Каждая новая зима была продолжительнее и холоднее прежней, а лето все убывало, пока не превратилось просто в короткий дождливый отрезок вечной зимы. Ледник все рос и расширялся.
Горные вершины совсем скрылись под сплошным куполом снега, все прибывавшего и прибывавшего. Снег слеживался под давлением новых верхних слоев и превращался в мощный слой ледяного теста, которое сползало по склонам гор и понемногу заполняло долины. Короткое лето не могло особенно повредить Леднику; оно только крепче спаивало его; оттаявший от тепла снег на его поверхности замерзал при первых холодах снова, и Ледник, лишенный снежного покрова, так и сверкал сине-зеленой глубиной на всем своем протяжении, и на горных вершинах, и далеко в долинах. Отблеск этой зеленой бездонности наполнил с течением времени весь горизонт Младыша, все увеличиваясь по мере того, как Ледник незаметно расползался с горных вершин по всему краю.
Ледник вытеснял самую землю, дробил ее в порошок и сминал чудовищной тяжестью движущегося льда. Темною ночью Младыш слышал подземный грохот и скрежет льда, который разворачивал и срывал скалистую почву в своем непрестанном медленном движении вниз, увлекаемый собственной непомерной тяжестью. И Младыш в ответ на это скрежетал зубами.
В тихие морозные дни холод впивался острыми зубами во все поры тела, дыхание вылетало у Младыша из носа какими-то белыми сгустками, а кровь так и колола под кожей, словно звездный дождь. В такие дни он удивлялся, что все еще жив, и радовался этому.
Зверолов
Младыш вполне возмужал и, закаленный несколькими зимами, мог вести своего рода обеспеченную и размеренную жизнь, хотя все еще оставался кочевником. С тех пор как он уразумел смену времен года и научился готовиться к зиме, неосмысленная борьба с холодом сменилась более рассчитанным образом действий.
Он вялил мясо в благоприятное время года и припрятывал его про запас на время холодов. Дичи водилось кругом достаточно и зимою, но Младыш считал за лучшее устраивать себе прочное и вместительное жилье из камней, в котором можно было бы проводить всю холодную пору, а это привело к тому, что он стал делать себе на зиму и запасы пищи. Итак, вполне оседлой жизни он еще не вел, но каждую весну выбирал себе новое место охоты и там оставался на всю следующую зиму.
Свое жилье он устраивал теперь с немалым старанием и по определенному плану. Если ему попадалась естественная пещера, он завладевал ею, предварительно убив медведя, обыкновенно первого ее хозяина, или же строил себе жилье сам, громоздя большие камни один на другой и затыкая все отверстия камнями помельче. Это невысокое каменное жилье он стал углублять, выкапывая под ним в земле яму, которую устилал мохом и звериными шкурами. Тут он и спасался от холода в длинные темные ночи.
Охотиться он продолжал и зимою, но никогда не отходил от дома настолько, чтобы не успеть вернуться домой на ночь.
Хотя у него не было ни огня, ни света, он все-таки кое-что мастерил в своем жилье; если ему не хотелось спать, и запасов вяленого мяса было достаточно, он возился с кожами, содранными с убитых животных. Терпеливо жевал он их вершок за вершком, добиваясь, чтобы они из грубых, жестких и ломких стали мягкими и хорошо бы растягивались. Такому приему его научила горькая нужда, необходимость, как и всему остальному, что он знал; во время голодовок ему часто приходилось довольствоваться обгладыванием остатков мяса с кож, и он заметил, что кожи, побывав у него в зубах, становились прочнее и приятнее на ощупь. Те же голодовки надоумили Младыша заготовлять впрок мясо, провяливая его.
Если же он не был занят жеваньем шкур, то сидел впотьмах и ощупью, как слепой, протыкал острой костью дырки в шкурах, а потом связывал шкуры длинными ремешками, вырезанными из оленьей кожи. Он наловчился кутаться в шкуры особым образом, извлекая из них возможно больше тепла; но это стоило ему долгого и головоломного труда. Из кишок убитых животных он свивал веревки, которые служили ему для разных надобностей. Всем этим можно было отлично заниматься и в потемках.
А зимы становились все длиннее. Ледник забрался уже далеко внутрь страны. Нельзя было заметить, как он двигался, но с каждым годом его владения расширялись. Нижний край его уже достиг низменной равнины; там зеленый потрескавшийся лед столкнулся с остатками мертвого леса, и где прежде росли бамбуки и мимозы, лег теперь ледяной щит высотой с целую гору; в тропических болотах, где прежде росли лотосы, теперь вздымались тусклые арки краев Ледника, из-под которых струились холодные потоки беловатой, мутной воды. Ледник беспрерывно выделял влагу и опять замораживал ее своим холодом; он все рос и расползался, поглощая одну местность за другой.
Младыш хорошо изучил Ледник и знал, что тот все время движется. Он соображал, прикидывал в уме и довольно ясно предвидел то время, когда здесь круглый год будет стоять зима, — Ледник захватит всю страну. И он инстинктивно собирался с силами, чтобы встретить то время во всеоружии опыта и знания. Каждая протекавшая зима была для него суровой школой, которая учила его быть готовым ко всему. И он мало что предпринимал в течение дня, в чем не скрывалась бы забота о будущем, хотя и не всегда сознавал это. Ледник грозил ему и заставлял быть наготове.
Но в первые годы его одиночества лето бывало еще довольно жаркое, хотя и очень дождливое. Это были настоящие потопы; теплый дождь лил недели напролет и превращал весь край в туманные болота. Тогда Ледник, омытый и прозрачный, сохранял свое бездонно-зеленое сияние и в глубинах и на вершинах, с которых полз широчайшими извивами, усеянными трещинами и обломками скал, вниз, в окутанную сеткой дождя и тумана страну.
Эти летние потопы превращали Младыша в водяного жителя; он научился переправляться по воде на древесных стволах, действуя длинным суком, как багром; вздувшиеся реки и озера уже не могли больше становиться преградой на его пути. Если вода оказывалась чересчур глубока, он бороздил ее широким концом сука и все-таки пробирался вперед. Собака следовала за ним, то сидя на противоположном конце ствола, то плывя рядом. До чего они оба промокали! С них всегда так и текло, кожа до самых глаз пропитывалась водой и холодела, но они терпеливо переносили все это.
Во время короткого лета Младыш опять поддавался беспечности, свойственной Лесовику, бросал свои шкуры и бродил без конца, не имея при себе ничего, кроме своего каменного оружия. Он всеми порами своего тела впитывал в себя тепло, целыми днями лежал и грелся на солнце, если только оно пробивалось сквозь облака. Но зимний закал уже сидел у него в крови и ждал холода; у Младыша развилась память, и он никогда не уходил так далеко, чтобы потерять из виду зеленоватый блеск Ледника под небесами.
Лето Младыш проводил в беспрерывных скитаниях, переходя с места на место в погоне за добычей. Он устраивал себе шалаши там, где его заставала ночь, а утром шел дальше. Однажды, во время своих охотничьих походов, он спустился в южную долину, откуда был родом, и нашел лес почти сгнившим и частью превратившимся в кочковатое мшистое болото. Отдельные стволы больших деревьев уже едва можно было различить; они образовали почти непроходимую чащу валежника, заросшую кустарником и сорными травами.
Первобытному лесу уже не суждено было собраться с силами. Каждый год некоторые из опрокинутых деревьев пытались пустить побеги, и над погребенными в болоте пальмами зеленели молодые стебли; но им не суждено было становиться деревьями, — с наступлением зимы они погибали. Ни одно из растений первобытного леса не возродилось в своей первоначальной пышности; они влачили существование в виде мелких, уродливых побегов; некоторые из них, впрочем, оказались довольно стойкими и впоследствии опять создали лес, хотя и меньших размеров.
Зато были и такие растения, которые в первобытном лесу не имели никакого значения, а теперь воспрянули и общими силами принялись воссоздавать лес; это были хвойные растения, которым холод был нипочем. Ель и сосна быстро разрастались и заполняли пустоши первобытного леса. Можжевельник, в былые времена напоминавший гигантские кипарисы, перезимовав в виде мелких, медленно растущих побегов, сохранил куполообразные и пирамидальные очертания своих предков, но значительно уменьшил свои размеры. Некоторые лиственные породы, наоборот, из кустов и трав превратились в большие деревья и приобрели способность сбрасывать свою листву на зиму и обновлять ее весной. К таким принадлежали береза и дуб, которые в первобытном лесу были лишь кустарниками, осина, ива и многие другие. Теперь они вошли в силу, давали побеги и в течение лета, когда и ночи стояли светлые, тянулись кверху своей недолговечной лиственной шапкой.
