Палусы также искусны в копейном бою но никогда не бросают копье в противника, а сидя верхом наносят прямой колющий удар, держа его согнутой рукою и ударяя из подмышки по гишпански, но так же могут держа копье двумя руками над головою наносить удар сверху вниз. Еще одним их оружием являются дубинки с вставленным в нее камнем или с каменным же навершием, которые использутся как в пешем бою так и в конном. Есть у них и кистени у коих каменная гирька крепится к рукояти ремнём в 2-3 пяди. Конный воин, мчяся на полном скаку и вращая камень вокруг рукояти, метким ударом сбивает на землю врага или его лошадь. Последнее время палусы также используют на войне небольшие топоры. Все эти булавы, кистени и топоры используются лишь в рукопашном бою и крепятся к запястию специальным темляком чтоб не потерять в схватке.*(5)
По вере палусы язычники. Почитают мать-землю, могучий гром и особенно солнце, ему же посвящают наибольшее торжество- "солнечный танец" на коий собирается весь народ в день, по моим расчетам приходящийся на солнцестояние. Верят они и в некую магическую силу находяшуюся в звере, птице, дереве или какой былинке. Общение с сей таинственной силою происходит у них в полном уединении после длительнго очищения и многодневного поста. Бывает что неделю и две проводят они без пищи и неудивительно что потом мерещится всякое.
В эти места они приходят осенью ради хорошего климата и богатой охоты. На лето, когда степь высыхает, они поднимаются в горы на сочные пастбища, а сюда возвращаются осенью после начала дождей. Потому- то предыдущие экспедиции с ними и не встречались. Повозок палусы не имеют и в кочевье пользуются волокушами.
Люди они добродушные но сдержанные. Даже дети их игривые и непоседливые старались нам не мешать. Единственно что заставляло их забыть хорошие манеры была чернот нашего сандвичанина Туми. Они никогда не видели чернокожих и надо признать, что их изумление не лишено было оснований. К тому же Туми, кроме черноты, отличался высоким ростом и очень крупными статями, особенно в сравнении с низкорослыми палусами. Их удивление было велико, а удовлетворение - полное. Сперва они не верили своим глазам, плевали на палец и терли его кожу чтобы убедиться, что она не окрашена. А позже просто восхищённо смотрели на Туми и делали ему различные подарки.
Суханов беспокоясь об интересах Компании предложил задержаться на несколько дней и разведать стоит ли устроить тут одиночку или острог. Не опасаясь от гостеприимных палусов предательского нападения но все ж не считая любую предосторожность излишней, приказал я оставить лагерь на косе, отгородив его валом фута в три высотою и выставив за ним фальконет. Подойти с суши незаметно по гремящей гальке было невозможно, а лодок у палусов не было. Потому, оставив в лагере Суханова с тремя промышленными и дюжиной алеутов, следующие четыре недели посвятил я исследованиям окресностей и в заводях вниз по течению Орегона, из которых некоторые по величине достойны были именоваться заливы, обнаружил обилие бобров особенно многочисленных в верховьях реки Уматила. Разведку ее проводил я с 7 по 15 декабря и был путь по сей реке многотруден хоть и не лишен приятности. В первый день мы на двух байдарах при попутном северо-западном ветре проделали почти 30 миль и всех приключений у нас был только короткий ливень в полдень нас окативший. По берегам простиралась степь ограниченная холмами отступающими от реки на 10-20 миль. На ночь расположились под обрывом на восточном берегу - первым обрывом, какой нам встретился от самого устья. Ночью полил проливной дождь. Мы все поместились под байдарами и Еремин долго занимал нас рассказами о своих приключениях. На следующий деня оказалось, что выше места ночевки Уматила сужается и течет среди обрывов и далее по большей части байдары приходилось тащить бичевою по крутому ущелью, перебегая со стороны на сторону в поисках хоть самого узкого бережку, но нередко скалы вдруг расступались и открывалася во всей красе небольшая прелестная долина с изумрудными лугами окружёнными густым лесом, большей частью вязом, тополем и орехом, изредко дубом. Долины изобиловали всяким зверем и птицей и по дороге мы добывали больше дичи нежели могли осилить:куропаток, индеек, двух ланей и множество неизвестных мне желтых птиц с черными полосами на крыльях, последние оказались удивительно вкусными. За эти два дня мы прошли около 30 миль.
В третьем часу по-полудни 11 декабря мы проходили место, где река ещо более сужается, течет быстро и загромождена древесными стволами. Одна байдара напоролась на корягу и до половины наполнилась водой, прежде чем мы ее выволокли на берег. Из-за этого пришлось остановиться и осмотреть наши вещи. Часть сухарей и муки подмокла, но порох остался сухим. На просушку и починку байдары ушол весь следующий день и я, положившись на опыт байдарщика, взял с собою промыленных Кабачкова и Батурина и пошел на пешую разведку.
Мы проделали всего 5 миль вверх по реке когда взойдя на крутой лесистый холм увидели мы удивительную равнину миль 60-ти в окружности во всех направлениях пересеченной ручьями слияние которых и рождает Уматилу. На противоположной нам южной стороне долины возвышались совсем уж близкие Синие горы. С удовольствием озирал я сию пастораль, где на яркой зелени трав, как на картине, подобно темно- зеленым ветвям зарослями ивняка и других водолюбивых деревьев определялись русла ручьёв, а на сих ветвях целые россыпи серебряных цветов- заводи у бобровых плотин, также окружённые темною зеленью. Вблизи видны были там многочисленные тропы проложенные бобрами, по коим эти дровосеки таскали к реке зеленые ветки. Узкие и извилистые походили они на аллеи английского парка. Там и сям попадались зеленые островки деревьев. Эти купы состояли из величественных лесных дубов, а по могучим их стволам взбирались пышные лозы, еще недавно отягощенные сладкими зрелыми гроздьями. Все это удивительно походило на искусно разбитый сад, но было несравненно красивей, напоминая волшебные сады, о которых можно прочесть в старинных книгах. Я был в восторге от местности и присмотрел место чтоб назавтра разбить свой лагерь среди всего этого безлюдного великолепия.
Возвращаясь из разведки вдоль небольшого протока, где сооруженная бобрами запруда образовала большое болото, решил я за ними понаблюдать. В одном его конце густо росли ивы, некоторые нависали над водой, и в этом месте разрушил я топором часть плотины, а затем влез на толстое дерево, с которого мог вблизи наблюдать все происходящее. Очень скоро появилось несколько бобров и тутже кинулись чинить запруду. Сии строители по одному подходили к краю болота, держа в зубах небольшие ветки. Каждый шел к плотине и тщательно укладывал ветку в продольном направлении там, где была она мною разрушена. Сделав это, он тут же нырял, а через несколько секунд появлялся на поверхности с комом ила, из которого он сперва выжимал большую часть влаги и которым затем обмазывал только что уложенную ветку. После этого он уходил, а за ним быстро следовал второй член общины, проделывавший то же самое. Таким образом повреждение в запруде быстро чинилось. Окончания работ я не увидел из-за быстро опускавшихся сумерек. В лагерь вернулись мы уже за полночь за что и получил я от Еремина, считавшего себя кем то вроде моего дядьки, серьезную выволочку.
На утро мы зашли в долину и разбили лагерь на восточном берегу только народившейся Уматилы, на поляне, заросшей высокой травой, с множеством сливовых деревьев и кустов смородины. В тот же день в примыкающей к подножию гор части долины наткнулись мы на скрытое холмами озеро саженей 150 в окружности а на дальнем берегу его странное болотце горячей грязи футов 10 в диаметре, с шумом изрыгающее газы с серным запахом. Нечто подобное приходилось наблюдать в бытность мою на Камчатке. Там подобные куриозы привлекают медведей, здесь же берег был испещрен следами ланей. В одну из них, внезапно вышедшую из тополевой рощи я выстрелил но лишь ранил. Остальные испуганные выстрелом и криками подраненной товарки в испуге бежали и более на глаза нам не показывались. Наблюдения сии нимало помогли следующим летом, когда пришлось мне ещо раз путешествовать здесь. Тогда гостеприимные ныне зеленые холмы превратилися в волны раскаленных песка и глины покрытых вздымаемой от самого легкого ветерка едкою пылью, а бегучие ручейки стали крутыми оврагами полными тою же пылью. В тот раз, после трехдневных блужданий по смертоносной степи, добралися мы до благословенной сей долины и лишь тут нашли воду. Уматила несколько обмелела но так же богата была чистою и прозрачной влагой в тенистых брегах. А ныне в декабре 806г. Уматила была полноводна хоть и не занимала ещо полностью свое русло.
Решив получше разведать долину, для чего пришлось на пару дней задержаться здесь, приказал я ввечеру поставить на самых тропах. дюжину капканов Сработали они столь удачно как и представить себе было трудно, хоть и могла удача сия стоить мне жизни.
