А местами было и лучше Кавказа. Уютнее как-то. Даже Женева показалась в общем-то приемлемой и вписанной в природу как надо. По принципу наименьшего зла.
На этот раз обошлось без конспиративных игр – молчаливый водитель, заведомо выполняя инструкции ван Трека, довез Ломаева до самого «Аскота».
Вечерело. Очередной день работы конференции уже завершился, поэтому Ломаев нисколько не удивился тому, что Шеклтон, Кацуки и Чаттопадхъяйя торчали в гостинице. Не поразило его и то, что все трое оказались в одном номере. Стало быть, ждали, волновались… А как иначе?
Поразил его затесавшийся в компанию четвертый.
– Здравствуйте, Моисей Соломонович, – оправившись от первого обалдения, приветствовал Когана Ломаев. Нет, сегодня определенно был день сюрпризов!
– И вы таки здравствуйте, – был ответ.
Маленький, кругленький, излыса-седенький бывший начальник АХЧ ААНИИ, а ныне антаркт, акушер недоношенной антарктической экономики и великий змей сомнительных финансовых комбинаций расположился в большом кресле так уютно, как будто давно привык в нем жить, и, жмурясь от удовольствия, попивал чаек из заветной, побывавшей не в одной экспедиции эмалированной кружки Ломаева, держа ее, горячую, через ломаевское полотенце.
Чтобы вообразить себе, будто Коган решил прокатиться на другую сторону планеты из чистого удовольствия, требовалась недюжинная фантазия. Ломаев таковой не обладал.
– Что-то случилось? – встревоженно спросил он.
– Откуда вы взяли? – ворчливо осведомился Моисей Соломонович. – Зачем вы волнуетесь? Что у нас могло случиться? Таки рано еще чему-то случаться.
– А…
– Вот что случилось у вас, интересно? Выкладывайте.
Ломаев выложил все без утайки.
– И что вы себе на это думаете, молодой человек?
– Что Шимашевич – сука, – со злостью сказал Ломаев. – Я давно понял: продаст!
– Ну-ну, так уж сразу и продаст… Слушайте, бросьте этих глупостей! Он деловой человек, вам понятно? Я себе представляю, во что ему обошлось выбить хотя бы такие условия! А вы что ответили?
– Сказал, что предложение интересное, но я должен уломать остальных.
– А у вас в голове таки кое-что есть, – похвалил Моисей Соломонович и шумно отхлебнул из эмалированной кружки.
– Не стану я никого уламывать! Я против! Вот им моя подпись! – Ломаев отбил на локте то, что полагалось «им» взамен подписи. – Вот! Пусть Шимашевич из-под полы подписывает что хочет – вольному воля! Кто он такой? Рядовой антаркт! Ась?.. Ау, не слышу! Наш кредитор? Сколько угодно! Мы с ним расплатимся, но только не так!..
– Точно, – одобрил Шеклтон.
– Геннадий-сан говорит, что осталось пять или шесть дней? – спросил Кацуки.
– Возможно, меньше. – Ломаев заходил по номеру, натыкаясь на мебель. Опрокинул стул. Дал пинка ни в чем не повинной двери санузла. – Я вот что думаю: хватит нам здесь торчать. Все равно толку нет. Завтра же объявим на конференции, что отбываем защищать свою страну, – и в дорогу! Кто «за»?
– Это произведет некоторое впечатление, – сдержанно согласился Чаттопадхъяйя.
– А дальше что? – поинтересовался Шеклтон.
– Рванем в Антарктиду, что же еще! – рявкнул Ломаев. – Драться! Мое место там! Твое нет?
– Мое тоже там. А блокада?
– Просочимся! Да, вот еще что: оружия надо купить сколько сможем. Побольше гранатометов и хорошо бы несколько «стингеров». Моисей Соломонович, деньги нужны! Закупка, взятки погранцам, транспортные расходы… Блин, посредников еще искать! Ну почему мы раньше не додумались?..
– До чего? Чтобы грозить гранатометом авианосной группе? – полюбопытствовал Коган. – Тут думать не надо. Тут надо быть совсем уже тупоумным идиотом. Хороши шуточки!
– Лучше в кусты, да? – ощерился Ломаев.
– Я вам таки скажу, что лучше. Не лезть в драку, где вас побьют, вот что лучше. У вас что, нет идей, как это сделать?
Своих идей у Ломаева не было. Судя по молчанию других членов антарктической делегации, в их головах идеи тоже не кишмя кишели. А отдающую проституцией и предательством идею Шимашевича Ломаев не замедлил с яростным удовольствием обругать последними словами.
Моисей Соломонович с сожалением выцедил из кружки последние капли чая.
– Вы только не волнуйтесь, Гена… Коган не сказал, что надо продаваться. Подумайте. Таки пусть все немножко подумают. А вы сделайте мне одолжение: проводите старика до гостиницы, если не устали…
Устал? От загородной поездки? Шутить изволит экс-начальник АХЧ.
– А вы разве не здесь остановились? – удивился Ломаев.
– Нет, я поблизости…
Оказалось, что Моисей Соломонович избрал более дорогой «Аскот-ройял», расположенный ближе к вокзалу и известный антарктической делегации только по ресторану, где антаркты кормились по льготным талонам. От предложения взять такси Коган отказался. Пошли пешком – кругленький старичок с внешностью раввина, только без соответствующего прикида, и мрачный, опасный на вид громила, уже не очень отвечающий имиджу киношного мачо.
Пока шли, Ломаев проклял все на свете. Коган то и дело останавливался, цокая языком. Его интересовала каждая мелочь: и почему католический храм Святой Троицы называется круглой церковью, хотя здание вполне себе ортодоксальное, только сбоку к нему неизвестно зачем приторочена диковинная шарообразная пристройка, и какого стиля фасад вон того дома, и положено ли в Женеве давать чаевые таксистам, и случаются ли в Швейцарии землетрясения, а если случаются, то какой силы, и почему это на Рю-де-Лозанн так много полиции – всегда так или ожидается прибытие очередной орды антиглобалистов?
– Зачем вы сюда приехали? – рыкнул Ломаев, потеряв терпение. – Достопримечательности рассматривать? Стыдно!
Он понимал, что сгоряча сморозил чушь. Но и Коган хорош! Не видит, что ли, что человек на взводе? Достало уже все! На-до-е-ло! Осто…ло!
– Уй, не делайте мне смешно! – с живостью отозвался Моисей Соломонович. – Разве где-то запрещено совмещать приятное с полезным? Где? Покажите мне документ. Я таки стар, Гена, а еще столько всего не видел! Кому таки будет хуже, если я остановлюсь и слегка себе поглазею, а? Неужели Антарктиде?
– Мне, – буркнул Ломаев.
– Ну, вы уж потерпите… Один умный грек, Гена, советовал наблюдать конец жизни. Вот я и наблюдаю. Пока жив, изучаю жизнь во всех ее проявлениях, а буду помирать – не откажу себе в удовольствии понаблюдать за этим процессом… Да вот, кстати, мы и пришли. Не уходите, у меня к вам таки есть небольшой разговор…
Кто бы сомневался, что разговор таки есть… Пришлось подняться в номер. От вызывающей роскоши хорошего люкса Ломаев свирепо засопел. Как видно, наблюдая жизнь во всех ее проявлениях, Моисей Соломонович предпочитал наблюдать (и осязать) проявления приятные.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});