15
Хотой, Августин и Томас заняли места в вершинах равностороннего треугольника. Кристалл был в центре, в ячейке компьютера.
Саама растворялась под языком, оставляя после себя легкое жжение. Хотой сидел в позе лотоса. Августин, чьи связки не отличались особой эластичностью, – в полулотосе. Томасу было позволено сидеть по-собачьи, то есть как обычно – на заднице.
Глаза их были закрыты, тела – с виду беззащитны. Но Хотой знал, а Августин начинал догадываться, что они находятся под более чем надежной защитой.
Хотой нараспев читал мантру. Августин и Томас слушали его. И хотя Августин не понимал ни слова на санскрите, он впитывал каждое слово, будто губка воду. По мере того как саама растворялась, загадочные слова мантры становились все более понятными. Звуки наполнялись глубоким, стародавним смыслом. Августину вдруг начало казаться, что даже Томас понимает ее.
Наконец тело отпустило Августина.
Перед глазами одна за одной начали возникать красочные абстракции, которые сменяли друг друга, словно многоцветные картины в калейдоскопе.
Августин чувствовал себя птицей, все дальше улетающей от насиженных мест. Он чувствовал, что больше не принадлежит себе и восходящие потоки воздуха – или чего-то, что заменяет воздух, – уносят его туда, где тело и дух ничем друг другу не обязаны. Он не спрашивал себя почему.
Августин был не одинок.
Он ощущал рядом с собой железную волю Хотоя, увлекающую его куда-то. Он чувствовал пульсации, которые исходили от Томаса. Но он по-прежнему ничего не видел. Видение пришло потом.
16
Мак-Интайр сидел совершенно неподвижно. Щуро шлялся туда-сюда по комнате. Щуро по-прежнему разглагольствовал – о киборгах второго и третьего поколения, о перспективах, о порядке.
Мак-Интайр не слушал. С какого-то момента ему начало казаться, что Щуро умышленно тянет время. Для чего?
Мак-Интайр по-прежнему курил. Когда окурок шестой по счету сигары был раздавлен его каблуком, Щуро приблизил к губам браслет и сказал кому-то на том конце отсутствующего провода: , – Ну наконец-то! Пускай заходят.
Мак-Интайр понял, что в своих подозрениях он был не так далек от истины.
– Итак, любезный Мак-Интайр, русский народ в моем лице поведал вам все свои чаяния и надежды. А теперь вам предстоит аналогичная исповедь перед русским народом. – Щуро пустил в ход свое секретное психологическое оружие – иронию высшего порядка, которая заключалась в полном отсутствии иронии.
В белоснежную комнату ворвались не менее двух дюжин людей с видеокамерами, диктофонами и осветительными приборами, в которых даже ребенок из глухой зимбабвийской деревни признал бы репортеров. Тех самых, что продаются один раз в жизни, становясь репортерами.
Некоторые из вошедших являлись синхронными переводчиками, что можно было легко заключить по их независимому и высокомерному виду.
«Этого еще не хватало!» – выругался себе под нос Мак-Интайр, когда портативные софиты осветили его драный, перепачканный армейский комбинезон и закопченное злое лицо.
Репортеры набросились на свою жертву, словно мухи на навозную кучу. Куда бы ни повернулся Мак-Интайр, в лицо ему глядела стереокамера.
– Новости Второго Канала, – представилась бойкая женщина. – Скажите, с какой целью Интерпол предпринял этот беспрецедентный штурм?
Переводчик повторил все сказанное ею на английском.
– Мы хотели помешать распространению в России систем «Асгард», в каждую из которых внедрен чип обратной связи, позволяющий зомбировать людей посредством ВР, – на чистом русском языке сказал Мак-Интайр, что весьма озадачило присутствующих. Но лишь на минуту.
– «Молодая правда», – представился плечистый молодой (под стать своей «правде») человек, подсовывая под нос Мак-Интайру диктофон. – Почему вы предпочли грубую силу дипломатии?
– Невозможно заниматься действенной дипломатией в насквозь коррумпированной стране, – отрезал Мак-Интайр. – Вооруженная акция была и остается единственным способом предотвратить катастрофу.
– Шестой канал. Признаете ли вы себя виновным в гибели многих десятков людей? – затараторил репортер-коротышка. Его контактные линзы имели весьма экстравагантный бирюзовый цвет. Он доставал Мак-Интайру до пояса.
И тут Мак-Интайра пронзила догадка. Что бы он ни говорил, как бы ни позировал, как бы ни выступал он в защиту демократии и своих действий – все без толку. Щуро не боится никаких разоблачений. Не боится потому, что их никто никогда не услышит.
– Что здесь произошло?
– Почему так много военной техники?
– Что случилось с вашими людьми? – сыпалось на него со всех сторон.
Мак-Интайр не любил совершать бесполезные действия. Ненавидел метать бисер.
– Fuck off!!! (То же, что и «отстань», но в нецензурной форме (англ ).) – взревел Мак-Интайр. – FUCK OFF!
Синхронные переводчики скоренько перевели – надо же им было отрабатывать свои гонорары.
Теперь среди собравшихся не было никого, кто бы не понял, что пресс-конференция окончена.
17
День клонился к вечеру. Умиротворение, растворенное в воздухе, передавалось нешироким и совершенно пустынным улицам хутора Глинище.
На окраине хутора летний вечер был особенно ощутим – тягучий теплый воздух сгущался по мере того, как сгущались сумерки.
Возле доисторического колодца с журавлем стояла скамеечка. На ней полусидел-полулежал человек. Ему было душно. На его лице было написано ожидание встречи. И встреча состоялась.
Другой человек в расшитой неведомыми узорами рубахе и болотно-зеленых шортах подошел со стороны леска, видневшегося на горизонте.
– Здравствуй, Локи.
«Так. Он изменился Раньше он не сказал бы мне „ты“ и не назвал бы меня „Локи“. Хотя бы уже потому, что не знал имени своего загадочного работодателя».
– Здравствуй, Владимир. – Локи говорил медленно. – Все, что я хочу тебе сказать, я скажу сразу.
Вопреки собственному заявлению, он надолго замолчал, разглядывая небеса, в которых разглядывать было ровным счетом нечего. Даже «Аргуса-18» в них больше не было.
Его собеседник не нарушал молчания. Наконец Локи сказал:
– «Снарк» мертв. Террористов в России больше не существует. Денег у меня нет. И новый доступ в ВР я тоже сделать тебе не могу.
«Убить он меня не сможет. Я выстрелю быстрее. Все равно быстрее».
– Значит, так тому и быть. – Владимир Роговцев не был расстроен. – Все равно возьми.
Владимир вынул из кармана холщовый мешочек, и на его ладонь выкатилось одно крохотное смолистое зернышко.
– Это и есть саама. Будь осторожен.
– Спасибо, Владимир. Я твой должник. Клянусь Утгардом, если я останусь жив, я расплачусь с тобой по счетам. Если ты обманул меня и это не саама, я тоже расплачусь с тобой. Другими купюрами. Красными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
