чем встать и посмотреть в окно.
Если я не разберусь с этим, будет только хуже.
— Кэм, — тихо говорю я. — Возьми Мали и уходи куда-нибудь.
Хейс в панике поворачивается ко мне. — Что? Нет. Они нужны нам здесь. Нам нужно присматривать за тобой.
Я тепло улыбаюсь ему. — Все в порядке. У меня есть ты, помнишь? Ты позаботишься обо мне. С тобой я в безопасности.
Это удается донести до него, и он немного успокаивается, обхватывает меня руками и прижимает к себе. Я бросаю взгляд на Кэма и Мали и жестом велю им уйти. Я точно знаю, что ему нужно, что нужно нам обоим, и Кэм не захочет оставаться в доме для этого.
— Тебе, наверное, нужна вода, — говорит мне Хейс и тут же направляется на кухню.
Я следую за ним и прислоняюсь к дверному проему. — Эйч.
— Не надо, — умоляет он. — Я знаю, что ты собираешься сказать. Просто не надо. Хорошо?
Но я не могу этого сделать. Он должен это услышать. — Это не твоя вина.
Его глаза закрываются, а руки сжимают остров. — Ты этого не знаешь.
— Знаю, — уверяю я его. — Ты этого не делал. Единственное, к чему ты имеешь отношение, — это спасение моей жизни.
Он качает головой. — Ты не понимаешь.
— Чего не понимаю?
Похоже, что он испытывает мучительную боль, когда наконец смотрит на меня. — Она хочет разорвать нас на части! Она не остановится ни перед чем, пока мы больше не будем вместе! Я знаю это, но все равно веду себя как эгоист и продолжаю держаться за тебя!
— Потому что я этого хочу! — говорю я ему. — Мне все равно, кто хочет отнять тебя у меня! Мы не можем позволить им победить!
— Победить? — насмехается он. — Лейкин, она чертовски опасна! Разве ты не понимаешь? Тебя похоронили заживо! Я сегодня умер миллионом смертей, думая, что я…
Его слова затихают, как будто он не может заставить себя их произнести, но они должны быть сказаны.
— Что ты что? Что ты потерял меня?
Он смотрит на меня с нечитаемым выражением на лице. Это какая-то смесь боли, страха и сильного обожания. Наконец, через мгновение его плечи опускаются, и он шагает ко мне.
Его руки обхватывают мое лицо, и он прижимается губами к моим. Поцелуй отчаянный, как будто он вложил в него все свои эмоции. Как в тот раз, когда я сказала ему, что у меня больше никого не было, только сильнее. Более интенсивный. Больше… всего.
И когда он разрывает его и отступает назад, чтобы посмотреть на меня, я вижу это в его глазах — все стены, которые он возвел, чтобы отгородиться от меня, рушатся.
— Я люблю тебя, — дышит он. — Я так сильно тебя люблю.
Сердце замирает в груди, когда я слышу слова, которых так долго ждала. В мире нет ничего лучше этого. Ни одна вещь не может превзойти то, что я чувствую благодаря ему.
— Я тоже тебя люблю, — тихо говорю в ответ. — Не было ни одного дня, чтобы я не любила тебя.
Он слышит от меня эти слова уже несколько недель, но сегодня он как будто впервые в это поверил. Его руки обхватывают меня за талию, и я прыгаю в его объятия, обхватываю его ногами за талию и глубоко целую. Он крепко прижимает меня к себе, пока ведет нас наверх, в нашу спальню. И когда он укладывает меня на кровать, я понимаю, что он имеет в виду, когда говорит, что он меня держит.
Он всегда меня держал.
— Ты для меня все, — говорит он, целуя меня в шею. — В тебе нет ничего, что бы я не любил.
Моя голова откидывается на подушку, когда он задирает футболку вверх по моему торсу. Я приподнимаюсь с кровати ровно настолько, чтобы он мог стянуть ее через голову, и он опускается обратно, чтобы поцеловать мои ключицы. Затем — сердце.
Он медленно пробирается к центру моей груди, а затем начинает двигаться вниз. Это мягкие, дразнящие поцелуи, такие легкие, что я даже не знаю, касаются ли его губы моей кожи вообще, или я чувствую лишь его теплое дыхание.
— Хейс, — умоляю я, желая большего.
Уголок его губ приподнимается, и я смотрю вниз, чтобы успеть увидеть, как его язык высунулся, чтобы увлажнить их. — Мне нравится, как звучит мое имя, когда ты произносишь его так.
— Как?
— Как будто ты собираешься самоуничтожиться, если не получишь то, что хочешь.
Я съеживаюсь под его пристальным взглядом. — А кто сказал, что я этого не сделаю?
Он смеется и, не сводя с меня глаз, медленно снимает с меня остатки одежды, оставляя меня полностью обнаженной перед ним.
— Нечестно, — хнычу я. — Ты все еще полностью одета.
Проходит всего секунда, и он уже стягивает через голову свою футболку, и я не думаю, что когда-нибудь наступит день, когда у меня не потекут слюнки при виде его.
— Лучше?
Я прикусила губу. — Намного.
Усмехнувшись, он опускается и начинает целовать внутреннюю сторону моего бедра, впиваясь зубами в кожу. Это так сильно, что небольшие кусочки боли быстро сменяются удовольствием. А когда он проводит большим пальцем по моему клитору и спускается к моему входу, я так чертовски нуждаюсь в нем.
— Просто охренительно, — говорит он мне, наблюдая за мной. — Не могу поверить, что ты моя.
— Вся твоя, — отвечаю я. — И всегда буду твоей. Это никогда не изменится.
Он выдыхает, чувствуя искренность моих слов. Все, что я говорила, он наконец-то услышал. Наконец-то поверил в это. И наши сердца словно снова нашли способ переплестись, как раньше.
Дразняще подув на мою киску, он смотрит на меня сверху и наблюдает за моей реакцией, вылизывая полоску прямо по центру. Все мое тело напрягается, и я выгибаю бедра в погоне за ощущениями.
— Блядь, детка, — стонет он. — Ты уже отчаянно нуждаешься во мне, не так ли?
— Я всегда отчаянно нуждаюсь в тебе, — поправляю я его. — Ты превратил меня в гребаное сексозависимое чудовище.
Он ухмыляется, возбужденно поддергивая бровями. — Я знаю. Это второе лучшее, что я когда-либо делал.
— А что было первым?
— Женился на тебе.
Господи Иисусе. Этот сладкоречивый, сентиментальный ублюдок. Как, черт возьми, я смогу состариться с ним, если он постоянно заставляет мое сердце чувствовать, что оно вот-вот разорвется от того, как сильно я его люблю?
Он не дает мне шанса сказать что-либо в ответ, прежде чем погрузиться в мою киску, словно изголодался по ней. Я сильнее вжимаю голову в подушку, когда мои стоны наполняют комнату. И
