— Извини, — тихо проговорила Нинтинугга, — но ты умираешь и всей моей силы не хватит, чтобы спасти тебя. Конечно, я могла бы воскресить…
— Нет, о нет, моя прекрасная госпожа, я и не думал просить Тебя об этом! — воскликнул Абра. — Мой путь определен и я рад, что это так, ибо после случившегося уже не мог бы оставаться на земле… Дыхание смерти на многое открыло мне глаза, разбудило разум, очистило душу… — жрец заметил внука, замершего позади господина Шамаша, виновато улыбнулся ему, словно прося прощение за то, что дед вынужден покинуть паренька… Ему было больно осознавать это. На лицо набежала тень… И тут он вспомнил: нет, Бур будет не один. У него есть друг — наделенный даром, да, еще он слышал о подружке — сестре Ларса… Лика, кажется, так ее зовут. Прежде старик отвергал даже мысль о возможности союза между своим единственным наследником и слепой девчонкой. Но теперь многое изменилось, и ему было радостно думать о том, что однажды это произойдет, ведь сестра Хранителя — завидная партия для любого.
"Мой мальчик не будет одинок, — мелькнуло у него в голове, зажигаясь искрами чистых сладостных слез в глазах, — у него будут друзья, семья, дети и внуки… И, если боги будут милостивы, может статься, когда-нибудь исполнится и моя самая заветная мечта: Бур станет жрецом…" — Прощай, — вздох облегчения сорвался с его губ. Арба улыбнулся: теперь он был счастлив. И, наконец, свободен.
— Пора, — Эрешкигаль пробежала тонкими холодными пальцами по лицу служителя, налагая на его черты печать смерти, коснулась губ, забирая вместе с последним вздохом душу старика, чтобы, спеленав ее, словно младенца, защищая от стихий мира, унести в прекрасные края тепла и вечного блаженства.
Еще миг, и богиня исчезла, словно легкая туманная дымка поутру.
Глава 13
— Вот и все, — прошептал Бур, не в силах отвести взгляда от того места, где еще мгновение назад госпожа Кигаль склонялась над своим жрецом.
Богиня ушла, унося собой вечную душу, оставив ворохом старых одежд лишь начавшее погружаться в вечный сон тело — пустое и холодное. Она выполнила свою часть работы. Об остальном должны были позаботиться другие.
Старик был хорошим учителем. Несмотря на все сопротивление Бура, деду удалось вложить в голову юноши те обряды, которые должен знать служитель. И в этот миг, лежавший посредине между двумя прощаниями — вечным и временным — перед глазами у горожанина, оживая, обретая не только образы, но и краски, звуки, — оживал длинный причудливый ритуал, который предстояло совершить, чтобы сон, охвативший упокоившуюся плоть, был светел и радостен, чтобы разум помнил о прошлом и, когда придет время будущего, смог сделать шаг ему навстречу.
Отрешившись от всего остального, сколь бы окружавшее его в этот миг ни было великим и удивительным, Бур думал только об этом обряде.
"Я должен сделать это для деда!"
В жизни у него не нашлось для старика ни одного доброго слова — лишь обвинения да оскорбления.
"Пусть же речи благодарности прозвучат в этом сне, — он скользнул взглядом по бледному, еще более заостренному сном лицу. — Я люблю тебя, старик. Прости, что я понял это так поздно. Прости за то, что я был слеп и не замечал, что ты для меня значишь, как ты заботишься обо мне… Дед, я сделаю то единственное, чем перед лицом грядущего могу отблагодарить тебя за все, оставшееся в прошлом: я стану служителем, как ты того хотел. И, да будут боги мне свидетелями, я исполню обещание!"
— Да будет так, — прошептал он, и лишь затем, отвернувшись от мертвого, вернулся к живым. — Ну, - вздох сорвался с его губ, — вот и все. Все беды позади… — ему было нужно произнести это вслух, чтобы самому до конца поверить. Но когда беспокойные ветра в его душе уже начали утихать, до него донесся полный грусти и боли голос Ларса:
— Нет. Мы лишь остановили падение, тянувшее нас все глубже и глубже в бездну пустоты, но не выбрались из нее.
Скрипя зубами, он шевельнулся, собираясь подняться.
— Обожди, маг, — стоявший с ним рядом Лис наклонился к Ларсу, помог ему встать и замер рядом, поддерживая за плечи. — Тебе бы лучше лежать, — взглянув на бескровное, покрытое капельками пота лицо раненого, проговорил караванщик, — слаб ты больно…
Он едва успел договорить эти слова, как к ним подбежала Нинти, подхватила Ларса под руку:
— Зачем ты встал? Раны же откроются!
— Ты исцелишь их, — прошептал тот в ответ. — Ты ведь богиня.
— Богиня-то богиня, — горько усмехнулась она, — да только младшая!
— Госпожа, разве не Ты оживляла мертвых? — удивленно глядя на нее, спросил Евсей.
— А, это… — вздохнув, Нинти махнула рукой. — Пустое. Оживить мертвого куда легче, чем вылечить живого…
Душа караванщика была не в силах согласиться с этим, когда исцелять раны могли и люди, а воскрешать — лишь небожители, но разве богиня врачевания не знает все лучше его, обычного караванщика? К тому же, он мог просто неверно истолковать Ее слова, ведь все речи бессмертных полны загадок и несут в себе не только первый смысл, лежащий на поверхности слов, но и множество других, скрытых, глубинных.
Евсей хотел задать вопрос, который, возможно, прояснил бы все, но тут вновь заговорил Ларс, успевший к тому времени справиться с болью и отдышаться:
— Мы должны что-то сделать! Пока еще не поздно!
— Что сделать? Для чего поздно? — воин никак не мог взять в толк, что так обеспокоило горожанина. Они-то были уверены, что теперь не о чем волноваться, ведь бог солнца победил Губителя. Все!
— Для города! Неужели вы не чувствуете, что он умирает? — с жаром воскликнул молодой маг. Его глаза лихорадочно заблестели.
Караванщики смотрели на него, вытаращив от удивления глаза, совершенно ничего не понимая.
— Умирает? — в первый миг Буру показалось, что он слишком глубоко погрузился в свои размышления о смерти, вечном сне, прошел в обряде дальше, чем дозволено провожающему и потому, вернувшись назад, не правильно расслышал произнесенное слово, принимая его за другое — то, что продолжало звучать в душе. Впрочем, было возможно и иное объяснение.
"Ларс тяжело ранен, — думал юноша, с сочувствием глядя на нового Хранителя города, — только боги и он знают, что ему пришлось пережить. Конечно, все это не могло пройти бесследно. У него лихорадка, бред, который ослепляет его глаза, заставляя видеть нереальное, не замечая очевидного".
— Успокойся, друг, — он подошел к нему, коснулся рукой плеча. — Все хорошо. Керхе ничего не угрожает…
— Прежний Хранитель мертв… — вновь заговорил Ларс. В его глазах смешались физическая боль и душевная. В этот миг может быть лучше, чем кто бы то ни было другой в городе, он ощущал ужас того, что уже начало происходить, налагая печать конца на все вокруг: камни, своды, — полня дыханием смерти даже воздух. Его душу терзало, рвало на части собственное бессилие, когда он искал возможность все изменить, отвратить неминуемое и не находил, видя впереди лишь черный мрак пустого сна. Это бессилие злило, заставляло до крови кусать губы, скрипеть в отчаянии зубами, не надеясь на чудесное избавление, и, все же, веря в него…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
