Волгам».
— Эй! — крикнул он им, погрозив пальцем. — Я сказал, оставайтесь!
Собаки на заднем сиденье «Мерседеса» недовольно зарычали.
— Нельзя. Без охраны не положено! Нам ведь неприятности…
— Да я скоро вернусь, ребятки… Не сообщайте, и не узнают. Ступайте спать!
Они сделали вид, что подчинились, и повернули назад к подъезду. Он завел мотор и, не разогревая его, тронулся с места. Охрана переждала немного и потихоньку поплюхалась в машины, чтобы отставать, но не потерять его из виду.
На мокром после полива Кутузовском проспекте он глянул в будку: автоинспектора не было. Он повернул вправо к арке и Бородинской панораме, потом подумал и, сняв телефонную трубку, набрал номер.
— Кегельбанов?
— Так точно. Здравия желаю! — ответил немного спустя сонный голос. — Что-нибудь случилось?
— Ты что делаешь? Спишь?
— Нет… — замялся тот.
— Ты мне нужен…
Егору Андроновичу уже об этом сообщили, и он был готов к ответу, хотя пожурил службу: члены Политбюро давно договорились не подслушивать друг друга.
— Через двадцать минут приеду, — отрапортовал он.
От такой исполнительности у собеседника потеплело на душе, но он сказал:
— Вот что: я сам к тебе еду. Только это… шума не поднимай.
Часы на руке показывали без двадцати два. Ночь была прозрачная, тихая, небо в звездах. «Мерседес» свернул с Минского шоссе на Рублевское, с Рублевского на Успенское и помчался посреди пустой дороги, по белой осевой линии, с визгом тормозя на поворотах. Человек с густыми бровями любил быструю езду.
Охрана дачи Кегельбанова, уже предупрежденная, узнав гостя, приветствовала его. Навстречу ему по освещенной фонарями дневного света асфальтовой дороге спешил Егор Андронович, одетый в темный костюм, белоснежную рубашку и галстук, накинув на плечи пальто. Не успел он только побриться. В «Мерседесе» распахнулась дверца, водитель сидел и ждал, пока Кегельбанов подойдет поближе. Собаки, не дожидаясь приказа, перемахнули через переднее сиденье и с лаем вырвались наружу. Егор Андронович приветственно поднял руку и улыбнулся, хотя и смутился, увидев собак.
— Прошу в дом, — Кегельбанов протянул руку и помог гостю выйти из машины.
— Хорошая дача, — мечтательно проговорил гость, оглядывая постройку, увитую прутьями дикого винограда. — Я помню всех, кто в ней жил… В дом не пойдем. Здесь поговорим.
Поеживаясь от ночной сырости, Кегельбанов стоял перед ним, кутаясь в пальто. Небо на востоке начинало чуть заметно светлеть.
— Егор Андроныч, куда, по-твоему, пустить деньги от субботника?
Кегельбанов ждал другой просьбы, о которой ему сообщили, и к такому ответу не был готов.
— Ну, если дадут на укрепление органов, мы не откажемся…
— Вот именно, на укрепление органов, — гость засмеялся. — Есть мнение, что нужно развивать урологию.
— Урологию? Это что же? Которая…
— Вот именно! В ней мы значительно отстаем от Запада. Надо думать о будущих поколениях, а они зависят, в первую очередь, от урологии. Не веришь? Давай с министром здравоохранения посоветуемся.
Гость вернулся в машину, закурил, снял трубку, набрал номер.
— Петровский? Жена? А сам спит? Разбудите, я подожду… Слушай, товарищ Петровский. Я тут провожу небольшое совещание. Скажи, урология — имеет значение? Имеет? Большое? Так я и думал. А вот Кегельбанов сомневается… Есть мнение, средства от всесоюзного субботника направить на развитие урологии. Что? И онкологии, да… Министерство здравоохранения не будет возражать? Тогда спокойной ночи.
Гость положил трубку, подошел к кустам роз, уже открытым после зимы, потрогал шипы на ветках.
— Между прочим, идею субботника предложил редактор «Трудовой правды» Макарцев, наш человек…
