– Это реакция стихии воздуха на рождение Школы, – прошептала испуганно Фея.
К утру настолько потеплело, что загрохотал гром, засверкали молнии и пошел дождь. Целый день после этого бушевала гроза с молниями, и насыщенные мистическим ужасом тучи приходили со всех сторон света.
– Я ужасно боюсь молний, – шептала Фея. – Это живые существа, которые любят охотиться за людьми, – и она, дрожа от страха, пряталась под одеяло.
Глава 12. Тринадцатый Аркан
Пятого февраля я выехал с "Кадарсисом" на гастроли в Харьков, а Петрович остался с Джи доделывать документы.
Город встретил нас морозной пылью и помпезными зданиями сталинской архитектуры. В центре его возвышался громадный собор. Атмосфера города показалась мне довольно тяжелой: по слухам, он стоял на подземном грязевом резервуаре. Влияние хаотических сил здесь было особенно заметно.
Ансамбль разместился в дорогой гостинице с громадными залами и высокими потолками с лепниной. Как учил Джи, первым делом я направился в храм. Для правильного вхождения в пространство города я помолился Николаю Чудотворцу, Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому. Став на колени, припал к иконе Пресвятой Богородицы и попросил заступничества, помолился Архангелу Михаилу и поцеловал распятие Иисуса Христа. В завершение ритуала знакомства с астральным мэром города я отправился на кладбище поклониться мертвым. Теперь можно было спокойно осваивать Харьков.
Я не мог дождаться приезда Джи и ходил сам не свой. На третью ночь я попал в странное сновидение.
Мы шли с Джи по дороге, вьющейся среди пустынной скалистой местности. Солнце тускло освещало путь, едва просвечивая сквозь багровые тучи, не предвещавшие ничего хорошего. Вдруг вдалеке, за спиной, послышался сильный гул. Я оглянулся. К нам на большой скорости приближался смерч. Он поднимал в воздух все, что попадалось ему на пути.
– Это дух смерти, – произнес Джи.
Мы быстро побежали вперед, но смерч настигал нас, сметая камни и поднимая горы песка.
– Нам от него не скрыться, – сказал Джи.
– Так что же делать? – испугался я.
– Надо переместиться в другое пространство, – ответил он.
Быстро вращаясь в левую сторону, он исчез из моего мира.
Вихрь приближался с огромной скоростью, и я отчетливо почувствовал дыхание смерти…
Я проснулся от сильного стука в дверь.
– Я тебя уже пять минут пытаюсь разбудить! – воскликнул, входя, Джи.
Я тут же рассказал ему зловещий сон.
– Странное предзнаменование, – сказал он, – но кто предупрежден, тот вооружен.
Вместе с ним в пространство комнаты влилась солнечная волна, согревая мое сердце. В глазах Джи сияла бесконечность.
– Наконец-то вы прибыли, – сказал я, воспрянув духом. – Без вас сплошная горизонталь – и солнце не светит, и птицы не поют. Я окончательно убедился, что музыканты – это миряне из области искусства. Они никогда не будут работать над собой, гуляют и расслабляются, никакого стремления вверх. А как ваши документы?
– Когда я появился у полковника, он посадил меня перед собой, – сообщил Джи, – и четыре часа допытывался, с какой я целью еду в Польшу и на ком был женат мой прадедушка, не было ли в роду дворян или родственников за границей. Потом он долго перелистывал бумаги, бросал подозрительные взгляды, а на прощанье сказал: "Через два дня продолжим разговор". Я плюнул на бюрократию и уехал. А сейчас приглашаю тебя познакомиться с городом.
Несколько часов мы бродили по морозным улицам. Я замерз и с нетерпением ждал, когда Джи предложит купить продуктов и вернуться в номер, но он внезапно произнес:
– Я могу взять тебя в учебную ситуацию, к одной известной театральной актрисе, если ты будешь мягким и обходительным, как истинный джентльмен. Ты вырос в горах, годами медитировал в одиночестве, и поэтому остался неотесанным дикарем. Пока не станешь культурным человеком – никогда не найдешь Бога.
– При чем тут культура? – вздохнул я.
– Неграмотный конюх не может взойти на небеса с парадного входа, он вынужден прокрадываться с черного.
Высокие двери в подъезд, похожие на ворота, открыла консьержка.
– Помни себя, – напомнил Джи, когда мы поднимались по широкой мраморной лестнице.
Джи позвонил, открылась тяжелая дверь. Мой взгляд встретился с лучистым взглядом прекрасной дамы, и я так оробел, что едва смог поздороваться. Она была легка и непринужденна, и каждый ее жест был отшлифован до совершенства.
– Ну, что смотришь как лисица на виноград? – играя сигаретой в тонких, фарфоровых пальцах, иронично спросила она.
На чайном столике стояли старинные чашечки с душистым чаем. Я смотрел на актрису и думал, что красота – наибольшая ценность в Божественном мире.
– Наслаждение и совершенство – это разные вещи, – заметил Джи, словно прочитав мои тайные мысли. – Они определяют человека и имеют различные результаты. Тот, кто выбирает совершенство, становится чистым; тот же, кто выбирает наслаждение, не достигает истинной цели. Наслаждение само предлагает себя человеку и не требует больших затрат, а совершенство находится в отдалении и требует постоянного сверхусилия. И только мудрый исследует их и отличает друг от друга. Он выбирает совершенство как высшее по отношению к наслаждению. Но глупый выбирает наслаждение.
– По-моему, ваш друг всегда выбирает второе, – засмеялась актриса.
Несколько часов пролетели для меня незаметно.
– Ты не оправдал моих ожиданий, – заключил Джи, когда мы, попрощавшись с актрисой, вышли на улицу, – вел себя как отмороженный пингвин.
– Как влюбленный, – поправил я. – С этой дамой я готов провести в заключении две тысячи лет!
– А она с тобой – ни секунды.
"Как жаль, что не бывает легких путей", – печально размышлял я, стараясь не отставать от Джи.
На вечернем концерте в зале не было ни одного свободного места. Публика ликовала и вызывала на бис, дарила букеты роз, а в антракте одна интересная дама – поклонница прохладного джаза – пригласила весь ансамбль на пивной путч в ночной бар.
В каменной пещере стоял длинный деревянный стол и такие же скамьи, под потолком горели восковые свечи. Оркестр негромко играл легкий джаз. Музыканты заняли места вокруг стола, и официант принес огромные бокалы с пенящимся пивом и дымящиеся креветки, а затем поставил на стол белые свечи. Джи посчитал – их оказалось тринадцать.
– Прямо-таки вечер тринадцатого Аркана смерти, – отметил я.
– Каждая планета, – сказал Джи, отпив глоток пива, – должна в своем развитии проходить Долину Смерти, долину тринадцатого Аркана. В это время по Земле проносятся войны, волны массовых убийств, приносятся миллионы человеческих жертв. Но после этой стадии начинается подъем. Наша планета прошла эту фазу в двадцатом веке, и теперь начинается новый цикл, в котором будут жить люди Солнечной расы. Мы стараемся приобщиться к этому светлому току.
Сейчас вся наша падшая Вселенная находится в нижней точке Rota, и теперь должно начаться восхождение. До сих пор зло свободно существовало во Вселенной – теперь оно будет постепенно оттесняться. Материализм потеряет силу…
– Предлагаю тост за великолепные композиции Нормана! – воскликнула голубоглазая блондинка и поцеловала его в щечку.
– А я хочу выпить за нашу победу, – произнес Джи и подмигнул мне.
Брызги пива полетели на стол, началось необычное веселье.
Джи вышел и через пять минут вернулся с гримасой боли на лице.
– Я случайно поскользнулся в проходе и сильно повредил колено, – преодолевая боль, произнес он.
– Вчера ночью на том же месте, – сказал подошедший официант, – бандиты, изнасиловав, убили молодую девушку.
– Это работа злых демонов, – сказал я. – Они повредили вам ногу.
Мы вышли в служебное помещение. Я осмотрел опухшее колено Джи и понял, что дело плохо.
– Джи, нам нельзя здесь оставаться, – сказал я. – Нужно вернуться в гостиницу и вызвать врача.
– Я досижу до конца вечера, – стиснув зубы, ответил он. – Не хочу портить музыкантам этот удивительный праздник.
Вечер продолжался как ни в чем не бывало. Джи сквозь боль шутил и рассказывал истории, а когда все закончилось – я сообщил Норману о случившемся, отвез Джи на такси в гостиницу и с трудом дотащил до номера.
– Плохи мои дела, – сказал он, опустившись на диван, – теперь мне не светит не только Польша. Дай Бог, чтобы мог ходить.
В комнате появился Петраков:
– Начальство распорядилось, чтобы ты, Касьян, ехал с нами на гастроли в Киев, а Джи положат в больницу в Харькове.
– Я ни за что не останусь в Харькове, – ответил Джи.
– А я буду сопровождать его, – спокойно сказал я.
– Ты что, хочешь сорвать нам гастроли? – разозлился Петраков.
