В себя Мелевич пришел в тыловом госпитале. Снова контуженный, с многочисленными ожогами – но живой. Как он туда попал, выяснилось позже – ему опять повезло, ночью на незамеченного фашистами обгоревшего танкиста случайно наткнулась возвращающаяся с задания советская разведгруппа.
На военно‑врачебной комиссии Мелевич, без особой, впрочем, надежды на положительный ответ, попросил отправить его в пехоту. Нет, младший сержант, разумеется, прекрасно знал, как отчаянно не хватает опытных, повоевавших танкистов. И если Родина прикажет, он, разумеется, снова сядет за фрикционы и пойдет в бой, тут без вариантов, как говорится. Вот только прежним он уже не будет – сломалось в нем что‑то, надломилось. Пугала даже сама мысль, что вновь придется забираться в пропахшее солярой, порохом и горячим маслом боевое отделение.
Председатель выписной комиссии, пожилой военврач первого ранга, пристально взглянув в его глаза, неожиданно согласился, подписав необходимые бумаги. И, когда Мелевич вышел из кабинета, негромко пояснил удивленному коллеге:
– Мы в действующую армию должны опытных и обстрелянных ветеранов, способных повести за собой молодых бойцов, возвращать, а не смертников! Нельзя ему больше в танк лезть, в первом же бою и сам погибнет, и товарищей подведет. Сейчас как раз набор в морскую пехоту идет, там ему самое место…
Отстреляв больше половины ленты, младший сержант решил сменить позицию. Много ли фашистов полегло под его пулями, он не знал, однако даже не сомневался, что внезапно заработавший пулемет оказался для гитлеровцев весьма неожиданным и крайне неприятным сюрпризом. Оттого с левого фланга практически и не стреляют в ответ, видать неплохо он его подчистил. Теперь бы еще с правым разобраться, ребятам помочь. Тут всех делов‑то – переползти метров на десять в сторону, вон туда, где кустарник погуще и два близко стоящих дерева почти соприкасаются стволами, образуя природную амбразуру в полметра шириной.
Выстрелов бывший танкист не услышал, лишь ощутил несколько тяжелых ударов в спину и поясницу. Тело захлестнула боль, мгновенно отнялись ноги, во рту появился противный солоноватый привкус. Что это означает, Мелевич отлично понимал – вражеские пули пробили легкое, разорвав какой‑то крупный сосуд. Попытался дотянуться до пулемета, но подскочивший егерь пинком перевернул его на спину. В лицо Анатолия на миг уставился черный зрачок автоматного ствола, однако стрелять гитлеровец не стал, экономя патроны. Закинув оружие за спину, потянулся к пулемету, без особой злобы буркнув:
– Das ist alles, russisch. Und ich nehme das Maschinengewehr, der Tote braucht es nicht.[2]
Немецкого Мелевич практически не знал, но общий смысл сказанного уловил: фриц собирается забрать пулемет.
«Дрэнна. Цяпер абміне Колю, ды стрэльне ў спіну. Трэба дапамагчы», – как всегда и случалось в минуты смертельной опасности, на родном языке подумал Анатолий, непослушной рукой нашаривая на поясе ножны с финкой. – «Нічога, спраўлюся. Прабач, камандзір, падвёў я цябе…»[3].
Ухватив склонившегося над ним фашиста за отворот камуфляжной куртки, Мелевич резко дернул его вниз, вкладывая в это короткое движение последние оставшиеся силы и буквально насаживая егеря на выставленное перед собой лезвие. И держал, уже не в силах разжать сведенные предсмертной судорогой пальцы, пока гитлеровец не перестал дергаться, тяжело навалившись сверху…
****
В той стороне, откуда лупил немецкий пулемет, вдруг гулко бухнула ручная граната. Заполошно протарахтел несколькими короткими очередями Шпагин. Пулемет замолчал, зато буквально со всех сторон загрохотали новые выстрелы, причем, в основном работали советские пистолеты‑пулеметы, уж в этом‑то старлей не сомневался – научился определять на слух.
«Интересно, это Дмитрук с Карасевым до пулеметчиков добрались? Трофейные гранаты у них вполне могли оказаться», – отстраненно подумал Алексеев, готовясь к броску – и дальше прятаться за деревом было, как минимум, глупо. – «Или Мишка с лейтенантом фрицев с фланга обошли? Так, стоп. Откуда у наших столько «папашек» взялось?! Неужели…».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Осторожно выглянув из‑за посеченной пулями сосны и убедившись, что ничего опасного поблизости не просматривается, Степан рванул в сторону заранее присмотренной неглубокой промоины. Заметив сбоку короткое движение, плавно присел, разворачиваясь и вскидывая автомат… и тут же опустил, в последний момент успев убрать палец со спускового крючка. Ухмыляющийся во все прокуренные до желтизны зубы Левчук сделал то же самое, аккуратно отведя в сторону кожух ствола:
– Ну, здоров, что ль, командир? Удивлен, поди?
– Да не особо, если честно, – шумно выдохнул Алексеев, пытаясь унять зашедшееся в сумасшедшем ритме сердце, подстегнутое выброшенным в кровь адреналином. – Тьфу ты, Семен Ильич, напугал, зараза эдакая! А ежели б стрельнул с неожиданности?!
– Ты‑то – да с неожиданности? – фыркнул старшина. – Вот уж ни за какие коврижки не поверю. Ты ж у нас за просто так ничего не делаешь, все заранее просчитываешь. Ладно, к чему на открытом месте торчать, давай, вон туда двинем, где сосенка кривая.
– Фрицы, я так понимаю, все?
– Скорее всего, – не стал спорить морской пехотинец. – Первыми бойцы товарища капитана шли, а мы прикрывали. Думаю, справились уже. Ты б видел, как они засаду, что германец на нас поставил, в ножи взяли! Чуть не в пару секунд управились!
– Что за капитан? – нахмурился Алексеев, вместе с товарищем укрываясь за стволом кривой сосны. Впрочем, бой, судя по всему, уже закончился. Лишь порой сухо щелкали одиночные выстрелы – похоже, неведомые «бойцы товарища капитана» подчищали окрестности от недобитых егерей.
– Так это… – смутился Левчук, вильнув взглядом. – По твою душу с Большой земли прибыл. Еще в тот день, когда мы в разведку утопали. Оченно ему с тобой переговорить требуется. Слушай, командир, да не спрашивай ты меня ни о чем, он сам про все расскажет!
– Обязательно расскажу! – заставив Степана вздрогнуть от неожиданности, сообщил незаметно подошедший откуда‑то сбоку офицер. Ростом и комплекцией не уступающий самому старлею, в мешковатом двухцветном камуфляжном костюме, разукрашенном разлапистыми коричневыми пятнами. На плече стволом вниз висел ППШ‑41 с секторным магазином.
– Причем, подробно и по пунктам. Нам с тобой, старлей, много о чем поговорить предстоит. Не здесь, понятное дело, поскольку сейчас уходить нужно, да поскорее. Надежный коридор через немецкие позиции нам обеспечат, даже огоньком поддержат, чтобы фриц особо по сторонам не глядел. Но и засиживаться никак нельзя, время поджимает, больно уж нашумели вы тут. И да, кстати – капитан государственной безопасности Шохин, контрразведка.
Алексеев торопливо поднялся на ноги, кинув перемазанную глиной и засохшей кровью ладонь к срезу каски. Левчук дернулся следом.
– Виноват. Старший лейтенант Алексеев. Командир разведгруппы.
– Вот и познакомились, – вполне искренне улыбнулся контрразведчик. – В общем так, старлей, дуй к своим бойцам. Окажите помощь раненым, перевязочными средствами мои ребята поделятся. Ничего лишнего с собой не брать, ненужные трофеи оставить, не до того. Пойдем налегке. Ну, чего застыл? Действуй, на все про все – максимум пять минут….
[1] УОО – управление особых отделов, центральный орган военной контрразведки в 1941–1943 годах, предшественник легендарного СМЕРШа. Весной 1943 на базе УОО было создано главное управление КР «Смерш» НКО (начальник – комиссар ГБ 2 ранга Абакумов), управление КР «Смерш» ВМФ (комиссар ГБ Гладков) и отдел КР «Смерш» НКВД (комиссар ГБ Юхимович). Первое подчинялось напрямую Сталину, второе – адмиралу Кузнецову, третье – Берии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
[2] Вот и все, русский. А пулемет я заберу, мертвому он не нужен (нем.).
[3] Плохо. Сейчас обойдет Колю и застрелит в спину. Нужно помочь. Ничего, справлюсь. Прости, командир, подвел тебя… (бел.).
* * *
