Командарму Второй Коммой
По телеграфу. № 087/с. 303/оп
Из Харькова, 11 октября
Невзирая ни на какие изменения в обстановке в районе Апостолово, Никополь, Александровск, нами не может быть допущен разгром левого фланга 6-й армии и отход ее с линии р. Днепр и, в частности, с Каховского плацдарма. 2-я КОНАРМИЯ ДОЛЖНА ВЫПОЛНИТЬ СВОЮ ЗАДАЧУ ДО КОНЦА, ХОТЯ БЫ ЦЕНОЮ САМОПОЖЕРТВОВАНИЯ.
Командъюж Фрунзе[52].
9
От чего зависит исход сражения? Разве только от соотношения сил?
Известно, что успех, в первую очередь, предопределяется разумом и талантом командующего, не в меньшей мере зависит от «духа войск», не учтенного ни диспозицией, ни сводками штабов, а то и от настроения солдат в зависимости от того, наступают ли они или обороняются, желают боя или же уклоняются от него... Но каждый военачальник знает, что нередко успех или крушение в полной мере определяет случай, нелепый, странный, возникающий как бы из ничего, прямо в бою, либо в канун боя, когда трудно уже что-либо поправить.
Перед рассветом едва задремавшего командарма подняли по тревоге. В полевой штаб вернулся раненый, едва живой сотрудник штаба, посланный связным в группу Городовикова, и доложил, что под Чертомлыком их ожидала засада, весь конвой перебит, он спасся чудом, и чудом же пакет с приказом не попал в руки противника...
— Под каким Чертомлыком?! — сразу же сорвался Миронов. — Вам куда приказывали доставить приказ?!
— В Чертомлыкские хутора, — дрожа от усталости и страха, сказал связной. — Но проводник из местных селян сказал, что так короче...
— Так короче к ревтрибуналу! Это же разные адреса! Он где, проводник?! Ему лично было сказано: не в Чертомлык, а на хутора!
Связной доложил, что проводник погиб вместе с охраной. Измены, возможно, не было, но осложнение было столь велико (группа Городовикова теперь, по сути, изолирована), что командарм приказал отдать под суд как связного, так и начальника связи армии.
Утром пришлось затянуть время атаки, а это привело к тому, что противник ударил первым. Ночью там подошли подкрепления. Объединенная группа из трех кавдивизий под командованием генерала Бабиева бешеной атакой обрушилась на Шолохово, выбила оттуда 1-ю стрелковую и 21-ю кавдивизию. Одновременно другая группировка Врангеля вновь ударила в стык 2-й Конной и 6-й армий, потеснила Отдельную кавбригаду Саблина и 52-ю стрелковую дивизию. Весь красный фронт снова перешел к обороне. Сведений от Городовикова все не было.
Медлить было уже нельзя. Миронов сам бросился к 21-й дивизии, на полном карьере приостановил отход бригады Текучева, повел в рубку... Огонь артиллерии с обеих сторон достигал ураганной силы. Врангелевская конница была ошарашена дикой, полубезумной атакой только что отступавших красноармейцев, дрогнула и замерла в нерешительности...
Осколочный рванул прямо на пути командарма, крупный осколок разворотил грудину взвившегося коня. Миронов по привычке выхватил носки сапог из стремян и полетел наземь, рядом с кричащим в агонии конем и убитым насмерть бойцом охранения.
— Коня! — закричал он чужими, посиневшими от контузии губами.
Начдив Лысенко, следовавший обок с командармом, потирал рукой зашибленную, больную еще от прошлых ранений голову. Держал коня в поводу, смотрел с деревянной улыбкой на уцелевшего командарма.
— Живы, товарищ... Филипп Кузьмич?..
— Коня, черт бы... вас всех... Минуты уходят, Лысенко, слышишь?
— Коня командарму! — кричали где-то в стороне, в десятке сажен. Время растягивалось до тоскливой одури, как в мучительном сне. У ног Миронова, мелко вздрагивая, издыхал окровавленный конь.
— Что-то они... примолкли там... — сказал рвущимся от волнения голосом Лысенко, глядя вперед, туда, где творилось главное столпотворение атаки. — Что-то они ждут вроде бы, белые...
Чуть слышно отдалась в ушах дальняя канонада с северо-востока.
— Слышите, Филипп Кузьмич?..
— А то! Победа, Михаил, — сказал Миронов, хватая Лысенко за плечи и прижимая, словно младшего брата, от великой радости. — Победа! У Городовикова получили наконец-то приказ, аспиды!
Подвели заводного коня, командарм, не чувствуя потрясения от контузии, вновь вскочил в седло. Держа обнаженный клинок вдоль стремени, изо всех сил сдерживал в себе азарт этой решающей нынешний бой атаки, говорил сорванным голосом, почти что хрипел:
— Братцы мои, умоляю: только вперед!
Скакали ординарцы и вестовые с приказом атаковать, не отпускать противника, лишить маневра и отдыха.
По левому флангу с диким воем пошла в атаку излюбленной казачьей лавой резервная бригада Аккнфия Харютина. Сшиблись с белыми в полуверсте. Миронов приказал перевести огонь батарей, бивших прямой наводкой, вглубь порядков противника, упредить их отступление, бить по тылам.
— Текучев ранен! — донеслось справа.
Миронов подозвал своего пору чепца Качалова, бывшего у Жлобы когда-то начальником штаба корпуса. Сказал уже с явным спокойствием, понимая, что главное в этом бою сделано:
— Владимир Яковлевич, кажется, Текучев ранен, подмените его в бригаде, пожалуйста. Шолохово надо вернуть во что бы то ни стало.
Качалов, нудившийся в порученцах, бросился выполнять приказ. Бригада Фомы Текучева ждала сейчас больше всего моральной поддержки, слов командарма...
Вместе с Отдельной бригадой Урицкого конники пошли во фланг генералу Бабиеву.
Миронов смотрел в бинокль, рядом теперь был только член РВС Дмитрий Полуян, все остальные командиры связи были в частях.
— Дмитрий Васильевич, посмотрите в бинокль: не кажется ли вам, что 1-ю стрелковую нам лучше вывести из боя, она только связывает маневр конницы?
Полуян брал теплый от руки Миронова бинокль, смотрел с кургана в ту сторону, куда указывал командарм. Ничего, по сути, понять не мог в мельтешении людей, лошадей, дыма, скользил взглядом по туманному горизонту. Удивлялся странному характеру Миронова, каким-то неестественным перепадам настроения. С одной стороны — почти театральная история, нашумит, накричит, натопает, глядь — опять холоден, как лед, расчетлив до мелочей, спокоен, как будто уже выиграл дело. Черт его поймет, этого заговоренного от пули и осколка человека!
— Пожалуй что следует отвести, — кивнул Полуян, возвращая бинокль. — Бабиев может, отступая, вырубить ее...
Миронов не слышал. Записывал на клочке бумаги боевой приказ о выводе стрелковой дивизии из боя. Передал подскочившему ординарцу и велел доставить лично Афонскому.
На северной окраине Шолохова пыль поднялась столбом. Это 2-я Блиновская как будто услышала молчаливый зов своего отца-командира, прорвала наконец-то фронт белых с той стороны, от Чертомлыкских хуторов, летела на выручку. Сказывалась подготовленность, школа бойцов.
— Ну молодец Рожков, ну молодец, окаянный заамурец! Слышишь, Дмитрий Васильевич, как они начали их шматовать?! Как собаки медведя! Теперь пошло-поехало, во вкус входят красные казачки, орлы мои боевые!
«Сейчас расплачется, никак не иначе... — с непонятной издевкой хмыкнул Дмитрий Полуян, еще не поверивший в успех дня. — Нет, определенно задергал себя человек до психической болезни!..»
Бой разворачивается к северу.
Принесли сообщение: село Шолохово — наше, беляки бегут, на окраине села разрывом снаряда убит генерал Бабиев...
Миронов снял с горячей головы серую папаху и, оправив сникшие усы, вытер прохладным курпеем лоб. Полуян видел, что командарм испытывает непреодолимое желание перекреститься.
Белая конница откатывалась к станции Ток. Обрубая постромки, бросала пушки, пулеметные тачанки с перебитой прислугой и лошадьми. На пути валялось обозное имущество, винтовки без затворов.
Миронов приказал вести преследование до полной темноты, и лишь в глубоких сумерках трубач заиграл отбой атаки.
Все чувствовали, что победы еще нет. Завтра — каждому ясно — Врангель вновь попытается на этом рубеже вернуть инициативу в свои руки.
— К утру всю армию сосредоточить у Шолохова, для атаки, — сказал Миронов и ушел вздремнуть час-другой, стряхнуть тяжкую усталость.
Всю ночь мучили кошмары, со всех сторон шли валом чужие полки, оголтелые бородачи с пиками, как в восемнадцатом, под Секачами. Он пытался маневрировать, отводить части, брать зарвавшихся в «вентерь», но сила все же ломила вражья, спасения не было. «Мало сабель в конармии, мало, как ни вертись, а большого урона не миновать... — скребла в глубине души потаенная мысль. — Но, может быть, есть какой-то выход? Может быть, и у противника «глаза велики от страха»? Какой у них расчет на завтра? Атаковать? Расширять правобережный плацдарм? Это бесспорно. А какие опасения? Есть ведь и у них опасения на завтра?»
Опасение у Врангеля было, и большое. Он должен был уничтожить Миронова и смять левый фланг 6-й армии красных именно завтра, 14 октябри, до подхода 1-й Конной! Упредить, не дожидаясь огромной и сметающей все на пути конницы Буденного!
