— Не могу дождаться, когда пересажу Вирджилу новый мозг, — после некоторой паузы сказал Эрик, обращаясь к Молинари.
Его удивило раздражение, звучавшее в собственном голосе. Вероятно, оно было вызвано упоминанием о Кэти.
— Несколько мозгов уже ждут своей очереди. Есть и вполне неплохие думалки.
— Думалки, — повторил Молинари. — Не поспеваю я за этим новым жаргоном. Слишком занят в последнее время. Чересчур много официальных документов, разговоров с представителями власти… Черт бы побрал эту нашу войну, да, доктор?
Он уставился на Эрика большими темными глазами, полными боли. Тот увидел в них нечто такое, чего раньше никогда не встречал, — необычную нечеловеческую силу и скорость реакции, наверняка обусловленную неким исключительным расположением нервных путей. Взгляд Моля властностью и проницательностью превосходил все то, на что были способны обычные люди. Именно в этом, по мнению Эрика, и состояла вся разница между Генсеком и остальными землянами. Главный канал, связывавший сознание с внешним миром — зрение, был у Моля настолько развит, что с его помощью он выхватывал и останавливал все, что попадалось на его пути.
Именно она, эта сила, и поддерживала в Моле жизнь.
Внезапно Эрик понял то, чего не осознавал за все мучительные, страшные годы войны. Моль был их предводителем во все времена, на всех этапах эволюции человечества. Всегда и везде.
— Любая война тяжела для ее участников, господин секретарь, — осторожно и тактично начал Эрик, немного помолчал и добавил: — Мы все это понимали, когда решились принять в ней участие. Это тот риск, на который идут люди или планета, когда добровольно вступают в древний жестокий конфликт, давно длящийся между двумя другими народами.
Наступила тишина. Молинари испытующе смотрел на него, не говоря ни слова.
— Лилистарцы принадлежат к нашей расе, — продолжал Эрик. — Мы ведь родственны им генетически, так?
Снова наступило молчание, бессловесная пустота, которую никому не хотелось заполнять.
В конце концов Моль задумчиво пукнул.
— Расскажите Эрику про свои боли в желудке, — посоветовал ему Вирджил.
— Про мои боли, — повторил Моль и поморщился.
— Нас всех собрали для того, чтобы… — начал Эккерман.
— Да, — отрывисто рявкнул Моль, кивая огромной головой. — Знаю. И вы все тоже знаете. Именно для этого.
— Точно так же, как в налогах и профсоюзах, я уверен в том, что доктор Свитсент вам поможет, — сказал Вирджил. — Мы перейдем в квартиру по другую сторону коридора, чтобы вы могли поговорить наедине.
Он тактично удалился. За ним следом двинулись члены клана Эккерманов и чиновники фирмы, оставив Эрика Свитсента наедине с Джино Молинари.
— Ладно, — помолчав, сказал Эрик. — Опишите мне свои желудочные боли, господин секретарь.
Как ни в чем не бывало — в любом случае пациент есть пациент — доктор Свитсент уселся в мягкое кресло напротив Генерального секретаря ООН, принял профессиональную позу и стал ждать ответа.
4
Когда вечером Брюс Химмель карабкался по шаткой деревянной лестнице, поднимаясь в квартиру Криса Плаута в мрачной мексиканской части Тихуаны, в темноте за его спиной раздался женский голос:
— Привет, Брюси. Похоже, у нас сегодня вечеринка сотрудников корпорации. Саймон Илд тоже здесь.
Женщина догнала его у дверей. Это оказалась весьма сексуальная и острая на язык Кэти Свитсент. Он уже несколько раз встречал ее у Плаута, так что не слишком удивился. Не поразило его и то, что миссис Свитсент была одета несколько иначе, чем на работе. На сегодняшнее таинственное мероприятие Кэти явилась голая до пояса, естественно, за исключением сосков, не столько позолоченных в точном смысле этого слова, сколько покрытых некоей пленкой из живой материи — какой–то марсианской формой жизни. В итоге оба они обладали собственным сознанием и живо реагировали на происходящее.
На Химмеля ее вид произвел ошеломляющее впечатление.
Следом за Кэти Свитсент поднимался Саймон Илд. В полутьме казалось, будто его глуповатое прыщавое лицо ничего не выражает. Только этого придурка Химмелю и не хватало. Больше всего, увы, тот напоминал его самого, что для него было просто невыносимо.
Четвертого человека, который ждал в неотапливаемой комнате с низким потолком в захламленной и провонявшей зачерствевшей едой квартире Криса Плаута, Химмель узнал сразу же и не мог оторвать от него взгляда. Этот мужчина был знаком ему по фотографиям на задних обложках книг. Перед ним стоял авторитет в вопросах даосизма из Сан–Франциско, Марм Хастингс, бледный очкарик с тщательно причесанными длинными волосами, в дорогой изысканной одежде с Ио. Вид у него был явно смущенный.
Химмель знал, что многочисленные книги на тему восточного мистицизма принесли этому худощавому, но необычно красивому человеку сорока с небольшим лет внушительный капитал. Зачем он сюда явился? Наверняка для того, чтобы попробовать йот–йот–180. Хастингс прославился своим стремлением испытать на себе любой существующий галлюциноген, как легальный, так и нелегальный. Для него это был вопрос религии.
Но насколько знал Химмель, Марм Хастингс никогда до сих пор не появлялся в квартире Криса Плаута в Тихуане.
«И что это должно означать?» — размышлял Брюс, стоя в углу и наблюдая за происходящим.
Хастингс сосредоточился на библиотеке Плаута, посвященной наркотикам и религии. Присутствующие его совершенно не интересовали. Он их даже будто бы презирал.
Саймон Илд, как обычно, сидел, скрестив ноги, на подушке, брошенной на пол. Он раскурил коричневый косяк марихуаны и лениво затянулся, дожидаясь Криса.
Кэти Свитсент присела на корточки, машинально поглаживая колени, словно прихорашивающаяся муха. Она будто приводила свое худощавое мускулистое тело в состояние готовности, возбуждала его, как решил в конце концов Химмель, размеренными движениями, похожими на упражнения йоги.
Брюс смущенно отвернулся. Ее поведение явно не соответствовало возвышенной атмосфере встречи. Однако до миссис Свитсент не доходили никакие слова. Эта женщина вела себя так, будто страдала аутизмом.
Из кухни вышел Крис Плаут в красном халате и босиком. Он внимательно огляделся вокруг сквозь темные очки, словно пытаясь сообразить, можно ли уже начинать.
— Марм, Кэти, Брюс, Саймон и я, Кристиан, — всего пятеро. Мы отправляемся в неизведанные края с помощью нового вещества, которое только что добралось до нас из Тампико на борту судна с бананами. Вот оно.
Он протянул руку. На раскрытой ладони лежали пять капсул.
— По одной каждому из нас, для Кэти, Брюса, Саймона, Марма и меня, Кристиана. Наше первое совместное духовное путешествие. Вернемся ли мы? Преобразимся ли, как говорит Моток?
«Как говорит Клин Мотку», — мысленно поправил его Химмель.
— «Господь с тобой, Моток! Тебя преобразили»[25], — сказал он вслух.
— Что, извините? — спросил Крис Плаут, наморщив лоб.
— Это просто цитата, — объяснил Химмель.
— Хватит, Крис, — сердито бросила Кэти Свитсент. — Давай товар, и начнем. — Ей удалось схватить одну капсулу с ладони Криса. — Я первая. Без воды.
— Интересно, без воды эффект будет такой же? — негромко спросил Марм со своим якобы британским акцентом.
Не двигая глазами, он сумел внимательно рассмотреть женщину. Химмель заметил это по тому, как Марм внезапно напрягся.
«Неужели даже здесь нельзя обойтись без плотских желаний?» — возмутился он.
— Такой же, — заявила Кэти. — Все точно так же. Когда продираешься в абсолютную реальность, все превращается в одно большое размытое пятно.
Она глотнула и откашлялась. От капсулы не осталось и следа.
Химмель потянулся за своей, за ним остальные.
— Если нас поймает полиция Моля, то всех заберут в армию и пошлют на фронт, — сказал Саймон, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Или в трудовые лагеря на Лилистаре, — добавил Химмель.
Все напряженно ждали результатов действия наркотика, как обычно в те короткие секунды, прежде чем снадобье ударит в голову.
— Трудиться на старого доброго Френекси. Моток, тебя преобразили в премьер–министра.
Он нервно захихикал. Кэти Свитсент яростно уставилась на него.
— Прошу прощения, мисс, — невозмутимо обратился к ней Марм Хастингс. — Мы никогда с вами не встречались? Мне кажется, будто я откуда–то вас знаю. Вы часто бываете в окрестностях Сан–Франциско? У меня там мастерская и дом на холмах Вест–Марин, возле океана, спроектированный хорошим архитектором. Мы часто проводим семинары, там бывает множество людей. Но вас бы я запомнил, о да.
— Мой чертов муженек никогда не позволил бы мне ничего подобного, — ответила Кэтрин Свитсент. — Я сама себя обеспечиваю, финансово более чем независима и все равно вынуждена терпеть его нарекания и жалобы, как только пытаюсь хоть что–либо сделать сама. Я занимаюсь скупкой антиквариата, — добавила она. — Но старье мне уже наскучило. Хотелось бы…
