Возвращаюсь из школы, а тут ко мне подкатывает на мотоцикле какой-то парень в черной нейлоновой куртке с полосками на рукаве и заявляет: здравствуй, Ниёле, сестричка, постой, дай на тебя посмотреть!
После этих слов Ниёле на мгновение смолкла и сделала гримаску, которая должна была передать, какую неожиданность она испытала.
— Ну, говорю, только этого мне не хватало! Иду дальше, а он за мной едет медленно-медленно и продолжает: я тебя, говорит, с самого рождения знаю, интересуюсь тобой, слежу за твоей жизнью… Мы с Линой принялись хохотать, а он: не смейтесь, я серьезно! Странно, откуда он знает, как меня зовут?
— Кто захочет, тот узнает, — бормотнул Кунчинас. Он не спускал глаз с лица дочери, на котором отражалось неподдельное волнение, и это почему-то сердило его. Ему не нравилось, что сквозь тонкую вуаль изображаемого Ниёле возмущения проглядывает удовольствие, что происшедшее льстит ей.
Кунчинас взглянул на жену, в ее глазах тоже отразилось беспокойство. Словно и мать, и отец внезапно услышали первые сигналы тревоги, донесшиеся до их выросшей уже дочери откуда-то издалека.
— А сегодня этот странный молодой человек уже и на мотоцикл тебя усадил? — с легким упреком спросил отец.
Ниёле сразу посерьезнела и принялась оправдываться:
— Хотите, говорит, научу водить мотоцикл? Мы с Линой в шутку согласились. Покатались немножко около плотины.
— А мне сказала, что уроки с Линой делала, — вставила мать.
— Прости, мама, как-то неудобно было все тебе сразу рассказать… Сначала мы действительно уроки делали, а потом покатались. — Когда Ниёле произносила эти слова, в ее голосе сплелись в одну нить две интонации: сожаление о содеянном и упрек родителям. Посерьезневшее личико и надутые губки говорили о том, что она недовольна: следят за каждым ее шагом! Пора бы уж им наконец понять, что ей семнадцать!
Чтобы избежать новых вопросов, Ниёле встала из-за стола и принялась собирать тарелки.
— Помою, — коротко бросила она в ответ на вопросительный взгляд матери.
Собирая посуду и вытирая со стола, все время чувствовала на себе пристальные взгляды, которые сегодня особенно раздражали, сковывали движения, будто родители невидимой веревкой опутывали ее.
Закончив уборку, Ниёле остановилась у двери в свою комнату, обернулась к отцу и матери и, словно отвечая на их немой вопрос, сказала:
— Ведь не разбойник же он! Чего вы так всполошились?!
2
Подъезжая к центральной усадьбе колхоза, Раполас Кунчинас заметил, что за его машиной увязался какой-то мотоциклист. Синий полосатый шлем и закрывающие лоб и нос очки не позволяли рассмотреть его лицо, но черная нейлоновая куртка с двухцветной полоской на рукаве показалась председателю знакомой. По ней он признал в преследователе того самого молодого человека, который катал на мотоцикле их Ниёле. Охваченный беспокойным любопытством, Раполас несколько раз оглядывался — хотелось рассмотреть, кто скрывается под полосатым шлемом и широкими очками. Мотоциклист не пытался обогнать, специально тащился позади, изображая почетный эскорт.
Когда автомобиль председателя остановился возле колхозной конторы, Кунчинас заметил, что и мотоциклист свернул к обочине. Пока Раполас не спеша выбирался из машины на тротуар, парень успел не только соскочить с мотоцикла, но и снять шлем. Пригладив рукой черные кудри, он чуть не бегом бросился вслед за Кунчинасом, который уже поднимался по ступенькам конторы.
— Прошу прощения, товарищ председатель, нельзя ли на минутку задержать вас? — догнал Кунчинаса звонкий и уверенный молодой голос.
Председатель остановился, обернулся. С любопытством оглядел парня, будто вопрошая: кто таков? Маленький короткий нос, нагловатые карие глаза, ямочка на подбородке, высокий, опрятно одетый, парень как парень, сколько таких гоняет на мотоциклах…
— В чем дело? — не скрывая неудовольствия, спросил Кунчинас.
Парень подошел ближе и объяснил:
— Надо поговорить с вами. Но желательно не в конторе, а, так сказать, на природе — в скверике, на чистом воздухе.
Председателю его слова показались вызывающими. Ишь ты, начальство нашлось! В конторе ему, видите ли, не с руки… Ох, эта современная молодежь! Никакого воспитания… Однако Кунчинас подавил в себе раздражение, так как почувствовал, что разговор пойдет не о служебных делах. Неужели так с ходу попросит руки Ниёле, подумал он.
— Что ж, можно и в скверике. Только у меня, молодой человек, для долгих бесед времени нету.
Кунчинас спустился с крыльца и первым свернул в уютный скверик, разбитый перед фасадом конторы. Сев на широкую скамейку напротив по-осеннему пестрой клумбы, удобно откинулся на спинку, положил ногу на ногу. С высоты своего председательского поста он покровительственно глянул на мотоциклиста, который на миг заколебался, как поступить: сесть рядом или остаться стоять. Мысленно Кунчинас решил, что в зятья ему этот парень не подойдет.
— Я уже давно слежу за вашей процветающей семьей, за вашей благополучной жизнью и, признаться, завидую, — начал парень, усаживаясь рядом.
Председатель искоса глянул на незнакомца. Он был удивлен — начало разговора несколько неожиданное.
— Что же дальше? — иронически поощрил он.
— Наблюдаю за вашей семейной идиллией и завидую сестричке Ниёле, ей здорово повезло. К сожалению, моя жизнь не была усеяна розами.
Кунчинас вздрогнул и судорожно вцепился в край скамейки, словно боясь упасть с нее. Глаза из-под пышных седых бровей гневно сверкнули.
— Что ты несешь, молодой человек? — выдавил он после небольшой паузы. — Уж не пьян ли? Попрошу ближе к делу. Выслушивать всякий бред у меня нет ни времени, ни охоты.
— Терпение, товарищ Кунчинас, терпение! Сейчас все изложу по порядку. — В голосе мотоциклиста неожиданно зазвучала властность. — Ниёле, которой вы так гордитесь, на которую нарадоваться не можете, вам не родная!.. В пятьдесят седьмом вы взяли ее в Рудясе из детского дома. Так? Тогда ей было всего годик. А вам сообщили, что Ниёле не совсем одинока, что у нее есть брат? Понятное дело, я тогда был немногим старше и о сестре не беспокоился. Теперь дело другое.
Пальцы председателя, сжимающие край скамейки, заметно побледнели, лицо залила краска.
— Ты что-то путаешь, парень! Или занимаешься шантажом! — отрезал он, повысив голос. — Моя дочь не имеет никакого отношения к детскому дому, и брата у нее, к сожалению, нет. А если у тебя к ней претензии другого рода, совсем не родственные, то ваше дело, и я тут ни при чем.
Словно не замечая тона председателя, мотоциклист спокойно гнул свое:
— Возможно, Ниёле не помнит про Рудясу, но вы-то должны помнить? Там вы подписали соответствующий документ, наличие которого подтвердил тогдашний директор детского дома Пранас Левицкас. Успокойтесь, Ниёле интересует меня исключительно как сестра. Должен же быть у меня на свете хоть один близкий человек!
Это заявление несколько остудило Кунчинаса, но он
