отвезёт.
– Мирона можно не будить,– довольно улыбнулась я.
А когда она вышла, силы покинули тело. Я попятилась и рухнула на край кровати.
«Ну что, наигралась, гордячка? Нос ты ему хотела утереть? Кому утёрла-то?»
Я положила ладонь на грудь и закрыла глаза. Боль уже расползалась чёрной дырой внутри, затягивая в себя последние ошмётки оптимизма. Чувствовала, как сердце разламывается на куски, бешено колотится. И больно было, оттого что сама подвергла себя этой пытке. Я пошла на это, не сумев сдержать гордыню, и сама выкопала ямку для своего сердца, а теперь стояла над ней и думала: как же так получилось? Я ведь не этого хотела… А чего?
По щекам потекли непрошеные слёзы. Внутри кричало от несправедливости, от унижения и сознания своей ничтожности, глупости и бессилия. Голову разрывали ядовитые мысли и вколачивали гвозди в крышку гроба моего самолюбия. Я не желала себе такой участи, просто не могла позволить кому-то разрушить то, что имела, – себя, выкованную терпением и бесконечными жертвами, как не могла и погрести себя под клочьями гордости и достоинства.
Я закрыла лицо ладонями и заплакала:
– Господи, ну почему я?! Что я такого сделала? Зачем ты послал мне эту голову, из которой я не могу выбить всю дурь и быть просто тупенькой блондинкой, которую носят на руках? Почему я слишком много думаю?
Не удержавшись на краю матраса, я всхлипнула и неровно сползла на пол.
– Почему я не слушаю своё сердце?– проговорила уже тише, в полной мере осознавая свою вину за эту боль.
Всё было ясно как день. Только где же было взять силы на принятие правды?
От сбившегося дыхания закололо в груди. Ухватившись за сердце, я выпрямилась и глубоко подышала, чтобы успокоиться и остановить слёзы.
Слёзы быстро высохли. Мысли остыли и замедлились. Я оперлась ладонью на матрас и собралась подняться, как дверь в комнату распахнулась, рука соскользнула с края кровати, и я чуть не кувыркнулась носом.
– Настя, что случилось? Нужна скорая?– подбежал ко мне Мирон, легко подхватил за талию, поднял и усадил на кровать.
Следом вошли Алёна и Михаил.
– Ой, да ничего страшного,– отмахнулась я, заметив проницательный, а от того насмешливый взгляд женщины.– Всего лишь аритмия и слабость. Перенервничала ночью… До сих пор эти роды стоят перед глазами…
– Какие роды?!– хором произнесли присутствующие.
– У Степана Ивановича кобыла рожала. Нужна была помощь,– бросил за плечо Мирон и снова ко мне:– Ты что-то принимаешь в таких случаях?
Я поморщилась, демонстративно хватаясь за бок, и поднялась.
– Да, покой в особо крупных дозах,– проворчала себе под нос, а громче добавила:– Мне надо домой…
– Ну так я готов уже,– решительно кивнул Михаил.– Мир, возьму твою машину? Я же с Натальей приехал…
– С какой стати?– недовольно оглянулся Мирон.
– Миша отвезёт Настю домой,– с натуральным беспокойством вставила Алёна.
– Ещё чего не хватало! Сейчас умоюсь, перекушу и поедем…
Я тяжело закатила глаза и поморщилась.
– Иди умывайся, ешь, пей – отдыхай. Меня твой брат отвезёт…
– Конечно, все нормуль. Я уже поел,– сочувственного глядя на меня, подтвердил Михаил.
– Я сам!– твёрдо перебил Заварский.
– Мирон, но Мише как раз нужно вернуться в город,– попыталась вмешаться Алёна, но тот так на неё глянул, как хук отвесил.
Я лишь молча повела бровью, благодарно улыбнулась Михаилу, расправила плечи, будто не хотела демонстрировать своё болезненное состояние, и медленно вышла из комнаты. Мирон поспешил за мной, даже под локоть взял, но я отстранилась.
– Ничего страшного не происходит, у меня не ноги больные…
Мы спустились в пустую гостиную. Мирон взял ключи с крючка у двери и, открыв дверь на улицу, с волнением спросил:
– Может, позавтракаешь всё-таки?
– Аппетита нет.
– С собой взять?
– Ты хочешь, чтобы меня стошнило по дороге?– раздражённо фыркнула я.
Мирон молча проводил до машины и оглянулся на друзей.
– Не забудьте здесь потом прибрать за собой. Подымову и Шакринскому привет.
«А как же Боговой?»– злорадно усмехнулось эго.
Пока Мирон обходил машину, я перевела взгляд на Алёну. Та стояла, скрестив руки, и насмешливо щурилась как бы говоря: «Ну и актриса!» Я с напускной скукой откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
Назад мы ехали в тяжёлом молчании. Вначале Мирон попытался заговорить со мной, но я отвернулась, притворившись обессилевшей и дремлющей. Только действительно чувствовала себя разбитой и опустошённой. Кроме того, что безумно не выспалась, ещё и по своей воле с головой окунулась в человеческое дерьмо. Лучше бы в лошадином навозе измазалась…
Только у подъезда, когда Мирон коснулся руки, я распахнула глаза и тут же выбралась из машины, не дожидаясь проявлений галантности.
– Спасибо. Дальше я сама…
– Я провожу,– настойчиво ответил он, и я поняла, что отказываться бесполезно, всё равно увяжется следом.
– Кофе не угощу,– криво дёрнула уголком губ и отвернулась.
Мы поднялись на мой этаж. Я открыла квартиру и, переступив порог, оглянулась. Мирон вознамерился пройти следом, но я остановилась, не дав ему зайти.
– На этом всё, Мирон Евгеньевич,– холодно выдала, глядя прямо в лицо.– Это была последняя встреча. Надеюсь, преследовать вы меня не станете…
Мирон зло прищурился, сжал губы. Видела, как ему неприятно, но я устала от всей этой игры, пора было поставить точку и освободить нас обоих.
– Что ж,– дежурно улыбнулась на его напряжённое молчание,– как полагается воспитанному мужчине, можете попрощаться.
Он вытянулся, грудь тяжело поднялась и опустилась. Все струны внутри меня натянулись, чтобы выдержать последние секунды прощания.
– Заставить тебя посмотреть на наши отношения иначе я не могу: упрямая, как сто баранов. Но и навязываться не стану,– сдержанно произнёс он.
– Спасибо за лестное сравнение!– с демонстративным энтузиазмом усмехнулась я.
– Я вижу, тебе даже полегчало?
– Абсолютно! Законченная игра освобождает от всех тягот!
Услышав это, Мирон прямо помрачнел, а глаза превратились в две щёлки.
– Надеюсь, тебе будет хорошо в твоём узком коридоре!– процедил он и, ухватившись за ручку, захлопнул дверь, как отрезал от себя.
От этого хлопка меня словно выбросило из тела. Хватаясь за воздух, я заморгала и села прямо у порога. Грудь сдавило до такой степени, что не смогла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Слёзы хлынули из глаз. В колени что-то воткнулось, но эта боль была куда слабее той, что разрывала сердце.
Он уходил… с каждым шагом всё дальше… навсегда. И я не могла его остановить… А ведь знала, как всё будет, и надежда на то, что так может и не произойти, – слабый довод, чтобы повернуть вспять. Но он уходил, и я словно не
