Бубо раздавил грязными ногтями вошь, попавшуюся ему в его пышной бороде и, глянув на нищего, которому он подавал на улице, притащил еще несколько кружек пива своим клиентам, после чего вернулся к своему нескончаемому занятию — охоте за вшами.
Дверь открылась, впустив еще одного человека, который подобно Уэлгрину был в Лабиринте по делам. Уэлгрин изобразил в воздухе пальцем небольшой круг и вновь прибывший поспешил к его столу.
— Мой человек был убит прошлой ночью, — говоря, Уэлгрин смотрел прямо в глаза вошедшему.
— Я слышал это, и оружейник Энлибрайт тоже. Я бросился сюда, чтобы доказать тебе, что это не моих рук дело, хотя и знал, что ты можешь подозревать меня. Ну, Уэлгрин, даже если я хотел перехитрить тебя, а я уверяю тебя, что такие мысли никогда не приходили мне в голову, я едва ли убил бы Энлибрайта, не так ли?
Уэлгрин что-то проворчал. Кто возьмется сказать, что человек из Санктуария готов сделать для достижения своей цели? Но доносчик, вероятно, сказал правду. Он относился к нему со скрытой подозрительностью, как к лжецу, который не думает притворяться. И если он говорил правду в тот раз, что весьма вероятно. Руно пал жертвой случайного преступления. Монеты показали, что грабеж не был причиной. Возможно, у гончара были враги. Уэлгрин напомнил себе о необходимости вписать двойное убийство в гарнизонную ведомость, из которой легко можно было установить, когда были убиты их предшественники.
— Опять у меня нет информации. Я пока не буду платить, — разговаривая, Уэлгрин произвольно переставлял кружку с пивом из одной руки в другую, скрывая важность беседы от любопытных глаз.
— Есть другие, кто мог бы клюнуть на твою приманку: Маркмор, Инас Йорл, даже Литанде, если цена будет подходящей. Считай это, приятель, только задержкой, но не неудачей!
— Нет. Плохое предзнаменование. Трижды ты пытался и не смог дать мне то, что я требую. Я больше не буду иметь с тобой дел.
Доносчик выживал за счет того, что знал, когда не стоит спорить. Вежливо кивнув, он оставил Уэлгрина, не сказав ничего, и покинул «Единорог» прежде, чем Бубо собрался принять у него заказ.
Уэлгрин откинулся на стуле, обхватив сзади голову руками. Глаза его были настороже, но мысли были бессвязными. Смерть Руно глубоко потрясла его не потому, что он был хорошим солдатом и давнишним компаньоном, хотя и то и другое имело место, но потому, что его смерть продемонстрировала большую силу воздействия проклятья С'данзо на его семью. Пятнадцать лет назад община С'данзо постановила, что все вещи, важные для его отца, должны быть изъяты и уничтожены, тогда как он беспомощно наблюдал за происходящим. Чтобы воздать полной мерой, старухи распространили проклятье на пять поколений. Уэлгрин был первым. Он опасался, что день, когда его путь пересечется с его собственным, обделенным судьбой ребенком, будет так же горек, как и встречи со своим собственным обесчещенным предком.
Было бы чистым безумием возвратиться в Санктуарий, к месту проклятья, несмотря на заверения Пурпурного Мага о защите. Безумие! С'данзо чувствовали его приход. Пурпурный Маг единственный человек, которому Уэлгрин доверился раскрыть колдовство, исчез задолго до того, как он и его люди прибыли в город. А теперь Энлибрайт и Руно убиты неизвестной рукой. Сколько еще он может позволить себе ждать? Действительно, здесь много волшебников; и любой из них может быть куплен, но все они лояльны. Если бы они смогли воссоздать надписи на черепке, на них, несомненно, нельзя было бы положиться в плане сохранения тайны. Если Иллира не даст ответа в полночь, Уэлгрин решил увести своих людей куда-нибудь подальше от этого проклятого города.
Он бы продолжал свою литанию о нерасположении богов к нему, если бы его внимание не привлек тревожный крик горного ястреба — птицы, которую никогда не видели и не слышали в стенах Санктуария. Для его людей это был сигнал тревоги. Он оставил несколько монет на столе и покинул «Единорог» без уведомления.
Второй сигнал направил его вниз по проходу, слишком узкому, чтобы назвать его аллеей, и гораздо более узкому, чем улица. Двигаясь скрытно и осторожно, Уэлгрин замедлял движение возле закрытых дверей, подозревая засаду на каждом шагу. Только третий сигнал и появление в тени знакомого лица ускорили его темп.
— Мэлм, что случилось? — спросил он, остановившись над какой-то мягкой зловонной массой и не глядя вниз.
— Смотрите сами.
Слабый луч света, пробившийся между остроконечными крышами нескольких зданий, осветил два трупа. Одним из них был доносчик, только что покинувший компанию Уэлгрина, из его шеи торчал самодельный нож. Вторым был нищий, которому Уэлгрин подал серебряную монету. На нем были явные следы совершенного убийства.
— Я вижу, — глухо сказал Уэлгрин.
— Один из них, нищий, шел за вторым от «Единорога». Я следил за доносчиком с тех пор, как мы разузнали о Руно, поэтому я стал следить за обоими. Когда доносчик понял, что его ведут, он неожиданно свернул в этот глухой переулок, я полагаю, по ошибке, и нищий последовал за ним. Я обнаружил доносчика мертвыми убил нищего сам.
— Еще две смерти за проклятье, — Уэлгрин посмотрел на тела, затем похвалил Мэлма за усердие и отправил его назад в гарнизонные казармы подготовиться к визиту Иллиры. Он оставил трупы в этом глухом переулке, где их могли никогда не найти. Эту пару он не впишет в гарнизонную ведомость.
Уэлгрин шел по городу, напуская на себя вид гарнизонного офицера, находящегося при исполнении служебных обязанностей, хотя если бы убийство произошло у его ног, он не пошевелил бы и пальцем. Дважды он проходил мимо входа в базар, дважды колебался и дважды продолжал свой путь. Заход солнца застал его обещанием блаженства, поскольку священники отправлялись в свои храмы, а женщины с Улицы Красных Фонарей вышли на первые прогулки. К наступлению полной темноты он был на набережной, голодный и близкий по своему душевному состоянию к пятнадцатилетнему возрасту, когда он бежал в гавань и спрятался в трюме уходящего за границу корабля в одну страшную ночь много лет назад.
В безлунную ночь это воспоминание вернулось к нему с осязаемой силой. В тисках своих пороков и одержимый воображаемой идеей безбожия своей возлюбленной, его отец замучил и убил ее. Уэлгрин мог многое вспомнить об этом. После убийства он бежал из казарм в гавань. Конец истории он узнал из бивуачных рассказов после того, как сам присоединился к армии. Неудовлетворенный убийством отец расчленил ее тело, бросил голову и внутренности в сточную канаву дворца, остальное в гарнизонный отстойник.
Санктуарий гордился отсутствием глашатаев, выкрикивающих ночью время. Когда светила луна, ее движение позволяло примерно определить время, но при отсутствии ее ночь казалась вечностью, и полночь — это время, когда ваши суставы затекли от сидения на сырых каменных сваях набережной, а ночные видения угрожали вашему зрению. Уэлгрин купил светильник у хранителя трупов в склепе и вышел на тихий базар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
