– Вы Иост ван Трек? – спросил Ломаев, приглядываясь к незнакомцу. Мужик как мужик, ничем внешне не примечательный, таких много. Две руки, две ноги, одно туловище, набалдашник головы без особых примет…
Если что и было примечательного, так это прикид. Кургузый пиджачишко с кожаными локтями. Портки – брюками их назвать трудно – заправлены в гетры, а те в высокие ботинки. Лишенную особых примет голову субъекта венчала зеленая тирольская шляпа – предмет, остро презираемый Ломаевым наравне с альпийским горловым пением. Не то охотник, спустившийся с гор, не то болван-турист, поддавшийся экзотике, и скорее второе.
– Я ван Трек, – был ответ.
По-русски он говорил с легчайшим, едва заметным акцентом.
– Из Нидерландов? – внутренне подбираясь, осведомился Ломаев.
К этой стране он питал особенную нелюбовь. Голландская делегация ежедневно проедала антарктам плешь, требуя триллионных компенсаций за затопление своей ничтожной территории. То, что компенсации, по идее, должна платить виновная сторона, в данном случае отсутствующая, во внимание не принималось. Еще до начала конференции юристы двух голландских фирм под предлогом будущих убытков ухитрились трижды добиться ареста – законно, через суд! – уже оплаченных товаров, предназначенных для Свободной Антарктиды. Эти товары до сих пор не удалось выручить.
Только вчера Шеклтон в очередной раз заявил, что ни Голландия, ни любая другая страна не вправе рассчитывать на компенсации, Свободная Антарктида вообще не собирается рассматривать подобные смехотворные требования. С какой стати? Свободная Антарктида готова предоставить новые места для проживания – и только. Свободная Антарктида в принципе согласна рассмотреть вопрос о национальных автономиях – но не более того. Вреда не будет. Антарктические поселки – бывшие научные станции – национальны и наднациональны одновременно. Бесполезно запрещать всякого рода землячества, бессмысленно и преступно ограничивать общение людей одной национальности. Со временем неизбежно произойдет перемешивание, оно уже происходит…
Ах, речь пока что идет о семистах километрах защитных дамб, на постройке которых Голландия рвала пуп и тратила миллиарды? Однако – поправьте меня, если я ошибаюсь! – система дамб, возведенных по проекту «Дельта», рассчитана всего-навсего на сто двадцать лет. За такой срок океан еще не перехлестнет через дамбы, вот расчеты…
Что? Вы в них не уверены? Платить? Дудки. Вот вам тающий ледник, с него и спрашивайте.
Разумеется, насобачившийся в риторике Шеклтон придал своей речи более обтекаемый вид – без потери смысла. Нельзя было, однако, сказать, что он кого-то успокоил ею. Особенно голландцев.
Если уж быть совсем честным, Ломаев не жаловал и иных европейцев. Итальянцев он не любил за сексуальную озабоченность, испанцев – за корриду, французов – за мелочное скупердяйство, англичан – за самомнение, немцев – за бундесрат, что бы это ни значило, поляков – за нелюбовь к русским, русских – за слабую поддержку Свободной Антарктиды, украинцев – за сукина сына Мазепу на денежных знаках, швейцарцев – за доброжелательное наплевательство на всех без исключения. Неясно было с греками и мальтийцами, хотя и им, пожалуй, симпатизировать не стоило. За теплолюбивость.
Но Голландия лидировала с большим отрывом.
– Нет, я живу в Гейдельберге, – ответил ван Трек.
– Ага… А почему у вас такая фамилия?
Ван Трек поднял одну бровь и чуть заметно улыбнулся, давая понять, что готов простить невольную бестактность собеседника.
– Мне кажется, всяк сам волен выбирать, где ему жить. Вы ведь выбрали?
Возразить было нечего.
– Гейдельберг, Гейдельберг… – пробормотал Ломаев. – Что-то знакомое. Вроде как чьи-то кости там нашли… Бавария, кажется?
– Пфальц.
– Вы голландец по рождению? – сумрачно рек Ломаев.
– Ну, допустим, нет. Это что-то меняет?
– Возможно, многое. Итак, кто же вы? Русский?
Ван Трек сдержанно засмеялся:
– Вам не кажется, что сейчас не время и не место задавать прокурорские вопросы?
– Русский, – утвердительно произнес Ломаев. – Имя голландское, живете в Гейдельберге, а гражданин, наверное, какого-нибудь Лесото, а заодно и Суринама. Давно в розыске?
Ван Трек каменел на глазах.
– Ну, знаете, это совершенно не ваше дело…
– Отчего же? Знание партнера есть основа доверия к нему. Это аксиома… Не надо нервничать: я антаркт, а у Свободной Антарктиды с Россией договора о выдаче нет. – Ломаев ухмыльнулся, приглашая собеседника оттаять. – Кстати, куда мы едем?
– В одно место в горах. Не беспокойтесь, к ночи доставим вас обратно. В крайнем случае завтра утром.
– Мои коллеги будут беспокоиться…
– Им придется это пережить, – отрезал ван Трек.
– Допустим… А без этих джеймсбондовских штучек мы никак не могли уединиться?
– Зато гарантия. Не такая вы персона, чтобы за вами пускали сразу две группы «наружки». От двух бы мы, пожалуй, не оторвались. А так легко уйдем. И разговор наш сейчас вряд ли прослушивают: быстро перемещаемся, да и движок ревет… Обратите внимание, сейчас откроется классный вид на Монблан, куда лучше, чем с набережной…
Монблан оказался на месте, а движок и вправду надрывался так, будто был готов взорваться. Муэт держал хорошую скорость. Наверное, это был не совсем стандартный муэт…
Город убегал назад. Озеро приглашало полюбоваться видами один живописнее другого. Вертя головой, Ломаев обращал на них мало внимания – отслеживал, не гонится ли за муэтом какой-нибудь катер, не висит ли над озером вертолет… Но нет, катер не гнался, и ничегошеньки не болталось в небе, кроме пузатого дирижабля для любящих экзотику туристов, да и тот остался далеко позади.
Полчаса спустя муэт уткнулся в берег.
– За мной!
Крутой подъем пришлось одолевать на четвереньках, зато наверху ждала машина. Не дожидаясь, когда запыхавшиеся пассажиры захлопнут дверцы и устроятся на заднем сиденье поудобнее, водитель дал газ.
До чего приятно было выглянуть в окно – это ж надо быть антарктом, чтобы ощутить сполна! Прилепившийся к склону дом из потемневшего бруса обступили мохнатые ели. В сторону долины сбегал альпийский луг, и резкая зелень молодой травы пестрела цветами. Хотелось валяться на этом лугу, обоняя и осязая траву, слушая шебуршание птиц в ветвях, с умилением следя за перемещениями пасущейся вдалеке овечьей отары, послав подальше все дела и заботы.
Что за благодать! Заключенному в ледовых ландшафтах антаркту, вечно тоскующему по краскам и запахам, ничего не стоит вскружить голову пучком салата, не то что целым миром буколического спокойствия! Женева все-таки город и к отдохновению не располагает…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
