Казалось, что все они стоят здесь уже вечность. Никогда оргазм не наступал так долго. Маккензи понимала, что ей сейчас нельзя уйти. Ей следовало дождаться конца, а потом уже начать свою собственную сцену. Неужели она все это сможет выдержать? Маккензи не представляла, как она станет действовать дальше. Именно сейчас, она так же, как и все остальные, ждала, чем все закончится. Она почувствовала, как в ней зреет дикая ярость.
— Десять! Девять! Восемь! — все считали хором синхронно с ритмом музыки и рывками Элистера. Джанис открыла глаза и увидела Маккензи. Остальные тоже начали замечать Маккензи — они переводили глаза с одной на другую, как при игре в теннис.
— О-о-о! Боже мой! — завопила Джанис. Она сильно ударила Элистера по плечу.
— Да! Да, детка! Я кончаю! — воскликнул он.
У него начались такие знакомые Маккензи конвульсии, он весь задергался, его ягодицы быстро сжимались и разжимались. Он орал так, что заглушал даже бешеную музыку. Маккензи наблюдала, как его тело перестает содрогаться и начинает успокаиваться. Джанис в ужасе смотрела из-под него на Маккензи.
— Элистер, — прозвучал голос Джанис. Музыка прекратилась, и наступила тишина.
— В чем дело? Ты кончила? — спросил Элистер неясным голосом, уткнувшись лицом в ее волосы. Он не поднимался с нее, его ягодицы медленно двигались — он получал последние мгновения удовольствия.
Все уставились на Маккензи.
— Ты все зафиксировал, Патрик? — спросил его Элистер.
— Да, каждое твое движение, — ответил Патрик, высокий тощий мужчина.
— Ну что? Я перекрыл свой рекорд? На этот раз ему ответила Маккензи.
— Да, Элистер, мне кажется, что ты его побил. Элистер быстро сел и посмотрел на нее.
— О, привет, Мак!
Он сразу же натянул брюки и набросил свитер на голую скорчившуюся Джанис.
При этой сцене присутствовало человек двенадцать. Это была самая вызывающая сцена с участием хиппи города. Элистер и Маккензи были выдающейся парой среди всех хиппи.
Интересно, как же они справятся с этой ситуацией?
— Мак, хочешь «травки»? — Патрик протянул ей закрутку. — Мы сделали такие потрясающие кадры!
Она проигнорировала его. Она смотрела на Элистера, тот медленно и аккуратно одевался. Он сделал вид, что ему все равно, и явно не собирался извиняться. Да, оказывается, она совершенно его не знала. Боль в душе была жуткой, тем более что она не могла показать ее. Она огляделась, ей был нужен козел отпущения. Маккензи выбрала козлицу — Джанис!
— Сколько раз ее сегодня трахали? — спросила она, ненавидя себя за этот вопрос. — Патрик, ты ее тоже трахал?
— Послушай, Мак… — Патрик тронул ее за плечо. Маккензи со злобой сшибла его руку со своего плеча. — Мне не нравятся твои намеки. Я просто вел съемку, вот и все. Между прочим, мне нравится твой дизайн.
Она щелкнула пальцами.
— Дай мне пленку!
Патрик секунду смотрел на нее, потом сказал, чтобы его помощник перемотал пленку и отдал ее Маккензи. Она положила ее себе в сумку. Патрик с раздражением посмотрел на зевак.
— Всё, расходитесь все. Ну-ка быстро! Концерт окончен! — Он взял Маккензи под руку. — С каких это пор ты стала такой буржуазной? Мне всегда казалось, что ты не обращаешь внимания на такие вещи, крошка. Ты же хиппи, цыпочка.
— Так вот, эта крошка и цыпочка хиппи собирается родить маленького цыпленочка-хиппи! — сухо ответила она. — И это все круто меняет. — Она вырвалась от Патрика и пошла к Джанис, которая мрачно одевалась на другом конце студии. — Я передумала, — сказала ей Маккензи. — Мне не нравится, как ты выглядишь. Мне нужен несколько другой тип. Тип более приличной девушки.
— Ты должна заплатить мне! — завопила Джанис. Она надела туфли на высоких каблуках и слегка покачнулась. — Я здесь с восьми и проработала шесть часов!
Маккензи не отступала ни на шаг и уничтожающе смотрела на нее.
— Только попробуй прислать мне счет, Джанис, и я заставлю полицию арестовать тебя за проституцию!
Джанис зарыдала, и Патрик подошел к ней и стал ее успокаивать.
— Я передумала пользоваться и твоими услугами, Патрик, — заявила Маккензи.
Патрик повернулся к ней.
— Послушай, успокойся, — сказал он.
— Я давно спокойна!
Маккензи подошла к Элистеру. Она заставила себя посмотреть на него. Она никогда не видела у него на лице такого равнодушного выражения.
— Ты ничего не хочешь сказать мне, Элистер? — тихо спросила она.
Он нагнулся, чтобы зашнуровать свои ботинки.
— Мне казалось, что это я занимаюсь вопросами рекламы, — пробормотал он.
— Я тебя уволила.
Он серьезно посмотрел ей в лицо.
— Послушай, Мак, нам лучше работать в более расслабленном состоянии, иначе все будет, как нудные съемки для каталога…
— А, так это все делалось ради моих интересов? И то, чем ты занимался? Старался улучшить качество снимков? Интересно, а мне казалось, что ты трахался так, что у тебя ходуном ходила твоя тощая голая задница!
Он выпрямился, и его лицо исказилось от злости.
— Ты что, хочешь сказать, что сама никогда не трахалась с кем-то кроме меня?
Она огляделась вокруг: рядом стояли люди и прислушивались к их разговору. Правда, они делали вид, что он их совершенно не интересует. Ее глаза внезапно наполнились слезами. Она представила Эдди Шрайбера, вспомнила, как в последний раз остановила его, оттолкнула его от себя, хотя ей так хотелось заняться с ним любовью.
— Нет, я никогда ни с кем другим не трахалась! — прошептала она. Потом оглянулась и заорала: — Я никогда ни с кем не трахалась! Вы все слышали? Мне хотелось сохранить верность моему Элистеру, потому что во мне растет его дитя! Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Я вам сказала такую старомодную и глупую вещь!
Патрик обнял Джанис. Он посмотрел на Маккензи и заявил:
— Самая большая глупость, которую я слышал — это то, что ты свертываешь кампанию из-за того, что мы все здесь немного повеселились…
— Элистер трахал девку при всех, и это называется веселье? — воскликнула она. — Это просто веселье?
— Но мы же все друзья, — застонал Патрик. — Ты же знаешь наш лозунг, крошка — «Любовь и Мир»! Ты должна с нами разделить настроение — карму, дух, ты же была с нами все эти последние два года.
Маккензи еще раз посмотрела на Элистера и пошла к двери. Ее каблуки гулко стучали по полу, все присутствующие не сводили с нее взгляда. Она остановилась у дверей и сказала:
— Затрахайся, Патрик! Все вы можете затрахаться! Вы просто толпа дешевых, дурных извращенцев…
Она не смогла продолжать, закусила губу и выскочила на улицу, прежде чем они увидели, что она плачет.
