– Ты больше к ней не поедешь?
Роберту вдруг вспомнились полусонные ласки Эми и его собственный шепот в темноте. Неужели он действительно говорил ей «Я люблю тебя»? Если и так, то под напором страсти, охваченный желанием, а не корыстным расчетом.
– Мне больше не о чем с нею говорить, – добавил он. – Я твой, Елизавета, сердцем и душой.
Королева улыбнулась. Дадли постарался ответить ей тем же, ободрить, и вдруг перед ним снова мелькнуло сонное, полное желания лицо Эми.
– Она просто дура, – заявила Елизавета. – Ей бы взять пример с моей мачехи Анны Клевской. Та поначалу и слышать не желала о разводе с отцом, говорила, что заставит его жить с собой. Ей намекнули, что терпение короля небеспредельно, все может кончиться для нее гораздо хуже, и она запросила себе кругленькую сумму на содержание. Эми – дура, причем опасная, если осмеливается встать на нашем пути. Она глупа вдвойне, если не потребовала от тебя отступного и не выговорила себе содержание.
– Да, – согласился Роберт, хотя знал, что с Анной Клевской все обстояло по-иному.
Та женщина выходила замуж не по любви, и король откровенно брезговал ею. Она не ждала его по ночам, ворочаясь в одинокой постели. Уж конечно, накануне разговора о разводе он не удостоил ее любовной близостью.
Двор ждал новостей от Томаса Говарда, юного дяди королевы, отправленного на границу с Шотландией, чтобы не мешать любовникам. Его нынешняя резиденция находилась в Ньюкасле. Ему вменялось в обязанность вести переговоры и подписывать соглашения с шотландскими лордами. Время шло, однако никаких донесений от генерал-лейтенанта Говарда не поступало.
– Почему он молчит? – спрашивала у Сесила обеспокоенная Елизавета. – Не мог же Томас обмануть меня. Неужели это все из-за сэра Роберта?
– Ни в коем случае, – успокаивал ее Сесил. – Он сознает свой долг перед страной. Переговоры требуют времени.
– Которого у нас нет! – огрызнулась королева. – Из-за тебя мы вляпались в войну, будучи к ней совершенно неподготовленными.
По первоначальным замыслам Сесила, английская армия под командованием лорда Грея должна была еще к началу января прибыть в Ньюкасл, а к концу месяца двинуться на Шотландию. Однако январь давным-давно прошел, а солдаты не покидали казарм.
– Почему все так затягивается? – донимала Сесила Елизавета. – Ты дал ему распоряжение двигаться прямо на Эдинбург?
– Да, ваше величество. Лорд Грей знает, что нужно делать.
– Тогда почему он бездействует, не идет вперед или не отступает, если атака невозможна? – с нескрываемым отчаянием крикнула она. – Мы дни напролет должны только ждать! Сколько еще я буду выслушивать туманные оправдания?
Она вновь принялась царапать кожицу вокруг ногтей, иногда до крови. Прежде Сесил просто брал ее за руки и мягко напоминал, что ногти ни в чем не виноваты. Сейчас он подумал, что не стоит отбивать хлеб у сэра Роберта.
– Иногда нам приходится быть терпеливыми, – ответил он, будто говорил с капризной, упрямой девчонкой. – Кстати, лорду Грею было приказано ни в коем случае не отступать.
– Мы должны заключить дружественное соглашение с французами, – решила Елизавета.
Сесил оглянулся на Дадли и напомнил:
– Ваше величество, мы находимся с ними в состоянии войны.
– Нужно обратиться к ним с воззванием. Если их солдаты вернутся домой, то мы не будем с ними воевать, – сказала Елизавета, продолжая терзать свои ногти. – Пусть знают, что мы готовы к миру даже сейчас, перед началом сражений.
Дадли, слышавший их разговор, подошел ближе и сказал, желая успокоить Елизавету:
– По-моему, это прекрасная мысль. Против такого довода трудно возразить. Ты набросай это на бумаге.
«Конечно, трудно, когда в этом доводе нет никакой логики, – мысленно усмехнулся Сесил. – Неужели она не видит внутренних противоречий?»
На лице Дадли тоже мелькнула улыбка, и Уильям понял, что тот не хуже его улавливает всю абсурдность предложения королевы.
– Мне некогда сидеть за письменным столом, – призналась Елизавета. – Я даже думать не могу. Вся как на иголках.
– Времени много. Задень напишешь. – Роберт ободряюще улыбнулся. – Никто не сделает этого лучше, чем ты.
«Он ее лелеет, как одну из своих любимых кобыл, – с удивлением подумал Сесил. – Но на нее это действует.
Его глупости успокаивают королеву лучше, нежели мои рассуждения».
– Если не хочешь сама, продиктуй мне. Я запишу, с удовольствием стану твоим секретарем. Потом мы опубликуем это воззвание, и все будут знать, что ты не разжигаешь войну, даже сейчас стараешься выступать миротворцем. Пусть дело и дойдет до сражений, но все будут знать, что твои намерения были миролюбивыми. Вина целиком падет на французов.
– Да, – воодушевилась Елизавета. – Возможно, это предотвратит войну.
– Есть такой шанс, – согласился Роберт, и Сесил поддержал его.
Единственной хорошей новостью марта было известие о выступлении французских сторонников Реформации против королевской семьи. В Париже запахло мятежами, тамошним вельможам стало не до войны.
– Нам это все равно не поможет, – предсказывала пессимистически настроенная Елизавета. – Теперь гнев Филиппа Испанского обратится на всех протестантов. Он усмотрит в этом распространение ереси, и я больше не смогу рассчитывать на его дружбу.
Однако Филипп был слишком умен, чтобы хоть как-то помогать французам. Опасения Елизаветы не оправдались. Король Испании предложил посредничество в улаживании конфликта между Англией и Францией. В апреле для встречи с Елизаветой прибыл посланник Филиппа сеньор де Глахон. Его приезд был обставлен с большой помпой.
– Скажи ему, что я нездорова, – шепнула Сесилу Елизавета, поглядывая на испанского дипломата сквозь щелочку в двери, ведущей из ее покоев в приемную. – Займи его чем-нибудь. Я никак не могу сейчас выйти к нему. Посмотри, в каком состоянии мои руки.
Сесил мариновал испанского дона несколько дней. За это время пришла весть о том, что армия лорда Грея пересекла границу с Шотландией. Самые страшные опасения Елизаветы стали реальностью. Англия и Франция оказались в состоянии войны.
За эти дни Елизавета привела свои руки и ногти в безупречное состояние, однако посланника короля Филиппа встретила со скорбно поджатыми губами.
– Они заставят нас заключить мир, – шепнула она Сесилу после встречи с де Глахоном. – Он почти угрожал мне. Этот напыщенный дон предупредил меня, что Филипп пришлет свои войска и помирит нас насильно, если мы не сумеем договориться с Францией.
Эти слова ужаснули Сесила, который заявил:
