Для хранения зерен Маа стала плести из прутьев корзины поплотнее и щели в них замазывала глиной, чтобы зерна не просыпались; таким путем женщина ощупью подошла к выделке горшков; но наладилось это дело лишь тогда, когда мужчина снова добыл огонь.
У них уже было несколько детей. Первый ребенок родился в отсутствие Младыша, а во второй раз Маа сама ушла из жилья, спряталась за большой камень и, поохав там с часок, вернулась назад с новым ребенком. Это были маленькие слепые созданья, с коричневым пушком по всему телу; первое время они целыми днями спали в плетеной корзинке за спиной у Маа. Но они быстро росли; старший пузанчик уже расхаживал за порогом жилья и исследовал все, что только попадалось ему под руку. Отец сделал ему кремневый топорик, величиной с ноготь большого пальца, и маленький мужчина отважно набрасывался с ним на щенков, копошившихся вокруг жилья. Удалось-таки Младышу снова полюбоваться на маленьких мохнатых ребятишек, пускающих по ветру пушинки, как птичек, — точь-в-точь как в утраченном первобытном лесу; но все-таки теперь это было совсем по-другому!
Жилье приходилось теперь устраивать попросторнее и попрочнее, чтобы хватило места всей семье. Уходя на охоту, Младыш заваливал вход в жилье большим камнем, и Маа сидела там с детьми, занимаясь своим плетеньем. Днем она отодвигала в сторону какой-нибудь из камней поменьше, чтобы впустить в жилье свет: там бывало темновато, особенно зимой. Все холодное время года они проводили на одном месте, оттого и жилье им требовалось просторное; Младышу приходилось еще устраивать особые помещения для запасов вяленого мяса, кореньев и зерна. Обыкновенно он старался выбрать для жилья место, уже защищенное от ветра, предпочитая естественную пещеру или горный утес, к которому прислонял камни; если же ничего подобного не находилось, он использовал углубление в земле.
Ледник, надвигаясь на них своими краями, вынуждал их кочевать, а частенько просто спасаться бегством. Таким образом, постепенно они были оттеснены настолько далеко на юг, что, судя по местоположению, очутились приблизительно там, где Младыш родился и провел свое детство. Он узнал это по многим приметам: например, по очертаниям потухшего вулкана; но теперь на месте прежнего первобытного леса далеко простирался сплошной ледяной щит с такими глубокими расселинами, что в них утонули бы самые высокие деревья. Разница с прежним была настолько велика и диковинна, что Младыш, переживший всю эту перемену, по временам с трудом узнавал и себя самого.
Между тем, кочевать становилось все труднее. У Маа прибавилось еще несколько ребятишек, и хотя она с великой охотой таскала их за собой, — один сидел в корзинке за спиной, второй на одной руке матери, третьего она вела за руку и еще нескольким предоставляла цепляться коготками за подол ее юбки, — все-таки управиться было нелегко, почти невозможно, так как приходилось забирать с собою еще множество необходимых предметов. Маа тащила на себе тяжесть больше своего собственного веса, все с той же сосредоточенностью и терпением, и они кое-как перекочевывали — против своей воли, теснимые Ледником, — но долго так продолжаться не могло.
Младыш сам ввел в свой быт немало разных новшеств, из-за которых трудно было сниматься с обжитого места. Так, он начал обзаводиться домашними животными. На охоте ему часто удавалось поймать жеребенка дикой лошади или самку северного оленя. Он приводил их домой и держал на привязи близ своего жилья. Эти пленники служили запасом пищи на случай нехватки дичи. С течением времени животных стало так много, что у Младыша составилось целое стадо диких лошадей, оленей и коз, расплодившихся в неволе. Ночью на них стали нападать волки, и Младыш устроил загородки и плетни. По осени он большую часть своего скота резал и вялил мясо на зиму. Но некоторых животных, ставших совсем ручными и как бы членами семьи, он оставлял зимовать. Маа и дети кормили их травой, которую собирали летом и сушили. Почти ручных лошадей и оленей, впрочем, не очень трудно было водить за собой, тем более, что животные мирились даже с тем, что Маа навьючивала на них часть своих пожитков, и, таким образом, приносили пользу. Дети же особенно сдружились с родившимися в неволе маленькими ласковыми лошадками, и придумали садиться на них верхом во время кочевок.
Шествие подвигалось в следующем порядке. Во главе с кремневым топором в руках шел Младыш, всегда грозный и готовый в любую минуту отразить нападение. У него был только один глаз, но этот единственный глаз видел каждую мелочь на целую милю вокруг. Преграждавшие путь большие камни Младыш сворачивал на ходу руками, а затем откатывал в сторону ногой, не останавливаясь и не спуская глаз с горизонта. За Младышем следовала Маа со своей поклажей, дети и животные в трогательном согласии — малые верхом на больших. Шествие обыкновенно поливал дождь, а на горизонте мигал зеленый глаз Ледника, ставшего им всем родным и все-таки гнавшего их с места на место! Да, так кочевал человек каменного века со всем своим домашним скарбом и домочадцами.
Но пришло время, когда кочевки прекратились. Прожив целый год на скалистом плоскогорье, Младыш и его семья не захотели уходить оттуда, и Ледник обложил их со всех сторон.
Плоскогорье занимало пространство в несколько миль и было довольно ровным, но настолько высоко, что Ледник не мог переползти через него, а растекался вокруг. Образовался как бы остров, со всех сторон окруженный льдом; на этом острове семья Младыша и осталась жить, а Ледник ширился да ширился и двигался вперед.
И семья Младыша росла; мальчиков и девочек было уже столько, что число их превысило родительский запас чисел и даже понятие «много». Но каждый в отдельности не давал забыть о своем существовании и ел независимо от своего порядкового номера. Маа, упражнявшая раньше свои собирательные наклонности на вещах преходящих, поставила себе глобальную задачу и, казалось, намеревалась произвести на свет целый народ, Каждый год, с наступлением короткого лета, украшавшего скалистый остров цветами и листвою, из корзинки за спиной Маа высовывалась новая пушистая головка.
Старшие выросли, и у Младыша завелись уже почти взрослые сыновья; и они тоже начинали зорко обводить глазами горизонт, озаренный зеленым блеском Ледника, и чутко раздувать ноздри, как будущие великие звероловы.
Огниво
Младыш и его семья вряд ли прожили бы на северном скалистом острове, среди льда, столько суровых зим, прерывавшихся лишь короткими дождливыми летними промежутками, если бы Младыш, вынужденный такое долгое время обходиться без помощи огня, наконец, не добыл его вновь.
Но и тут подтвердилось то, чему учила Младыша вся его жизнь в борьбе с невзгодами, а именно, что бытие человека обновляется лишь после того, как истощатся все имеющиеся возможности. Огонь явился в самый разгар зимы и крайней нужды. И явился не от удара молнии, не в виде упавшего камня, вообще — не как благодать свыше. Жалкий, покинутый божеством Младыш сидел среди льда и до тех пор добивался огня, колотя камень о камень, пока огонь не явился. И все же это было огромное чудо, что огонь вспыхнул у него под руками, великая победа, навеки прославившая Младыша и давшая ему господство на земле.
Младыш давно уже знал, что огонь каким-то непостижимым образом, скрывался в кремне или в окружающем кремень воздухе; он чуял дыхание огня, когда откалывал от большого кремня осколки для своих ножей или обтесывал крупный камень; он чуял сильный запах гари, будивший в нем так много воспоминаний — о тлеющих под золою угольях, о первобытных лесах, булькающих болотах, грозе… И он усвоил себе особую привычку, которую Маа подметила, но не могла понять: обрабатывая кремни, он непременно нагибался лицом к камням и как будто вдыхал в себя что-то, широко раскрыв рот и раздувая ноздри. В эти минуты Младыш чуял дух огня, и немудрено, что Маа не могла знать, о чем он в это время думал. Случалось также, и довольно часто, что огонь показывался, особенно когда Младыш обтесывал кремень в темноте; из камня невзначай выскакивали, вспыхивали и погасали в одно мгновение искры, брызги радуги, похожие на каких-то маленьких вестниц из мира звезд; они вспыхивали и пропадали под руками Младыша, будоража его разум. С тех пор, так Ледник сомкнулся вокруг жилья Младыша, зимы становились все суровее, мороз крепчал, и все кругом превращалось в лед, который трескался и звенел в разреженном воздухе; наконец, стало так холодно, что Маа и детям приходилось все время лежать в убежище, под целою горою теплых шкур. Тут-то Младыша и обуяло вдруг отчаянное упорство, как в то первое время когда он остался голым и одиноким лицом к лицу с холодом, грозившим лишить его жизни. Теперь, сейчас же, нужно было совершить что-то, сделать невозможное!..
