— Не слишком в этом уверен, Холе, — сказал Лунде, у которого на губах тоже появилась улыбка. — Хорошо, что ты согласен со мной, и раз уж ты много лет работал вместе с Волером, мы исходим из того, что ты хорошо знаешь его характер. Сотрудники, с которыми мы уже беседовали, отмечали бескомпромиссный стиль обращения Волера с уголовниками, а порой и не только с ними. Разве Том Волер настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда?
Харри долго смотрел в окно. За снежной пеленой лишь угадывались контуры Экебергского кряжа. Но он знал, что кряж на месте. Сидя за столом в кабинете Управления, он годами наблюдал его там, и он навсегда там останется, зеленый летом, черно-белый зимой. Его не сдвинуть с места, он навсегда пребудет там, и это просто факт. А самое замечательное в фактах то, что можно не думать, желательны они или нет.
— Нет, — сказал Харри, — Том Волер не настолько безрассуден, чтобы вдруг застрелить Альфа Гуннеруда.
И если кто-то из членов комиссии обратил внимание, что Харри чуточку выделил слово «безрассуден», никто, во всяком случае, ничего не сказал.
Когда Харри вышел в коридор, со стула возле двери поднялся Вебер.
— Пожалте, следующий, — сказал Харри. — Это что у тебя?
Вебер поднял пластиковый пакет:
— Пистолет Гуннеруда. Ладно, пойду, хочу поскорее отделаться.
— М-м, — Харри выудил из пачки сигарету. — Необычная пушка.
— Израильская, — пояснил Вебер. — «Иерихон-941».
Харри все смотрел на закрывшуюся за Вебером дверь, пока проходивший мимо Мёллер не обратил его внимание на то, что он стоит с незажженной сигаретой во рту.
В убойном отделе было непривычно тихо. Сыщики и следователи поначалу шутили, что Забойщик впал в зимнюю спячку, а теперь — что дал себя убить и тайно похоронить, чтобы стать вечной легендой. Снег покрывал городские крыши, сползал и снова засыпал их, а трубы спокойно дымили.
Отделы по раскрытию убийств, грабежей и сексуальных преступлений устроили совместную встречу Рождества в столовой. Бьярне Мёллер, Беате Лённ и Халворсен оказались соседями по столу. Между ними стоял незанятый стул и тарелка с карточкой на имя Харри.
— Где он? — спросил Мёллер и налил вина в бокал Беате.
— Разыскивает одного из приятелей Сверре Ульсена, он, по его словам, видел Ульсена с каким-то типом в ночь убийства, — ответил Халворсен, пытаясь открыть бутылку пива одноразовой зажигалкой.
— Ужас какой, — сказал Мёллер. — Передай ему, что он до смерти доработается. Уж на рождественскую-то вечеринку можно было выкроить время, несмотря ни на что.
— Скажи ему об этом сам, — возразил Халворсен.
— А может, он просто не захотел прийти, — предположила Беате.
Мужчины посмотрели на нее и улыбнулись.
— А что тут такого? — рассмеялась Беате. — Вы думаете, я Харри не знаю?
Они выпили. С уст Халворсена не сходила улыбка. Он смотрел на Беате. Что-то — он не мог сказать, что именно, — но что-то изменилось в ее облике. В последний раз он видел ее в конференц-зале. Но тогда не заметил этой живинки у нее в глазах. А какие у нее сейчас яркие губы. Какая осанка.
— Харри подобным мероприятиям тюрьму предпочитает, — сказал Мёллер и поведал, как Линда из приемной СПБ вытащила Харри танцевать. Беате смеялась до слез. Потом повернулась к Халворсену и склонила голову набок:
— А что ты все смотришь, Халворсен?
Халворсен почувствовал, как у него зарделись щеки, и только успел, запинаясь, произнести невпопад «да нет», как Беате с Мёллером снова расхохотались.
Позже вечером он набрался мужества и решился пригласить ее на танец. Мёллер остался в одиночестве, пока на место Беате не плюхнулся Иварссон. Он был пьян и гнусавым голосом стал рассказывать, как однажды в ужасе прятался за машиной, стоявшей перед филиалом банка в Рюене.
— Это было давно, Руне, — утешил его Мёллер. — Ты был новичок. Да и в любом случае ничего не мог сделать.
Иварссон откинул голову и долго смотрел на Мёллера. Потом он поднялся и ушел, а Мёллер подумал, насколько Иварссон на самом деле одинок, но сам этого не осознает.
Когда диджеи Ли и Ли закончили играть «Purple Rain», Беате и Халворсен столкнулись с одной из танцевавших пар, и Халворсен почувствовал, как Беате оцепенела. Он посмотрел на танцующего.
— Прошу прощения, — произнес глубокий голос. В полутьме на лице Дэвида Хасселхоффа сверкнули крепкие белые зубы.
После вечеринки взять такси оказалось невозможно, и Халворсен предложил Беате проводить ее. Они потопали на восток, увязая в мокром снегу, и только через час добрались до ее дома в Уппсале.
Беате улыбнулась и повернулась к Халворсену:
— Так если будет желание, заходи.
— С удовольствием, — сказал он. — Огромное спасибо.
— Значит, договорились, — констатировала она. — Я завтра маму предупрежу.
Он пожелал ей спокойной ночи, поцеловал в щеку и отправился в полярный поход в западном направлении.
Семнадцатого декабря Норвежское телеграфное агентство сообщило, что имеется большой шанс побить двадцатилетний рекорд по количеству выпавших в декабре осадков.
В тот же день комиссия закончила работу над представлением по делу Тома Волера.
Комиссия не зафиксировала никаких нарушений служебных инструкций и даже, напротив, выдвинула предложение поощрить Тома Волера за то, что он действовал совершенно правильно и сохранил присутствие духа в весьма драматической ситуации. Шеф уголовной полиции позвонил начальнику Управления и осторожно поинтересовался его мнением в отношении представления Тома Волера к поощрению, но поскольку семья Альфа Гуннеруда, несмотря ни на что, принадлежала к числу самых уважаемых в городе — его дядя заседал в городском муниципалитете, — они решили, что подобные действия могут быть сочтены несвоевременными.
Харри всего лишь коротко кивнул, когда Халворсен сообщил ему, что Волер вернулся к исполнению служебных обязанностей.
Наступил сочельник, и, по крайней мере, маленькую Норвегию окутал рождественский покой.
Ракель выгнала Харри с Олегом из дому, чтобы они не мешали ей готовить рождественский обед. Вернувшись, они сразу же почувствовали аромат жаркого из свиных ребрышек. Улав Холе, отец Харри, приехал на такси вместе с Сестренышем.
Сестреныш восхищалась домом, едой, Олегом, всем. За обедом они с Ракелью щебетали, точно старинные подружки, а вот Олег с Улавом, сидевшие друг против друга, отделывались односложными репликами. Но и они оттаяли, когда пришло время вручать подарки, и Олег открыл большой пакет с записочкой «От Улава Олегу». В нем оказалось полное собрание сочинений Жюля Верна. Разинув рот, Олег стал листать один из томов.
— Это он написал тот роман о путешествии на Луну, который читал тебе Харри, — сказала Ракель.
— Тут оригинальные иллюстрации, — подхватил Харри и показал на рисунок, где капитан Немо стоит рядом с флагом на Южном полюсе и говорит: «Не поминайте лихом! Мое новое государство начинается с шестимесячной ночи».
— Эти книги стояли на полке моего отца, — сказал Улав, он был возбужден не меньше, чем Олег.
— Ну и что с того! — воскликнул Олег.
Когда же Олег обнял Улава в знак благодарности, на лице у него появилась смущенная, но теплая улыбка.
Ночью, когда Ракель уснула, Харри поднялся и подошел к окну. Он вспоминал тех, кого больше не было. Мать, Биргитту, отца Ракели, Эллен и Анну. И тех, кто еще жив. Эйстейна из Уппсаля, которому он как-то подарил на Рождество ботинки. Расколя в «Ботсене» и двух милых женщин из Уппсаля, любезно пригласивших Халворсена на поздний рождественский обед, поскольку тот дежурил в тот вечер и не успевал домой в Стейнкьер до наступления Рождества.
Что-то произошло нынешним вечером, он не знал, что именно, но что-то изменилось. Он долго смотрел на городские огни и вдруг обнаружил, что снег уже не идет. Следы. Те, кто ночью пройдет по тропинке вдоль Акерсельвы, наверняка оставят следы.
— Ты получил то, о чем мечтал? — прошептала Ракель, когда он снова лег.
— Мечтал? — Он обнял ее.
— Мне показалось, ты о чем-то мечтаешь там, у окна. О чем?
— У меня есть все, о чем я только могу мечтать, — ответил Харри и поцеловал ее в лоб.
— Расскажи, о чем? — прошептала она и немного отклонила голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Расскажи, Харри, о чем ты мечтаешь?
— А ты и вправду хочешь это знать?
— Да, — она еще сильнее прижалась к нему. Он закрыл глаза, и перед ним стала медленно прокручиваться пленка, так медленно, что он мог рассмотреть каждый кадр, словно обычную фотографию. Следы на снегу.
— О покое, — солгал он.
Глава 51
Сан-Суси
Харри посмотрел на фотографию, отметил белозубую теплую улыбку, сильные челюсти и серо-голубые глаза. Том Волер. Потом он пододвинул ее на другую сторону письменного стола.
