— Да, и даже несколько, — сухо ответил Шеф. — Мы слишком дол^о не пускали сюда колонистов. Если мы сейчас разрешим им это, начнется настоящая паника и драка за право войти первым. Это приведет к настоящей трагедии!
Он перевел дыхание.
— Им повезло, что Резиденция находится здесь. Можно сказать, само Провидение к ним благосклонно. Узнаем позже! Но десять дней назад мы обнаружили следующее: на складе топлива для кораблей начало зашкаливать приборы. Они не регистрировали утечку топлива. А утечка произошла. Вы знаете, что топливо безвредно, пока заморожено. И знаете, как оно действует, будучи размороженным. Смешиваясь с влагой на почве, оно не только взрывоопасно, но еще и приводит к коррозии — проедает дыры в других контейнерах. Можете себе представить, на что это похоже?!!
Бордман почувствовал настоящий страх.
— Найти бы того человека, который все это устроил с топливом! — воскликнул Вернер театральным голосом. — Он же всех нас погубил! Пока мы не переместимся на твердую почву Арктики.
— Вот еще почему нельзя пускать их сюда, Бордман, — сказал начальник сектора. — Наши топливные склады выходят к скалам. Разлитое топливо — а оно уже разогрелось — потечет по скалам, разъест остальные контейнеры, а потом просочится в почву и смешается с водой.
Бордман ощутил мороз по коже.
— Я полагаю, что они ходят на цыпочках, затаив дыхание, стараясь ничего не уронить. Теперь мне ясно, почему нельзя было садиться на ракетных двигателях!
Его охватил ужас. Топливо для космических кораблей совершенно безопасно, пока заморожено изготовителем. Это химико-энергетическая смесь, атомы которой удерживаются прочными связями. Нужно много энергии, чтобы разорвать эти связи. Когда топливо разогревается или катализируется, оно проходит следующую стадию. Оно приобретает модификацию, избежать которой позволяет замораживание. Изменяется конфигурация молекул. То, что было неподвижно благодаря холоду, становится крайне нестабильным. Достаточно взмаха пера, чтобы произошла детонация. Крик может вызвать взрыв. В норме, оно взрывается по одной молекуле в двигателе корабля, будучи катализировано в специальных условиях. Корабельное топливо содержит измеряемую фракцию энергии космического взрыва. Но лучше использовать ее только в двигателях корабля.
Сейчас вытекшее топливо нагрелось и любая вибрация может привести к взрыву. Даже смешавшись с водой, оно может взорваться, ведь это не химический, а энергетический процесс.
— Добрый дождик, если пройдет на другом конце острова, смоет сотни тонн вытекшего топлива, — сказал Сандрингам. — И это ускорит детонацию остального. Взрыв будет эквивалентен, по меньшей мере, термоядерной бомбе в несколько мегатонн. Недурно, правда? Если бы жители не занимались ирригацией, мы могли бы эвакуировать Резиденцию и пусть все к чертям взорвется. Если бы топливо не вытекло, мы могли бы запустить сюда поселенцев до принятия решения. По отдельности все разрешимо, но не в комбинации…
— Эвакуировать всех в Арктику — вот единственный выход! — снова заявил Вернер. — Хотя бы часть спасется! Я возьму лодку и оборудование и отправлюсь подготовить все необходимое…
Воцарилась мертвая тишина. Пегий пес, сопровождавший Бордмана от входа, громко зевнул. Бордкан потянулся и с отсутствующим видом почесал пса за ушами.
— Прошу прощения, сэр, но каков прогноз погоды? — смущенно заговорил юный Барнс.
— Абсолютная ясность, — с удовлетворением ответил Шеф. — Вот почему я разрешил посадку для Бордмана и Вернера. Одна голова хорошо, а три — лучше. Мы зарабатываем себе на жизнь мозгами.
Бордман продолжал чесать собаку за ушами. Вернер облизывал губы. Юный Барнс переводил взгляд с одного на другого. Затем — снова на Шефа.
— Сэр, мне кажется, все будет хорошо, — произнес он. — Мистер Бордман, сэр, он… он справится!
Барнс густо покраснел из-за неумения сказать что-либо значительное. Получилось, как будто он посоветовал Шефу, как застегивать скафандр.
Но Шеф молча кивнул в знак одобрения и повернулся к Бордману — послушать, что он скажет.
Подветренная сторона острова имела плавный спуск к воде. С борта корабля — скажем, в паре миль отсюда — берег казался низким, ровным и совсем не страшным. Вокруг стояли дома, виднелись лодки на плаву. Они были намного меньше, чем те, что тянули нефтяное пятно в двадцати милях отсюда. Большинство из лодок вроде бы стояли на якоре. Другие двигались. Люди спрыгивали за борт — беззвучно, доставали что-то со дна океана и кидали в лодки. Время от времени люди выбирались из воды и усаживались на борта, праздно покуривая.
Светило солнце, трава зеленела, и море было подернуто легкой дымкой. Но когда маленькая прогулочная лодка персонала Инспекции приблизилась к берегу, картина изменилась.
На расстоянии мили масса зелени, выглядевшая как склонившиеся к воде деревья, оказалась сплошной мешаниной из поваленных стволов и переплетенных веток. Еще через полмили вода стала мутной. В ней плавали различные предметы: крыша дома, листья кустарника из декоративной изгороди — его корни всплыли на поверхность. Детская игрушка прицепилась к лодке. Это выглядело ужасно патетично. Причудливой формы самолетик на деревянной подставке посреди океанских волн.
— Если не принимать во внимание угрозу взрыва топливного склада, нам необходимо сделать что-нибудь для закрепления почвы, — сказал Бордман. — Надеюсь, вы, лейтенант, не забыли задавать бесполезные вопросы?
— Да, сэр, — отозвался Барнс. — Я пытался. Спрашивал обо всем, что приходило мне в голову.
— А вон про те лодки?
Бордман указал на лодку, из которой упало в воду что-то наподобие проволочной корзины.
— Плантации, сэр. На этой стороне острова дно моря понижается постепенно и на дне находятся подводные плантации. Земные мидии не сумели приспособиться к здешним условиям, зато растут разнообразные водоросли. Их культивируют тут повсеместно.
Бордман перегнулся через борт и взял двенадцатую пробу воды.
— Я поищу кого-нибудь с маской и ластами, — проговорил он. — Какова глубина в этом месте?
— Мы сейчас в полумиле от берега, сэр, — отозвался Барнс. — Значит, около шестидесяти футов. Наклон дна — около трех процентов. И никакого песка, чтобы остановить смещение.
— Три процента — не так уж и плохо!
Бордман выглядел удовлетворенным. Он взял один из образцов и наклонил емкость, добиваясь нужного угла. Грязь на дне емкости была той же, что и на суше. Но на суше она коллоидная. А в морской воде тонет, ведь соль затрудняет рассеивание частиц.
— Понимаете, в чем дело? — спросил он. Барнс помотал головой, и он объяснил: — Мне за мои грехи довелось много времени провести на заболоченных планетах. Грязь из соленых болот отличается от грязи из пресноводных. Настоящая беда для этих людей на берегу состоит в том, что они устроили свою ирригацию на болоте, а болото повернулось вверх дном. И теперь вопрос: можно ли превратить пресноводное болото в соленое без ущерба для ирригации? Вот почему я беру эти образцы. Чем ближе мы к берегу, тем более пресной должна становиться вода, когда берег имеет такое незначительное понижение и дренаж в этом направлении.
Он подозвал приставленного к ним в помощь офицера Резиденции.
— Подведите лодку поближе, пожалуйста.
— Сэр, у берега запрещены моторные лодки, — заметил Барнс. — Вибрации.
Бордман пожал плечами.
— Мы подчинимся правилам. Пожалуй, достаточно и этих образцов. Как глубоко просачивается грязь там, на берегу?
— Около двух ярдов от поверхности, сэр. Грязь имеет консистенцию густой сметаны. Можно увидеть, где кончается пена.
Бордман посмотрел на него в упор. Барнс отвел взгляд.
— Э… Сэр, можно мне спросить…
— Да, можно. Но ответ будет чисто умозрительным. Информация не принесет никакой пользы, пока мы не решим остальные проблемы. Но, решив другие проблемы, мы не получим пользы, пока не разберемся с этой. Понимаете?
— Да, сэр. Но другая часть кажется более важной.
Бордман пожал плечами.
С одной из ближайших лодок раздался крик. Люди показывали на берег. Бордман быстро повернулся туда.
Участок почвы, выглядевшей устойчиво, пополз к воде. Он начал разваливаться спереди и медленно продвигался к границе воды, где густые слои грязи достигали поверхности.
Ширина ползущего участка составляла добрых полмили. Внешняя граница растворилась в море, вершина наклонилась, растительность начала уходить под воду. Это напоминало картину, как слиток цветного металла соскальзывает в лужу, образовавшуюся от его собственного плавления.
То, что последовало, выглядело поистине ужасно.
Когда почва растворилась, а дерн поплыл по воде, на берегу остался голый участок земли, покрытый трещинами.
