Я — учительница. Преподаю литературу в 9-х — 10-х классах. Живу в г. Нефтеюганске Тюменской области. Пишу Вам я не только от себя лично, но и от всех моих ребят, которым рассказала однажды о театре, руководимом Вами. Наш городок очень маленький и очень молодой, дошкольник еще — ему всего 6 лет. Он вырос на месте огромных болот и кедрового леса. Сообщение к нам пока только воздушное. ‹…› Можете себе представить, как мало видели эти ребята, как мало читали, ведь даже сейчас здесь очень трудно с книгами. ‹…› Родители тоже очень мало могли сделать для ребят в этом отношении, т. к. в основном люди очень малограмотные. ‹…› Помогите нам, пожалуйста, провести вечер, посвященный Маяковскому. ‹…› Наша мечта — сценарий…, но мы, конечно, будем Вам очень благодарны за советы, ведь такая громада материала: можно „утонуть“ в нем, а можно и упустить что-то очень важное. С нетерпением ждем ответа» (Марианна Николаевна и 10-в класс)[796].
«…Мы, группа студентов режиссерско-театралъного отделения III курса, считаем Вас и Ваш театр нашим крестным. Пусть Вас, дорогой Юрий Петрович, это не смущает. На II курсе мы организовали на кафедре режиссуры творческое объединение, работали ночами и выпустили первый спектакль „Поезд“ по мотивам романа Н. Мейлера „Майами и осада Чикаго“; это политически-развлекательное обозрение о „демократических“ выборах, мыслях и страданиях честных художников и поэтов США. Мы использовали стихи, письма и т. д. ‹…› Скоро у нас вторая премьера — это „Мокинпотт“ П. Вайса. ‹…› Дорогой Юрий Петрович, нам дорог Ваш театр, мы видели почти все Ваши спектакли. Театр на Таганке — это театр с ярко выраженным темпераментом мысли. ‹…› Юрий Петрович, у нас в костюмерной висит Ваш портрет, и в трудные минуты мы вспоминаем Ваши спектакли, Ваших актеров.
Нам часто бывает трудно, зовут наше объединение „Публицист“. ‹…› В нашем городе, городе „тихой обители“, где процветает Софроновщина[797] и др. вещи, мы ставим „Мокинпотта“. Некоторые видели Ваш спектакль[798].
Хотелось бы, чтоб Вы нам ответили и… подняли дух наших ребят, Ваше письмо будет зарядом нам на всю жизнь. Хотелось бы встретиться с Вами, услышать Ваши мысли по поводу современного состояния театра, его путей, поисков.
Напишите нам о Мокинпотте.
Ответьте нам. От этого много зависит»
(Александр Потапов, г. Тамбов)[799].
Поддержка зрителя
На вопрос «Чем был для Вас Театр на Таганке?»[800] А. Е. Бовин ответил так: «Осажденной крепостью, которую надо защищать».
Из ответов на вопросы анкеты к 25-летию Театра на Таганке.
Расскажите о Вашей первой встрече с Театром на Таганке.
«Спектакль „Павшие и живые“ должны были играть в помещении театра им. Маяковского… И вновь очередной запрет и приказ растащить декорации.
Пригрозили милицией. И мы „восстали“…
Помню, как не только молодежь, но и старики стояли, сжав кулаки, готовые идти на баррикады и драться…»
Чем был для Вас Театр на Таганке?
«Нагие поколение, те, которых сейчас называют „шестидесятниками“, хорошо помнило войну. Но на фронте мы по малости лет не были. Так вот, Таганка во времена застоя была нашим, фронтом».
В. Т. Логинов, историк.
Поддержать театр готовы были и многие зрители. В 1978 году, после публикации в газете «Правда» очередной разносной статьи о театре[801], агроном Н. Быков писал Ю. П. Любимову:
«У Вас огромное Дело жизни[802] — не реагируйте болезненно на выпады столь безосновательные! ‹…› Это все так глупо, ничтожно по сравнению с тем, о чем говорит Ваша „Ревизская сказка“ или „Мастер и Маргарита“. ‹…› Публицистика и лирика пронзительны в Театре на Таганке. Из зала выходишь не убаюканным, но мобилизованным на реальную борьбу с повседневным злом…» (Письмо от 3 февраля 1979 г.)[803].
Сказанное Быковым можно воспринять как абстракцию в духе советского времени. Однако «борьба с повседневным злом», о которой говорит зритель, могла принимать и вполне реальные формы. Выходило так, что отстаивать приходилось сам театр. Особенно активны зрители были в том, что касалось защиты спектакля о Владимире Высоцком. Когда в очередной раз эта работа театра была запрещена к показу (это произошло после прогона 31 октября 1981 года), энтузиасты из МИФИ (Московского инженерно-физического института) составили обращение к студентам с просьбой поддержать спектакль «Владимир Высоцкий».
Авторы этого письма сравнивали положение Таганки с ситуацией, которая сложилась вокруг театра В. Э. Мейерхольда в 1928 году (тогда ГосТИМ[804] поддержала общественность, и театр просуществовал еще десять лет), и возмущались действиями чиновников:
«Так же, как нынешние чиновники от искусства с удивлением рассуждают о невежестве тех, кто травил Маяковского, Пастернака и других, а сами в то же время не признают творчества выдающихся современников, так и в будущем новые чиновники будут удивляться насчет теперешних, не замечая очередного будущего гения. ‹…› История иногда повторяется. ‹…› Мы считаем невозможным сидеть сложа руки и молча наблюдать, как разрушается один из лучших театров, оказавший такое влияние на нашу театральную современность. Театр Любимова должен жить! Мы предлагаем обратиться с письмом в Центральный Комитет нашей партии, в редакции центральных и московских газет, в Союз писателей, ВТО. Мы обращаемся ко всем комсомольцам, студентам, сотрудникам института, к тем, кто любит и ценит театр, кто верит, что его можно сохранить, с призывом встать на защиту театра, выразить свою поддержку и подписать письмо — говорят авторы обращения»[805].
Широкой кампании тогда не получилось. Спектакль «Владимир Высоцкий» отстоять не удалось — в конце концов, его было разрешено показывать только два раза в год: в день рождения и в день смерти поэта. Тяжелые испытания ожидали весь театр.
Заключение
Конечно, история Театра на Таганке не закончилась в 1980-е годы. Но мы сознательно остановились именно на этом рубеже; взяли тот период жизни театра, когда он, как и другие советские театры, существовал в рамках единой системы государственного контроля за искусством.
Приходя на спектакли, зритель мог подумать, что тиски советской цензуры Таганке совсем не мешали — настолько сильным, необычным, даже ошеломляющим казалось то, что делал этот театр. Но, узнавая подробнее, чего стоили руководителям театра, актерам, даже его друзьям, вышедшие спектакли, понимаешь — настоящее искусство «прорастало» в тоталитарной системе, как пробивается трава сквозь асфальт.
И тут парадокс. Ведь не в любую, даже самую демократическую, эпоху появляется нечто такое, что переворачивает с ног на голову и искусство, и мышление людей. Почему это произошло в Театре на Таганке?
История Таганки давно стала легендарной, «обросла» мифами. Это театр политический, театр без актера. Здесь процветают диктат режиссера и произвольное прочтение классической литературы.
Казалось бы, многие мифы уже должны быть развеяны. Хорошо известно, какую плеяду замечательных актеров вырастил Театр на Таганке, какие тут работали художники и композиторы, как много значил для театра Давид Боровский.
И «политическим» этот театр тоже не назовешь. О нем, скорее, говорят как о «поэтическом». В репертуаре Таганки прочное место заняли стихи. И другие спектакли здесь строятся по законам поэзии — на емких метафорах. Даже постановки, сделанные по заказу, по силе художественного решения не уступали лучшим спектаклям театра, вспомним «Мать» и «Что делать?».
Менее известно, что многие спектакли Ю. П. Любимова рождались в творческом сотрудничестве с самыми разными людьми — актерами, учеными, музыкантами, писателями… Наконец, только внимательный зритель и опытный читатель оценит, с каким вниманием относились в театре к литературному материалу, даже когда шли на самые смелые эксперименты.
