Его кости, казалось, размякли, и он повис на руках германца.
Глум сматывал веревки. Он осмотрел ту, что порвалась, и нахмурился.
— Ты был прав насчет этой ненадежной веревки, — заметил Радульф.
Парень щелкнул языком.
— Нет, порвалась как раз таки новая.
Сиз разрыдалась, когда они принесли сокольника вниз. Гренландцы разместили его в палатке и столпились у входа. Сиз зашикала на них и прогнала всех, кроме Радульфа. Она нагрела воды и обмыла Вэланду лицо. Рана опять начала кровоточить.
— Принеси мне зеркало.
Девушка вернулась с полированным бронзовым диском в руках. Вэланд поднес его к лицу и осмотрел рану. Задний коготь сокола разодрал посередине лба длинную глубокую рану. Он нащупал сумку, в которой хранил свои сокольничьи принадлежности, и вытащил костяную иглу и нить, которые он использовал для зашивания век у только что пойманных птиц.
— Ты хочешь зашить ее? — спросил Радульф.
— Сама собой рана нормально не срастется.
Трясущимися руками он старался продеть нитку в иголку. Сдавшись, он передал их Сиз. Она продела нить в ушко и вернула сокольнику, затем отошла назад и опустилась на корточки, кусая ногти. Он опять протянул ей иголку.
— Придется тебе. Это нетрудно. Я зашивал раны псу, когда он, еще молодой, подошел слишком близко к раненному мной оленю.
— Я не могу.
— Может, я попробую? — вызвался Радульф.
Вэланд прикрыл глаза. Затем вновь открыл и протянул руку.
— Давай иголку. Ты подержи зеркало.
Он приподнялся и поднес острие иглы к ране. Ее края опухли и потемнели. Ему было трудно точно орудовать иголкой. Не с первого раза он приставил ее куда следует. Он проткнул отвисший край. Вэланд вздрогнул от боли и завершил первый неровный стежок. Кровь лилась ему на глаза. Сиз промокнула его куском ткани.
— Это никуда на годится, я ничего не вижу.
Сокольник протянул иголку Сиз.
— Пожалуйста.
Он откинулся на спину.
— Радульф, держи мне голову.
Лицо Сиз приблизилось к нему, и он закрыл глаза. Первые несколько стежков были мучительно болезненными, но потом он как будто покинул свое тело, и, хотя по-прежнему чувствовал каждый укол, боль, казалось, испытывал кто-то другой.
Он пришел в себя и увидел, что Сиз смотрит на него сверху вниз. Он поднял руку и провел ею ГІО лбу.
— Все готово?
— Да, ты был молодцом.
— Покажи.
Она протянула ему зеркало. Его лоб напоминал раздувшуюся грозовую тучу, но аккуратный шов был наложен очень искусно.
— Я знал, что ты хорошо справишься с этим делом.
Сиз изо всех сил старалась не расплакаться.
— Тебе нужно чего-нибудь поесть.
Он помотал головой. От мысли о еде его мутило.
— Тогда поспи.
Девушка попятилась к выходу. Вэланд заговорил, не задумываясь о том, что он произносит:
— Сиз, я люблю тебя.
Она остановилась.
— Как сестру?
— Как женщину.
Сиз опустилась рядом с ним и покрыла его щеки нежными поцелуями. Он обнял ее, прижимаясь лицом к ее плечу.
— Что же нам делать?
— Ах, Вэланд, какие же глупости ты говоришь. Мы будем делать то, что делают все влюбленные.
Она приложила палец к его губам.
— Когда ты поправишься.
XXIV
Он встал уже на следующее утро, а через день возобновил поиски обитаемых гнезд. Вскоре Вэланд исследовал все фьорды по обе стороны Красного мыса и нашел еще четыре гнезда. На этот раз поиски не были сопряжены с такими невероятными трудностями, как в случае с первым. К двум из них он подобрался снизу, а к остальным позволил Глуму спуститься на веревке. Но все птенцы были слишком молоды, чтобы их брать. Вэланд объяснил, что, если сокола забрать из гнезда до того, как он полностью оперится, он никогда уже не избавится от грубых инфантильных привычек. Лучшее время для изъятия птиц из гнезда, когда они уже покрылись перьями и готовы совершить свой первый вылет. Но даже тогда некоторые из них вырастают вспыльчивыми и жадными, они беспрерывно кричат, требуя пищи, и раскрывают крылья, сидя на кулаке, совершенно неприличным образом. Поэтому он предпочитает перелетных соколов, пойманных в ловушку в свою первую осень, когда вольные ветры окончательно делают их взрослыми.
Один как раз такой образчик влетел в его жизнь, когда сокольник возвращался от последнего обнаруженного им гнезда. Сидя в шлюпке, они гребли к выходу из фьорда с северной стороны Красного мыса. Спереди них висел плоский диск клонившегося к западу солнца, с правого борта падали длинные тени на покрытый ледником берег. Поверхность воды, густо усеянная кусками льда, была совершенно неподвижна. Покой нарушила стайка белых куропаток, пролетевших мимо лодки к другому берегу. Когда Вэланд заметил кречета, тот был в сотне ярдов позади куропаток и лениво взмахивал крыльями. Но вот он пронесся мимо белой молнией, и Вэланд увидел, что расстояние до куропаток сократилось уже вдвое. Кречет догнал стаю, когда та еще не достигла и середины фьорда, и схватил одну из птиц прямо на лету. Раскинув крылья, он описал полукруг и унес жертву, сжатую в лапах. Вэланд заметил, что он приземлился на скалистом выступе с ближней к морю стороны ледника.
— Высадите меня на берег.
Радульф застонал.
— Оставь его. У нас был трудный день, и я хочу есть.
— Я долго не задержусь.
Он сошел на берег и двинулся вперед, пока не увидел кречета ясно. Тот терзал и глотал свою добычу, потом распушил перья и задремал. Сокольник подошел ближе. Птица подняла одну лапу, не проявляя никакого страха в связи с его приближением. Вероятно, она никогда раньше не встречалась с человеком. Он остановился, когда уже мог различить четкие очертания ее маховых перьев на крыльях. Ее голова и грудь были девственно-белыми, а черные пятнышки на крыльях только оттеняли общую белизну. Вэланд придвинулся еще ближе, и сокол расправил крылья, приготовившись подняться в воздух. Еще один шаг, и птица взмыла, улетая в сторону через ледник.
Вэланд взобрался на ее наблюдательный пункт. Вокруг на камнях валялось множество костей ее жертв вперемешку с испражнениями. Он поднял сброшенное маховое перо. Крупные черные отметины на нем говорили о том, что кречету уже больше года, но он еще не такой дикий, чтобы не поддаться приручению. Сокольник взглянул через фьорд. Над бледно-зеленой талой водой, стекающей от ледника, порхали крачки. Над заливом пролетели утки. Каменистая возвышенность служила кречету одновременно и сторожевым постом, и столовой.
Он вернулся к своим товарищам и показал им перо.
