Это была самая честная и самая сладостная победа в мире.
Туфи марионетка, и Мата в нем не нуждался. Торулу Перинг прав: все, что заслужил и чего хочет, Мата должен взять сам. Жалеть себя – глупое занятие: мир уважает тех, кто уважает себя.
Слабые и лицемерные мужчины, окружавшие Мата, вызывали у него презрение: эти предатели и трусы не заслужили носить аристократические имена. Возможно, они родились в богатых семьях с правильными фамилиями, но у них не было и десятой доли мужества его телохранителя, Рато Миро, простого крестьянского мальчишки, или одной сотой духа его брата Куни Гару, сына фермера.
Мата выгнал короля Дало из дворца и поселился там сам. Оуи Ати и Хью Нокано, командующие армиями Фачи и Гана, которые пришли к Мата на помощь во время сражения на Волчьей Лапе только после того, как стало очевидно, что он побеждает, приказал посадить под домашний арест, решив судить их как предателей. Его не обманула их запоздалая поддержка – ведь враг уже обратился в бегство, когда они вступили в сражение.
И только к Намену и Маране он проявил уважение. По его представлениям, они не были великими воинами, но он с почтением относился к их должностям. Мата не видел позора в том, что они потерпели поражение из-за недостатка способностей, – оба сделали все, что было в их силах. Да и как кто-то мог рассчитывать победить самого Мата – олицетворение Фитовео? Он похоронил меч Намена – тело найти не удалось – с почестями, достойными герцога, и даже позволил Маране сохранить свой меч. Хрупкое телосложение Мараны удивило Мата, и он никак не мог понять, почему Кикоми предпочла ему этого болезненно слабого мужчину, – еще одно свидетельство ее недалекого ума и отсутствия благородства. Глядя на жалкого представителя человеческого рода, Мата обнаружил, что не способен вызвать у себя чувство ревности к «сопернику», – настолько Марана был ничтожнее. Возможно, однажды Мата даже великодушно предложит Маране пойти к нему на службу, как поступали древние герои с побежденными противниками, но настолько далеко в будущее он не заглядывал.
«Я принцепс, – думал Мата, – первый среди равных».
Нет, не совсем так. Кто из других смертных мог сравниться с ним в отваге и силе? Мата решил отправиться в поход на Пэн и поставить ногу на шею императора Ириши. Он станет главным героем восстания. Он покоритель, гегемон, чей титул пришел из мифов и легенд.
Только после этого имя Цзинду будет полностью очищено от позора.
Но сначала ему требовалось перебросить свою армию с Волчьей Лапы в Гэджиру, а оттуда он пройдет через перевал Токо и направится в Безупречный город.
Имперская армада, которая блокировала Волчью Лапу, не представлялась ему серьезной проблемой. Он приказал своей армии построить новые корабли, так что зеленые холмы острова скоро должны были лишиться деревьев.
Пожилая женщина пришла поговорить с новым маршалом Цзинду. Ее волосы полностью побелели, и она ковыляла, опираясь на палку, однако лицо сияло здоровьем и было суровым под шалью из акульей кожи, шею украшало ожерелье из акульих зубов.
– Я могу говорить с Тацзу, – сказала старуха дрожащим пронзительным голосом, от которого все вокруг поморщились.
Жрецы Тацзу возмущенно зароптали.
– Мы посланцы Тацзу, мы и никто другой.
– Она жалкая обманщица, ведьма, способная обвести вокруг пальца легковерных крестьян!
– Сбросьте ее со скалы, пусть говорит с Тацзу в полете!
Однако Мата заставил их смолкнуть, небрежно взмахнув рукой. Он испытывал извращенное удовольствие, наблюдая, как взрослые мужчины стали ныть точно малые дети, почувствовав, что их власть поставлена под сомнение. Для Мата жрецы ничем не отличались от слабых и жадных аристократов и королей, которых он теперь считал ничтожными. А старая женщина, напротив, обладала мужеством. Она без малейшего страха стояла перед самым могущественным человеком среди повстанцев и смотрела ему в глаза. Мата это понравилось.
– И какое послание от Тацзу ты мне принесла?
– Тацзу поможет тебе покинуть Волчью Лапу, но сначала ты должен принести ему жертву.
Старуха отказалась сообщить подробности, пока Мата не заставил всех покинуть Зал для аудиенций, а затем зашептала ему на ухо.
Глаза Мата широко раскрылись, и он отшатнулся от старухи.
– Кто ты такая?
– Глупый вопрос, – заявила старуха, однако теперь она говорила совсем не как старуха: ее голос стал глубоким и звучным, и стены зала содрогнулись, когда она продолжила свои речи.
Казалось, волны бегут по поверхности моря, а в его глубинах кружат могучие течения.
– Тебе известен ответ.
Мата не сводил с нее взгляда.
– Ты просишь слишком многого. – И хотя он старался сохранять хладнокровие, голос его дрогнул.
– Нет, это ты просишь слишком много, – сказала старуха. – Я всего лишь проголодалась.
Мата не сводил с нее глаз, а потом решительно покачал головой.
– Я не могу. И не стану.
Старуха рассмеялась.
– Ты думаешь, что скажет Куни Гару, если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?
Мата не ответил.
Старуха пожала плечами.
– Я сказала свое слово. Делай что сочтешь нужным.
Через мгновение она снова стала дряхлой и немощной и, шаркая, вышла из Зала для аудиенций.
За двадцать дней был построен целый флот. Корабли с ровными килями и гладкими корпусами, сверкая свежей краской, подрагивали на легких волнах в гавани Тоадзы. Армия Мата работала так же старательно и качественно, как сражалась.
– Маршал Цзинду – умелый корабельный плотник! Разве есть на свете что-то такое, чего он не делает в сто раз лучше любого другого?
– Как ты смеешь сравнивать маршала Цзинду с простыми людьми? Он генерал, посланный нам богами!
– Как ты можешь говорить, что маршал Цзинду обычный смертный? Он олицетворение Тацзу, повелитель моря и волн!
Маршал Цзинду не особенно прислушивался к льстивым речам аристократов и придворных, пытавшихся превзойти друг друга в похвалах. Он понимал, что все это глупости, но чувствовал себя прекрасно, купаясь в океане лести. Слова придворных ласкали сердце, и у него появилось ощущение, будто он парит среди облаков.
– Достаточно, – сказал он, и голоса придворных тут же стихли. – Завтра мы поднимем паруса и отплывем на Большой остров. Пусть Каима попытается атаковать нас с моря: мы покончим с ним с такой же легкостью, как с Наменом и Мараной на суше!
Все принялись радостно кричать.
Ночью на гавань Тоадзы обрушилась неслыханная буря. От завывания ветра можно было оглохнуть. На берег накатывали такие могучие волны, что затопили дворец. Улицы Тоадзы превратились в каналы, по которым утром плавали акулы – такие же ошеломленные, как и горожане, выглядывавшие из окон третьего этажа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
