Я действительно умирала с голоду. Я была просто сама не своя. Я чувствовала себя сосудом желаний, изголодавшимся, истощенным существом.
За ужином со Стейси и Ди я заказала все, чего хотела. После этого отправилась в обувной магазин и купила себе пару черных с голубым спортивных сандалий от Меррелла, именно таких, какие мне следовало купить перед началом путешествия. Мы вернулись в хостел, но лишь на минуту, после чего мы со Стейси снова вышли, направляясь на вечер в честь Джерри Гарсии в ближайший клуб, а Ди осталась в спальне, готовясь ко сну. Мы уселись за столик на небольшом, огражденном веревками пятачке на границе с танцполом, пили белое вино и наблюдали за женщинами всех возрастов, форм и размеров, кое-где разбавленными случайно затесавшимися мужчинами, которые топтались и кружились под песни Grateful Dead, игравшие без перерыва, одна за другой. За спинами танцующих был экран, на который проецировалась вереница слайдов, одни из них представляли собой абстрактные психоделические вихри, а другие — рисованные и фотографические изображения Джерри и его команды.
— Мы любим тебя, Джерри! — выкрикивала женщина за соседним столиком, когда появлялось его изображение.
— Ты не собираешься пойти потанцевать? — спросила я Стейси.
Она покачала головой.
— Мне нужно вернуться в хостел. Мы выдвигаемся ранним утром.
— А я думаю, что ненадолго останусь, — сказала я. — Разбудите меня, чтобы попрощаться, если я завтра утром сама не проснусь.
После того как она ушла, я заказала еще бокал вина и сидела, слушая музыку, наблюдая за людьми, наполняясь глубинным ощущением счастья просто оттого, что нахожусь в одном помещении с другими людьми в летний вечер, да еще и музыка играет. Когда полчаса спустя я встала, собираясь уходить, зазвучала песня Box of Rain. Это была одна из моих любимых песен у Grateful Dead, к тому же я была слегка навеселе, поэтому импульсивно ринулась на танцпол и начала танцевать — и почти сразу же об этом пожалела. Мои колени после бесконечной ходьбы казались жесткими и скрипучими, бедра — странно негибкими, но как раз когда я собиралась уйти, тот мужчина из Мичигана, с которым мы познакомились в этот день, внезапно подлетел ко мне и принялся танцевать как бы вместе со мной, вращаясь по орбите вокруг меня, как человек-гироскоп, рисуя пальцами в воздухе воображаемую коробку и одновременно кивая мне, будто я должна была понимать, что, черт возьми, все это значит, и мне показалось, что уйти будет невежливо.
Я заказала еще бокал вина и сидела, слушая музыку, наполняясь глубинным ощущением счастья просто оттого, что нахожусь в одном помещении с другими людьми в летний вечер.
— Каждый раз, когда слышу эту песню, я думаю об Орегоне! — прокричал он мне, перекрывая музыку. — Дошло?! — спросил он. — Коробка с дождем! Типа, Орегон — это тоже коробка с дождем!
Я кивнула и рассмеялась, пытаясь показать, что мне весело, но как только песня закончилась, я метнулась в сторону, чтобы встать у низкой, высотой по пояс, стенки, которая шла вдоль барной стойки.
— Привет, — произнес через некоторое время мужской голос, я обернулась. Он стоял по другую сторону стенки, держал в руке фломастер и фонарик — служащий клуба, по-видимому, управляющий той территорией, на которой можно было выпить, — хотя раньше я его не замечала.
— Привет, — ответила я. Он был красив, выглядел чуть постарше меня, темные кудрявые волосы достигали плеч. Поперек его футболки была надпись WILCO. — Мне нравится эта команда, — сказала я, указывая на надпись.
— Так ты их знаешь? — спросил он.
— Ну конечно, я их знаю, — ответила я.
Его карие глаза сощурились, когда он улыбнулся.
— Клево! — сказал он. — Меня зовут Джонатан, — и он пожал мне руку. Музыка снова заиграла до того, как я успела назвать ему свое имя, но он наклонился прямо к моему уху и, стараясь кричать не слишком громко, спросил, откуда я. Похоже, догадался, что я не из Эшленда. Я заорала в ответ, пытаясь объяснить, насколько это было возможно, что я иду по МТХ, а потом он снова наклонился ко мне и прокричал какое-то длинное предложение, которое я не смогла разобрать из-за музыки. Но мне было все равно, потому что его губы мазнули по моему уху, а его дыхание щекотало мою шею, и это ощущение, очень приятное, пронизало меня до самых пяток.
А будет ли у меня свидание? — думала я, неторопливо идя по теплым улицам. Может быть, это просто смехотворно — идти на свидание с человеком, с которым я едва перебросилась парой слов?
— Что?! — закричала я в ответ, когда он договорил, и он снова повторил сказанное, на этот раз медленнее и громче, и я поняла, что он говорил мне, что сегодня работает допоздна, но завтра вечером будет занят только до одиннадцати, и спрашивал, не хочу ли завтра прийти послушать команду, которая будет играть вживую, а после этого пойти с ним посидеть в баре.
— Конечно! — выкрикнула я, хотя мне ужасно хотелось заставить его повторить все снова, чтобы еще раз ощутить это чудесное прикосновение его губ к моим волосам и шее. Он протянул мне фломастер и жестами показал, чтобы я написала свое имя на его ладони, чтобы он смог внести меня в список гостей. «Шерил Стрэйд», написала я трясущимися руками, стараясь выводить буквы как можно аккуратнее. Когда я закончила, он бросил взгляд на ладонь и показал мне большой палец, я помахала ему и вышла за дверь, ощущая полный восторг.
Завтра у меня свидание!
А будет ли у меня свидание? — думала я, неторопливо идя по теплым улицам. Может быть, моего имени и не окажется в списке. Может быть, я не так его поняла. Может быть, это просто смехотворно — идти на свидание с человеком, с которым я едва перебросилась парой слов, чьей главной привлекательной чертой была внешняя красота и то, что ему нравились Wilco. Я, безусловно, прежде встречалась с мужчинами, имея на то гораздо меньше оснований, — но это было другое дело. Я была другой. Разве нет?
Когда я добралась до больших участков на бедрах, кожа на которых казалась каким-то гибридом между древесной корой и ощипанным цыпленком, я осознала, что ни при каких обстоятельствах на завтрашнем свидании не стяну с себя джинсы.
Я вернулась в хостел, тихонько пробралась мимо кроватей, на которых спали неизвестные мне женщины, вошла в маленькую спаленку под крышей, где лежали Ди и Стейси, тоже спящие. Сняла с себя одежду и забралась в настоящую, самую настоящую постель, которая — вот странность-то! — принадлежала мне на всю эту ночь. Я пролежала без сна добрый час, проводя ладонями по телу, воображая, каково это было бы, если бы на следующий вечер меня касался Джонатан. Холмики грудей и равнина живота, мускулы ног и грубоватая поросль волос на лобке — все это, кажется, было во вполне приемлемом состоянии. Но когда я добралась до больших, размером с ладонь, участков на бедрах, кожа на которых казалась каким-то гибридом между древесной корой и ощипанным мертвым цыпленком, я осознала, что ни при каких обстоятельствах на завтрашнем свидании не стяну с себя джинсы. Вероятно, оно и к лучшему. Видит Бог, я проделывала это слишком много раз, чтобы можно было сосчитать, и определенно больше, чем могло пойти мне на пользу.
