Юный Барнс наблюдал эту часть операции с самого начала. Он пристыдил персонал Инспекции, прикрепленный к ним в помощь, с чувством собственного достоинства.
— Он знает, что делает, — резко сказал Барнс — Смотрите! Я беру флягу. В ней пресная вода. Вот мыло. Намочите его пресной водой, и оно станет скользким. Видите? Оно растворяется. А теперь — соленой водой. Попробуйте! Ну, видите? В разогретый состав добавляется соль, чтобы отделить само мыло, когда его изготавливают. — Он хорошо разобрался в идеях Бордмана. — Соленая вода не размягчает землю. Просто не может! Пойдемте, возьмем еще одну трубку, запустим под землю больше соленой воды!
Работники не понимали смысла действий. Но работали с охотой, ведь цель весьма благородна… А ниже уровнем в озере, осушенном гидравлическим способом, вода уже поступала обратно в форме грязи. С берега протянули другую трубу. Довольно небольшую. Весь персонал был в полном недоумении. Ибо за борт выливалась чистая вода, а соленая поступала в небольшое озеро.
На второй день Сандрингам вызвал Бордмана, и тот с неохотой оторвался от своего занятия, глядя на экран.
— Да, утечка топлива остановлена, — докладывал Бордман. — Я пытаюсь измерить концентрацию, сравнивая специфические показатели воды в озере и соленого раствора, погрузив в них электроды. Топливо дает безумную коррозию, выше, чем раствор соли.
— Хотите начать?
— Вы можете заливать его в отверстия. Как барометр?
— Упал на три десятых. Сейчас стоит неподвижно.
— Дьявол! — выругался Бордман. — Пора устанавливать формы. Заморозьте их в пластиковых пакетах под размер отверстий и потом заложите на глубину.
— У нас больше этой чертовой возни с топливом, чем со всем остальным, — мрачно проговорил Сандрингам. — Помните, однако, что эта штуковина все еще опасна, хоть и растворенная в воде! Она утратила чувствительность, но еще не полностью!
— Будь это так, вам следовало бы приказать горожанам сидеть неподвижно. У меня сейчас около сорока тонн топлива, растворенного в соленом растворе, в этом озере. Но соленой воды на него приходится пять тысяч тонн! Мы говорим только шепотом, находясь рядом с ним, ходим в мягких тапочках. Начинаем заморозку.
— Как вы справитесь с этим?
— Солевой раствор замерзает при минус тридцати. В однопроцентном растворе только пять процентов чувствительны к температуре минус девятнадцать. Я повышу напряжение в растворе и заморожу его посильнее.
Он помахал испачканной грязью рукой и исчез из виду.
В этот день от Резиденции двинулись вездеходы. Они ехали очень плавно, с большой осторожностью. На места уже прибыли люди в специальных рукавицах, они доставали из вездеходов странные предметы, похожие на колбасу, развязывали их с одного конца и опускали в отверстия, выкопанные накануне. И проталкивали специальными палками, также охлажденными. Потом переходили дальше.
В первый день было уложено пятьсот таких колбас, во второй — еще четыреста. В третий — восемьсот. На четвертый день концентрация топлива в солевом растворе оказалась столь высока, что прибор зашкалило при попытке узнать, какую коррозию вызовет жидкость. Грязи там больше не было.
Раствор вытекал обратно в море, и в нем отсутствовало топливо. Бордман сообщил об этом Сандрингаму.
— Я немедленно извещу жителей! — радостно воскликнул тот. — Просто не могу в это поверить. Вы собрали все топливо!
— Это возможно лишь в таком месте, где скалы дают нужное понижение. Но нужно сделать еще отверстия. Я соберу топливо для остальных отверстий.
Сандрингам замешкался.
— Двадцать тысяч отверстий, — устало сообщил Бордман. — В каждом шестисотфунтовый блок из замороженного раствора соли с добавлением одного фунта жидкого топлива. Мы это сделаем. Как барометр?
— На десять выше, — ответил Сандрингам. — И продолжает подниматься.
Бордман смотрел на него усталыми от бессонницы глазами.
— Ну, давайте, Сандрингам!
Шеф заволновался. Потом сказал:
— Вперед.
Бордман протянул руки к соратникам, которыми восхищался, несмотря на затуманенный усталостью рассудок. Они всегда были готовы работать при необходимости, и работа не прекращалась все пять дней. Он объяснил, что осталось провести всего три мили отверстий и что нельзя останавливаться, пока все отверстия не будут заполнены. Поэтому нужно выкачать как можно больше топлива и тщательно смешать его с охлажденным солевым раствором, а потом заморозить и получить те самые “колбасы”…
— Хорошо, сэр, я позабочусь об этом, — сказал лейтенант Барнс.
— Барометр поднялся еще на одну десятую, — произнес Бордман. — Его глаза уже не могли сфокусироваться на предмете. — Хорошо, лейтенант. Вперед. Вы многообещающий младший офицер. Отлично. Присяду-ка я здесь на минуточку.
Когда Барнс вернулся, Бордман спал. В это время изготовление последних полутора сотен замороженных колбас из рассола, смешанного с топливом, оставалось делом нескольких часов. А затем повсюду воцарилась тишина.
Юный Барнс сидел возле Бордмана, свирепо посматривая на всех, кто приближался к старшему офицеру. Когда раздался сигнал переговорного устройства и на экране появилось лицо Сандрингама, Барнс сам подошел к экрану.
— Сэр, — начал он, стараясь соблюдать формальности, — мистер Бордман не спал пять дней. Работа завершена. Я не стану будить его, сэр!
Брови Сандрингама удивленно поползли вверх.
— Не станете?
— Нет, сэр! — заявил юный Барнс.
Сандрингам кивнул.
— На ваше счастье, никто нас сейчас не слышит. Вы абсолютно правы.
Он отключил соединение. И только потом юный Барнс понял, что он осмелился возражать начальнику сектора, а это куда серьезнее, нежели учить старшего офицера, как пристегивать баллоны к скафандру.
Двенадцать часов спустя Сандрингам вновь вызвал его на связь:
— Барометр падает, лейтенант. Меня это беспокоит. Я рассылаю сообщение о надвигающемся шторме. Объясняю людям, что заложенные в ямы химикалии могут не успеть завершить свою работу. Если Бордман проснется, предупредите его.
— Есть, сэр, — отвечал Барнс.
Но будить Бордмана он не собирался. Бордман, однако, проснулся сам — после двадцатичасового сна. Он чувствовал себя несколько помятым, а во рту стоял кислый привкус.
— Что с барометром? — первым делом поинтересовался он.
— Падает, сэр. Сильные ветра. Начальник сектора открыл Резервную площадь для всех желающих жителей острова.
Бордман что-то посчитал на пальцах. Конечно, не помешал бы инструмент посерьезнее… Разве можно подсчитать на пальцах, сколько времени потребуется для растворения однопроцентного раствора корабельного топлива в замороженном рассоле и когда он окончательно просочится до уровня перевернутого вверх дном болота с давлением слоя в сорок футов земли?
— Я думаю, все получится, — наконец вымолвил он. — Между прочим, они повернули дальний шланг ирригационной системы?
Юный Барнс был не в курсе. Ему пришлось послать за информацией. Между тем он угостил Бордмана кофе с бутербродами. Бордман оживился.
— Странно, — сказал он. — Вы думаете о вреде, который принесет вытекшее топливо. О взрыве запасов и так далее. Даже само по себе оно равнозначно тысячам тонн ТНТ. Я всегда думал, что такое ТНТ, — до того, как это слово стало означать измерение тоннажа энергии. Вы считаете, что произойдет взрыв, и это вас пугает. Но подумайте лучше о том, как можно применить все это количество энергии к многим квадратным милям перевернутого вверх дном болота! Знаете, лейтенант, ведь на Сорисе-2 мы закачали топливо в болото, которое собирались осушить. Залили и оставили впитываться, пока не подули сильные, устойчивые ветра.
— Да, сэр, — уважительно проговорил Барнс.
— А затем мы его подожгли. У нас был не однопроцентный раствор — а в одну тысячную процента. Никто не стал измерять скорость возгорания при взрыве сухого топлива. Измерили в растворе. Ниже, чем скорость звука. Чистый температурный феномен. В воде, в любой жидкости, корабельное топливо сгорает при температуре, чуть ниже точки кипения воды. Оно не взорвется от удара, но раствора надо чертовски много. Можно мне еще кофе?
— Да, сэр, — ответил Барнс — Сейчас будет.
— Мы залили топливо в болото и оставили его там. Оно обладает высоким уровнем диффузии. И просачивается в грязь… И вот наступил день с хорошим сильным ветром. Я опустил раскаленную железную болванку в болотную воду с добавленным в нее топливом. От этого зрелища у нас просто волосы встали дыбом!
Барнс налил еще кофе. Бордман сделал глоток и обжег язык.
— Поднялся пар, состоящий из воды и примеси топлива. В массе своей он не взорвался. Просто из болота повалила стена пара. И пар был даже не сжатым. А звук!.. Громкий хлопок, и туча пара высотой в полмили понеслась вверх, подгоняемая ветром. И вся вода с поверхности болота улетучилась, а ядовитые болотные растения погибли. Таким образом… — он громко зевнул. — Мы получили участок десять на пятьдесят миль, готовый к приему колонистов.
