царя, обязанного избавиться от неугодных бояр, обвиненных в неправедном суде, корыстолюбии и измене. Убрать одних и приблизить других: справедливых, бескорыстных и верных. И если царь в какие-то времена лишен надежных советников, тогда и вмешивался «мир», восставая против бояр, требуя их казни.
Но откуда взялась сама идея необходимости доброго царского «совета», без которого ничего в государстве не «строится»?
Рядом с московскими великими князьями, а потом и царями всегда были «ближние люди». Их первенствующее место завоевывалось в Боярской думе благодаря аристократическому происхождению и давности службы. В этом случае, как и в случае с местничеством, существовали определенные правила, нарушить которые царь не мог. В Думе должны были присутствовать старшие князья Мстиславские, Шуйские, Воротынские, Трубецкие, Одоевские, Голицыны, представители родов оболенских, суздальских, ростовских и ярославских князей и старомосковского боярства. Боярская дума — важный инструмент, позволявший великим князьям и царям управлять Русским государством в XV–XVII веках. Пожалованные в Думу бояре получали в управление Казну и Дворец, назначались воеводами московского войска и вели дипломатические переговоры с иностранными державами, ведали судом, учетом и распределением собственности, сборами налогов.
Выделение одного или двух-трех «ближних людей», больше других участвовавших в совете с царями, — естественное продолжение опыта управления с помощью Боярской думы. Выбор царя оспаривать не могли, но возвысившиеся над другими царские советники начинали испытывать на себе давление боярских «партий», стремившихся провести своих родственников в ближний круг царя, где распределялись должности, раздавались щедрые царские пожалования за службу. Иногда «ближние люди» своим присутствием в Думе нарушали сложившееся правило учета родословного старшинства. В этом случае всё их влияние держалось на поддержке царя, выделявшего таких советников среди других бояр. Как только эта поддержка уходила, исчезало и влияние на дела «ближнего человека», и дальше его судьба могла быть очень незавидной.
При дворе юного царя Михаила Федоровича ближний царский круг стал состоять преимущественно из Романовых и их родственников. Несмотря на смертную вражду, Романовы многому учились у Бориса Годунова. Главные принципы формирования Думы — происхождение и давность службы — остались неизменными, как во времена династии московских великих князей. Только преимущество при назначениях в Думу стали получать аристократы из родственных Романовым родов. Появился новый чин «спальников» — «комнатных людей», служивших во дворце[399], входивших в круг приближенных людей. Со временем определилась роль первого «ближнего человека» — князя Ивана Борисовича Черкасского, ставшего руководителем правительства царя Михаила Федоровича.
Михаил Романов официально стал первым «самодержцем». С 25 марта 1625 года была введена новая печать, где к изображению двуглавого орла добавили корону, и «на печати и в подписи» в «государьском имянованье» появилось слово «самодержец»[400]. Однако такая перемена имела отношение прежде всего к отказу царя от совета с представителями разных «чинов» на земских соборах. Отношения царя и бояр строились на прежних основаниях, разве что добавился еще совет с другим великим государем, как называли отца царя патриарха Филарета. Бояре при царе Михаиле Федоровиче могли попадать в опалу, но их больше не казнили из-за одного царского гнева, как было при Грозном. Самодержец на троне по-прежнему нуждался в боярском совете и не мог обходиться без него. И это было не только правом, но и обязанностью царя, неписаным ограничением царской власти.
«Ближние люди» были одновременно и «сильными людьми». Право сильного основывалось на исключительном значении членов Боярской думы. Царская милость и пожалования боярам часто были, как тогда говорили, «не в образец». Оборотной стороной становился произвол, превращавший ближних царских советников в людей, недоступных для любого суда, как это произошло с боярином Борисом Ивановичем Морозовым. Противодействие «мира» «сильным людям» стало основой московского бунта 1648 года и выступлений в других городах. «На Москве продадут власть», как говорилось в коллективной челобитной восставших, требовавшей от царя Алексея Михайловича убрать из своего окружения Морозова и других мздоимцев. Воля народа не могла подменить собой волю царя, но именно тогда родилась фундаментальная правовая норма, включенная в Соборное уложение 1649 года: «суд и росправа» должны быть «равными» для всех. Конечно, такое правило только декларировало принцип справедливого суда, но «сильные люди» с этого времени перестали находиться под защитой вековой традиции отношения к приближенным царя, которым всё было позволено.
Царствование Алексея Михайловича укрепило институт «ближних людей». Возрождение частного совета царя с «ближними боярами» было обусловлено обстоятельствами начала царствования. По-другому царь не мог действовать, над ним довлело вынужденное обещание московскому «миру» об устранении от дел боярина Бориса Ивановича Морозова. Другая организация высшего управления потребовалась и в новых исторических обстоятельствах, связанных с призванием под «высокую царскую руку» Войска Запорожского в 1654 году, во время большой Русско-польской войны 1654–1667 годов. Условия войны диктовали необходимость непосредственного участия царя в военных и дипломатических делах. Царские решения обсуждались только с самыми доверенными людьми, иногда во время «государевых походов», а не традиционно в Московском Кремле.
Внешним символом нового порядка стало создание Тайного приказа — личной канцелярии царя Алексея Михайловича. Царь выдавал «азбуку» — особый шифр для переписки с немногими придворными, чей совет он ценил выше других. Такой чести удостаивались Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и сменивший его во главе посольских дел Артамон Сергеевич Матвеев. Царь делился с Артамоном Матвеевым делами, обсуждавшимися в Думе, когда он был еще только стрелецким полковником. Обычно Алексей Михайлович следил за тем, чтобы ничего из обсуждавшегося с ним в разговорах не выходило дальше стен царского дворца. Поэтому есть только одно объяснение такого доверия к Матвееву: он никогда не разочаровывал царя и умел хранить тайны.
Имя «ближнего человека» и боярина Артамона Сергеевича Матвеева сегодня основательно подзабыто. Но он, конечно, не заслуживает такой участи. Путь Артамона Матвеева, сына дьяка, до высот его положения в Боярской думе предвещал перемены, когда служба царям станет главнее родового старшинства. Матвеева, как когда-то Бориса Годунова, называли «канцлером», точно так же его можно назвать и «временщиком», хотя у этого понятия стойкое отрицательное значение. «Время» Матвеева в первой половине 1670-х годов использовалось им не столько для себя, сколько для царской службы. Артамон Матвеев умел предвидеть развитие событий и заранее принимал меры, особенно когда он повлиял на выбор царем Алексеем Михайловичем в жены царицы Натальи Кирилловны. Рождение в царской семье нового наследника, царевича Петра Алексеевича, в итоге оказалось единственным шансом на продолжение династии Романовых.
Боярин Артамон Сергеевич оставался сыном своего века. Как и все, он понимал, что родственные и служебные связи с
