дрожью, которая проходит по ее телу.
— Лучше?
— Да. — Она дуется. — Но я все еще не хочу с тобой разговаривать.
— Ты все еще можешь использовать тепло моего тела, чтобы успокоиться.
— Ты позволишь использовать себя?
— Тебе? Абсолютно.
И я серьезно. Если эта женщина попросит меня вскрыть мою грудь и показать ей орган, который она просила, я вырву его из сухожилий и положу к ее ногам.
Хотя всей остальной херни, которую она попросила, не будет.
Это просто невозможно.
Ее шея краснеет, и я клянусь, она краснеет, возможно, от умиления, но затем она позволяет своему отвратительному рту взять верх.
— Это все равно не дает тебе права похищать меня.
— Разве ты не хотела от меня большего? Я веду тебя знакомиться с моими родителями.
Ее взгляд уходит в сторону, и я ненавижу, когда она разрывает зрительный контакт. Мне приходится видеть ее постоянно, и она никогда не уклонялась от меня, поэтому, когда она разрывает нашу связь, я чувствую странное чувство потери.
Словно почувствовав перемену, ее взгляд снова медленно встречается с моим.
— На скольких ты пробовал этот трюк?
— Ты первая.
— Я должна чувствовать себя особенной, потому что победила всех девочек и, по-видимому, мальчиков?
— Пять из пяти, но настоятельно рекомендую, и не будь гомофобом. Это плохо сочетается с остальной твоей моралью.
— Гомофобия не имеет к этому никакого отношения. Я просто думаю, может быть, в будущем я застану тебя в постели с мужчиной или женщиной.
— Возможно, с обоими одновременно. — Когда она бледнеет, я добавляю. — Это была шутка.
— Я думала, ты не шутишь.
— С тобой — да.
Она кладет руку мне на плечо, вероятно, для равновесия, но я предпочитаю думать, что она также хочет каким-то образом прикоснуться ко мне — так же, как я к ней.
— Ты бисексуал?
— Николай — да.
— А ты? Тебя привлекают мужчины?
— Не совсем. Меня привлекали любые доступные отверстия. Пол не имел имеет значения.
— А сейчас?
— Прошло несколько месяцев с тех пор, как я не заботился о сексе в целом, будь то с мужчинами или женщинами. Все они становились повторяющимися, безвкусными и болезненно скучными
— Пока ты не нашел меня, — шепчет она.
— Пока я не нашёл тебя. На вершине того утеса ты выглядела такой невинной и наивной, что мне захотелось как-то запятнать тебя, разрушить эту кажущуюся невинность и посмотреть, что за ней скрывается.
— Разве ты не романтик?
— Ты думаешь?
— Я сдаюсь. — Она испустила вздох. — Я явно не могу выиграть у тебя.
Если бы она только знала, насколько неверно это утверждение. Это больше похоже на то, что я не не могу победить с тех пор, как она появилась в моей жизни.
Мои пальцы запутались в ее волосах, и она закрыла глаза, не желая наслаждаться поглаживаниями, но все равно делает это.
— Ты больше не куришь, — неожиданно объявляет она.
— Я сказала, что брошу, если ты займешь мои губы и руки, и я сдержала свое слово, детка.
— Ты... действительно бросила из-за меня?
— Конечно. Пассивное курение — серьезная угроза для твоего здоровья.
— Ты представляешь серьезную угрозу для моего здоровья.
— Жаль, что ты не можешь бросить меня.
— Никогда не знаешь. Может быть, однажды я найду мужчину получше.
— Я единственный мужчина, который у тебя будет, так что привыкай к этому и перестань меня провоцировать. — Я глажу ее по волосам. — Спи, маленький кролик. До посадки осталось около семи часов.
Еще одна причина, почему я не возвращаюсь домой.
Я жду, что она будет бороться, но она сгибает ноги так, что они оказываются у меня на коленях, и кладет голову мне на грудь.
Это один из немногих случаев, когда она отпускает, не начиная драму из-за того, что находится в моей компании. Она говорит, что хочет большего, но как она может не видеть, что с тех пор, как она появилась, я веду больше сражений, чем раньше?
— Это несправедливо, что ты чувствуешь себя в безопасности, — ворчит она, когда ее тело расслабляется в моих руках, и ее дыхание выравнивается, когда она погружается в дрему. Мой нос гладит ее волосы, вдыхая аромат малины, смешанный с алкоголем, и я тоже позволяю себе заснуть.
Потому что она тоже чувствует себя в безопасности.
* * *
Эхо голосов кружится вокруг моей головы, как жужжание пчёл.
— Господи Иисусе, Глиндон. Ты не так должна это делать.
Мои глаза распахиваются, и первое, что я замечаю, это то, что вес, лежащий на мне исчез, и вместо него я обнимаю подушку. Очень гладко.
Наверное, кролик положил подушку, чтобы я не почувствовал пустоту и не проснулся сразу.
Но дело не в этом. Это Гарет стонет, называя имя Глиндон.
Я поднимаю голову и понятия не имею, как назвать это гребаное чувство, когда обнаруживаю, что они сидят за столом на несколько мест впереди и играют в гребаное «Уно».
Но я знаю, что оно слишком похоже на чертово облегчение.
Это уже даже не смешно. Я постоянно нахожусь на грани убийства из-за этой девушки, и самое ужасное, что именно она не дает моим демонам вырваться наружу.
Экран над моим креслом показывает, что до посадки осталось еще около трех часов.
— Ты не рассказывал мне об этом правиле раньше. — Она прижимает карты к груди. — Ты не можешь просто придумывать новые.
— Я не придумываю. — Он показывает ей карточку с правилами. — Оно прямо здесь.
— А как насчет «нет»? Ты жульничаешь!
— Потому что ты проигрываешь?
— Я могла бы выиграть, если бы ты не начал изобретать правила направо и налево.
— В миллионный раз повторяю, они здесь. Просто признай поражение и двигайся дальше. Где твой спортивный дух?
— Не в здании. Извини, я имею в виду чертовом самолете . Давай, просто забудем, ладно?
Он улыбается, а я сжимаю кулаки, и это происходит по многим причинам. Первая — это то, что я подумал, что он забыл, как на самом деле улыбаться, не притворяясь. О, и как чертовски комфортно Глиндон в его присутствии.
Он, как никто другой, должен был понять, что она теперь моя слабость, место по которому он может ударить, чтобы добраться до меня, и, зная
