те жалкие сбережения, что остались им от предков и умотал за кордон. Обещал уладить там кое-какие вопросы и сразу выслать нашему бедолаге деньжат на билет, да только с тех пор и пропал. А там и границы закрыли. Этот простодушный болван ждал его два месяца, пока в его поселке не осталось ни одного живого существа, а потом приперся сюда. Денег у него немного при себе было от продажи отцовской тачки, так он сговорился с одним охранником, что тот ему местечко за вознаграждение выбьет. Ну и дальше понятно. Охранник деньги-то взял, а про Чарли забыл. Вот уже дней десять, как к нам приблудился, да все верит, что братец будет его разыскивать.
Чарли в ходе его рассказа напряженно смотрел в огонь, но едва только Моррис закончил, резко встал и пошел прочь. Проводив его взглядом выпуклых глаз, Моррис сочувственно проронил:
— Эх, жалко пацана. Молодой еще совсем, наивный.
— Ну и чего ты достаешь его все время своими рассуждениями? — задал вопрос Митчелл. — Пусть бы верил, что брат просто не может за ним вернуться. Человек живет, пока у него сохраняется вера в лучшее, а ты душу ему рвешь этими пустыми сомнениями.
— А что, пусть лучше он и дальше будет наивным дураком? Брательник его паскуда последняя, это же ясно! Облапошить младшего брата, бросить одного, а самому спасать свою жопу, это, по-твоему, как? Нет, пусть уж лучше знает правду, так, гляди, в следующий раз поумнее будет. Каждый рано или поздно получает от жизни щелчок по носу, вопрос только в том, как он с ним справится. Пацан немного поубивается, конечно, зато в будущем только сильнее станет.
— Не факт, — возразил Митчелл. — Некоторых предательство ломает. Люди теряют надежду и опускают руки, а нам их сейчас никому нельзя опускать.
— Вам удалось найти что-нибудь подходящее? — спросил я, чтобы сменить наконец тему. — В метро действительно нельзя оставаться. Все эти мешки и покрышки не спасут, когда те твари объявятся здесь.
— Еще нет, — ответил Митчелл, при этом его брови сурово насупились, а лицо заметно помрачнело.
— Дерьмовая новость, — запустив пальцы в отросшую бороду, проронил я.
— Есть несколько отличных мест, но они уже заняты, — с тем же насупленным видом сказал Митчелл. — Мы пробовали договориться кое с кем, чтобы примкнуть к ним и объединить усилия, только у них там собрался такой отъявленный сброд, что я бы не доверил им в случае чего прикрывать свою спину. Так что ищем дальше.
— В этом чертовом городе столько зданий! Неужели нельзя найти какую-нибудь нору, куда можно забиться? А если поискать квартиру в одной из высоток? Не могут же быть все они заняты.
— Оглядись вокруг, Уилсон, — предложил он. — Видишь этих людей? Этих женщин, детей, больных стариков? Вместе с вами нас здесь ровно девяносто шесть человек. Ну и в какую квартиру ты втиснешь такое количество народа?
— Да, действительно, — согласился я, бросив взгляд на переполненные людьми платформы. — А вы спросили всех? Возможно, не каждый захочет уйти и нам не придется искать огромное помещение.
— Предлагаешь оставить их тут и спасаться самим? — Сощурив глаза, Митчелл взглянул на меня с подозрением. — Так не пойдет, Уилсон. Либо ты с нами и все мы плывем в одной лодке, либо думаешь о спасении только своей задницы.
Еще раз обведя взглядом собравшихся в подземелье людей, я не нашелся с ответом. В чем-то Митчелл был прав, но в то же время я знал, что всех не спасти. Однако как бы я не желал жертвовать безопасностью Терри ради спасения остального человечества, другого выбора у меня сейчас не было.
Передо мной лежало только два пути — либо уходить вчетвером, либо выживать коллективным, коммунистическим строем. В этот вечер я выбрал второй.
Глава 37
Несколько последующих дней я провел в обществе Сержанта Митчелла и Мрачного Эдвардса. Я дал им эти прозвища, потому что те как нельзя лучше им подходили. В обиде они не были, лишь в ответ иногда называли меня Хмурый Уилсон. Втроем мы неплохо сработались и между нами даже установилось нечто вроде приятельских отношений.
Время от времени к нам присоединялся Чарли, который при ближайшем знакомстве оказался шустрым и сообразительным малым. Ему было всего девятнадцать, по любому поводу он заливался краской, кроме того, часто отрывался от реальности и уносился в свои воображаемые миры, но зато его ярко-рыжая, вечно растрепанная шевелюра виднелась за километр. В толпе она служила нам своего рода маяком.
Он был проворнее каждого из нас, а в невообразимой сутолоке городских улиц, где многое зависело от быстроты ног, это качество являлось незаменимым. Плюс ко всему у этого парня обнаружился отличный нюх на все, чем можно было поживиться. Нередко Чарли срывался с места и опрометью куда-то бежал, пока мы ничего не понимая, растерянно глазели по сторонам.
Ориентируясь на его высокую, нескладную фигуру, точно огненным факелом увенчанную кудлатой головой, мы в такие моменты следовали за ним по пятам и выясняли, что тот увидел грузовик с гуманитарной помощью, заколоченную витрину продуктового, никем еще нетронутого магазина, фармацевтический склад и тому подобное. Однажды таким образом он вывел нас к оружейному хранилищу, где мы нашли целый ворох теплой одежды, пару ящиков боеприпасов, несколько мощных фонарей и коллекцию перочинных ножей.
Чарли был словно настроенный на поиски необходимых вещей мощный сонар и оказался просто незаменим. Единственное, чего не следовало допускать в общении с ним, так это темы о его брате. Всякий раз она приводила его в подавленное настроение, а потому мы обходили ее стороной.
Таким разношерстным отрядом каждое утро мы отправлялись в гудящий, точно растревоженное осиное гнездо город. В поисках укрытия мы заглядывали во все его закоулки, находили лазейки и потайные ходы, исследовали промышленные и спальные районы, осматривали административные и жилые здания — все зря. Точнее, за восемь дней нам удалось натолкнуться на пару неплохих мест, но оба их отмел Митчелл. По его мнению, они являлись недостаточно просторными для почти сотни человек, так что матерясь и временами ругаясь между собой, мы продолжали поиски.
Иной раз в этих спорах я и Эдвардс занимали единую позицию. Мы оба пытались убедить Митчелла сбавить обороты и утверждали, что невозможно нести ответственность за всех, не имея для того нужных ресурсов. Из постоянно проживающих на станции девяносто шести человек, лишь около двадцати пяти парней в случае чего могли оказать сопротивление, остальные были либо ни на что не годными тюфяками, либо стариками, либо женщинами и детьми. Митчелл хотел взвалить на себя обузу в
