Так… Родился в японской части Екатеринбурга через семнадцать лет после Исхода. Перескок: молодой Акахира — участник Всеяпонского конгресса партии религиозной свободы. Конгресс собрался в Тегеране, бывшей столице Ирана, ныне городе свободной молодежи западных провинций.
Нет, так не пойдет, нужно последовательно.
Спокойно, Акахира, жить тебе осталось полторы секунды, нет, уже на семь миллисекунд меньше, не суетись, дай понять.
Сначала. Родители. Отец — отставной генерал, в дни Исхода командовал бригадой, которая наступала на Ближний Восток с юга, десантируясь с судов, захваченных в доках бывших Соединенных Штатов. Мать… Не прочитывается. Не думает Акахира о матери, никогда не думал, разве что в раннем детстве, когда все еще такое розовое или черное… Мать ему казалась цветком, который рано увял, потому что… Вот оно, все понятно, мать была проституткой в армейском борделе, родом она была из Юго-Восточной Азии, то ли с Филиппин, то ли из Малайзии, отец на эту тему не любил распространяться, а самого Акахиру родословная матери интересовала лишь постольку, поскольку мешала продвигаться по армейской служебной лестнице.
Не очень-то и мешала, если разобраться. В шестнадцать лет — пехотное училище в бывшем американском Фриско. Город уже лет пять стоял разрушенным китайской водородной бомбой — пустой уже в то время город, и акция эта была непродуманной, премьер Китая сам потом сожалел, но дело было сделано, и пехотное училище размещалось далеко от эпицентра, где наведенная радиация уже опустилась ниже разрешенного уровня. Можно жить.
По Ханойским соглашениям Фриско и вся бывшая Калифорния отошли к Японии, хотя Китай и был недоволен таким поворотом событий — освобождала Западные штаты китайская армия, а в результате…
А в результате первый свой боевой опыт девятнадцатилетний сержант Акахира приобрел в операции «Хантонг». Балканы. Райский край. Весна. Цветущие яблони. Снег сходит с горных вершин мутными потоками, затопившими дороги вокруг бывшего Дубровника. Неважно. Пробьемся. Китайцы не должны заполучить всю Сербию. И пробились. Акахира прошел через эпицентр (не удержался генерал Хуэй Цзе, сбросил пять тактических ядерных зарядов, оставив от Дубровника и окрестностей мрачные воспоминания), зрелище запомнилось на всю жизнь.
И еще запомнилась с того времени первая — и до сего дня единственная — встреча с человеком Кода.
Внимательно, — попросил Андрей. Не дергайся умом, я хочу знать. Акахира не дергался, до него дошло, наконец, что жить ему осталось чуть больше секунды, и что секунда эта растянулась на многие часы, и что, как он читал в книгах, сейчас перед ним проходит вся жизнь, мало ее было, конечно, но разве не славно прожито? Смотри, как тебя там, мне нечего скрывать.
Андрей сдвинул эмоции Акахиры, как сдвигают в угол комнаты стул, мешающий убирать помещение.
Батальон, где служил Акахира, вывели из Сербии после того, как, подписав с китайцами соглашение о перемирии, генерал Хирама передал часть армии под контроль индийских сил быстрого развертывания. Батальон перебросили на север, в бывшую Австрию, и Акахира бродил по улицам Вены, одного из немногих городов Европы, полностью сохранившегося после индийско-китайской войны, он был в увольнительной — впервые за пять месяцев — и решил посетить представление иллюзиониста.
"Маг Вселенной" — гласила реклама, голограммы с изображением мага Чандры висели над всеми площадями, маг улыбался и показывал рукой дорогу к театру Оперы, где теперь проводились цирковые представления.
Акахира свернул на улицу Сакуры и увидел шедшего навстречу человека. Он не понял сразу только потому, что мысли были заняты предстоявшим удовольствием. Если бы понял, ни за что не стал бы смотреть человеку в глаза. А он посмотрел.
Человек Кода был стар, это был мужчина, принадлежавший до Исхода, скорее всего, к арабской нации, а может, он был кавказцем — в конце концов, все они на одно лицо. Человек Кода был наг, но, увидев перед собой Акахиру, он сразу набросил на себя невесть откуда взявшийся европейский костюм. Акахира прекрасно понимал, что весь этот прикид — иллюзия, внушение, фантом, и сам человек Кода тоже может оказаться фантомом, но инструкция требовала однозначно: любой человек Кода должен быть уничтожен на месте любым из доступных способов, и если нет иной возможности выполнить приказ, кроме как пожертвовав собой, — нужно сделать это. Нужно сделать это. Нужно…
Акахира выпустил очередь из табельного пистолет-автомата. Семнадцать пуль, полный магазин.
Старик согнулся и развалился на две части, перерезанный разрывными пулями. Он все еще смотрел в глаза Акахире, и этот взгляд связывал их прочнее любой веревки или клятвы верности. Старик уже умер — или ушел в свое Неведомое, оставив тело, — а взгляд продолжал тянуться липучкой, и Акахира упал лицом вперед на то, что осталось от старика, его вырвало прямо на эту кровавую плоть, взгляд тянул еще глубже (или выше?), а что было потом, Акахира не помнил, даже в самой глубине его подсознания не сохранилось ничего, что можно было бы восстановить и по крохам определить личность человека Кода.
Пришел он в себя через три недели в госпитале Второй армии. Там и узнал о награждении орденом Императора и присвоении внеочередного звания.
Почему? — спросил Андрей. Почему людей Кода нужно уничтожать?
Таков приказ. Акахира не задумывался над смыслом своих поступков. Он был солдатом. Он стал офицером. Он выполнял свой долг.
В чем смысл? — повторил Андрей, и сам отыскал ответ. Когда— то, еще в школе, молодой Акахира учил историю Японии и внешних стран. Об Исходе было сказано немного: явился Мессия людям, верившим в еврейского Творца, возвестил Царствие свое и увел с Земли почти два миллиарда человек (и кто бы подумал, что они были евреями?). Куда? Это не вопрос для истории человечества. Существует факт — Земля очистилась для нового передела.
Две великие державы — Япония и Китай — начали войну, растянувшуюся на полвека. Время от времени в конфликт встревала Индия, но сил у делийских генералов хватало обычно на блошиный укус той или иной реально воевавшей стороне.
Андрей вскрывал память Акахиры, будто перемешивал густой раствор — ему трудно было разобраться в осколках воспоминаний, впечатлений, идей, заключений, выводов и предположений. Он подумал было, что нужно попросту размазать весь этот мыслительный фарш по какой-нибудь гладкой поверхности — в сфирот целесообразности, например, — и рассмотреть сразу все, понять и избавить, наконец, Акахиру от мучительного ощущения, когда предаешь сам себя и не можешь остановиться. Но сделать так означало — убить, и пусть до реальной смерти Акахиру отделяло уже меньше секунды, приблизить это время Андрей не желал, не мог, даже мысль об этом выглядела не лучше, чем идея японца о том, что никому из людей Кода нет и не должно быть места на покинутой ими планете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});