– Почему Мафусаил не умер, как другие парчовые карпы?
– Если не ошибаюсь, ему делали пересадку сердца – по-моему, даже не один раз. Не исключено, что вживили искусственное сердце. Так или иначе, оно практически бездействует. Я слышала, что вода в бассейне очень холодная, почти на грани замерзания. Ему вводят какое-то вещество, чтобы не застаивалась кровь. Обмен веществ почти не происходит… – Шантерель прикоснулась к стеклу, оставив на обледеневшей поверхности отпечатки пальцев. – Впрочем, это не мешает ему быть чем-то вроде объекта поклонения. Особенно для стариков. Они верят, что общение с ним – хотя бы прикосновение к стеклу – обеспечивает им долголетие.
– А вы, Шантерель, верите?
Она кивнула:
– Когда-то и я в это верила, Таннер. Но это, как и все остальное, было лишь этапом взросления.
Я снова поглядел в зеркальный глаз рыбины. Чего только не довелось повидать за все эти годы Мафусаилу! Интересно, отложилось ли хоть что-то в мозгу, если, конечно, эта раздутая тварь еще не впала в старческий маразм. Где-то я читал, что у парчовых карпов исключительно короткая память. Они способны запоминать лишь на три-четыре секунды, не дольше.
Но мне уже надоели эти бессмысленные глаза почтенного и почти бессмертного парчового карпа. Мой взгляд скользнул вниз, по изгибу отвисшей челюсти Мафусаила – туда, где в бутылочно-зеленом колеблющемся полумраке маячили лица людей, толпящихся по ту сторону стеклянного резервуара.
И я увидел Рейвича.
Это было невозможно, но он стоял почти напротив меня – он, и никто иной. Его лицо было безмятежно-спокойным, словно он медитировал на висящее между нами древнее существо. В этот момент Мафусаил шевельнул плавником – шевельнул до бесконечности лениво, – и вода колыхнулась, смазывая картину. С минуту я пытался себя обмануть. Сейчас рябь успокоится, и я увижу физиономию местного бездельника, которому в силу сходности генотипа досталась та же стерильная аристократическая красота.
Но вода успокоилась, и я снова увидел Рейвича.
А он меня – нет. Хотя мы стояли друг против друга, его взгляд еще не встретился с моим. Отвернувшись, но продолжая наблюдать за ним боковым зрением, я сунул руку в карман, где должен был лежать мой пистолет с ледяными пулями, и едва не вздрогнул, обнаружив, что он на месте.
Я щелкнул рычажком предохранителя.
Рейвич стоял на месте, никак не реагируя.
Он был совсем близко. Что бы я ни говорил Шантерели, мне ничего не стоит угостить его пулей, не вынимая пистолета из сюртука. Если выпущу два заряда, то смогу точно определить поправку на искажение, создаваемое двумя листами бронированного стекла и толщей воды, и третий выстрел будет точен. Но обладает ли ледяная пуля достаточной начальной скоростью, чтобы пробить эту преграду? Трудно сказать. Пожалуй, задача носила чисто теоретический характер. Проблема состояла в другом. Если выстрелить под тем углом, с какого можно попасть в Рейвича, пуля встретит живое препятствие.
Я могу просто-напросто убить Мафусаила…
…Или не могу?
Разумеется, могу. Проблема лишь в том, чтобы нажать на курок и прекратить жалкое существование гигантской твари. Слишком просто, чтобы считать это злодеянием. Не более гнусное дело, чем, скажем, уничтожение знаменитого произведения искусства.
Слепая серебряная чаша – глаз Мафусаила – снова приковала мой взгляд. Я не смог нажать на курок и невольно чертыхнулся.
– В чем дело? – Шантерель почти загородила мне обзор, едва я отступил на шаг от стеклянной стены.
Нас вновь окружала толпа, и люди вытягивали шеи, чтобы разглядеть легендарную рыбу.
– Я кое-кого увидел. На той стороне бассейна.
Пистолет уже показался из кармана. Сейчас любой зевака мог разгадать мое намерение.
– Таннер, вы что, ненормальный?
– Весьма вероятно, что у меня целый букет психических болезней, – ответил я. – Но боюсь, это ничего не меняет. Своим бредовым состоянием я пока вполне доволен.
С этими словами я спокойно двинулся в обход резервуара, ощущая, как металл пистолета влажнеет от пота. Сейчас я небрежным жестом извлеку оружие из кармана. Будем надеяться, что сторонний наблюдатель примет его за портсигар.
Но это так и осталось намерением, поскольку случилось нечто странное.
Я почти обошел резервуар.
Рейвича не было.
Глава 28
– Вы собирались кого-то убить, – сказала Шантерель, когда мы возвращались домой.
Ее фуникулер, раскачиваясь, пробирался через Полог, этот коралл-мозговик, усеянный искрами фонарей. Далеко внизу темнела Мульча, лишь кое-где отмеченная россыпью очагов.
– Простите, что?
– Вы почти вынули из кармана пистолет, как будто хотели им воспользоваться. Не для угрозы, как в моем случае, а словно готовы были хладнокровно нажать на курок… Приблизиться к кому-то, всадить в него пулю и уйти прочь.
– Похоже, лгать не имеет смысла.
– Вам придется быть откровенным, Таннер. И кое-что рассказать. Должно быть, вы считаете, что правда мне не понравится, она слишком усложнит дело. Поверьте, ситуация и без того сложна. Вы готовы чуть-чуть приподнять маску? Или будем продолжать игры?
Недавний инцидент все еще не выходил у меня из головы. Я видел лицо Арджента Рейвича. Он стоял всего в нескольких метрах от меня, в людном месте.
Неужели все это время он меня видел? Неужели он оказался гораздо умнее, чем я предполагал? Он узнал меня и сбежал, пока я обходил резервуар с Мафусаилом. Я был слишком сосредоточен на мысли о стоящем у стекла Рейвиче, чтобы обратить внимание на недавно ушедших людей. Да, это вполне возможно. Но если допустить, что Рейвича заранее предупредили о том, что я здесь, возникает ряд куда более неприятных вопросов. Если он увидел меня, то зачем остался? И почему так легко позволил себя увидеть? Ведь в тот момент я даже не разыскивал его. Я просто осваивался в новой обстановке перед тем, как раскинуть свою ловчую сеть.
И еще. Прокручивая в голове этот эпизод – несколько секунд, которые прошли с того момента, когда я увидел Рейвича, до его исчезновения, – я вспомнил нечто очень важное. Тогда я кое-что заметил, вернее, кое-кого. Но не придал значения. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы сделать выстрел.
Я увидел за стеклом еще одно знакомое лицо, совсем рядом с Рейвичем.
Она изменила раскраску, но черты лица так быстро изменить невозможно. Тем более что я хорошо знал это лицо.
Зебра.
– Я еще жду, – проговорила Шантерель. – Но ваша мрачная мина начинает меня раздражать, как и многозначительное молчание.
– Извините. Дело в том, что… – Я непроизвольно улыбнулся. – Мне подумалось, что вы можете проникнуться к моей персоне излишней симпатией.
– Не искушайте судьбу, Таннер. Всего пару часов назад вы целились в меня из пистолета. Как правило, подобные знакомства заканчиваются печально.
– Согласен, обычно так и бывает. Но вы тоже целились в меня. Причем калибр вашего оружия…
– Хм… Возможно.
Похоже, я ее не убедил.
– Но если мы хотим двигаться дальше, потрудитесь приоткрыть завесу, за которой прячется ваше темное прошлое. Прежде чем мы доберемся до дому, я хочу узнать, почему этот человек должен умереть. На вашем месте я бы постаралась доказать, что он действительно заслуживает смерти. Иначе потеряете мое уважение.
Машина дергалась и раскачивалась, но ее движение уже не вызывало рвотных позывов.
– Он действительно заслуживает смерти, – сказал я. – Не могу сказать, что это дурной человек. На его месте я поступил бы точно так же.
«Только сделал бы это чисто, – добавил я мысленно. – И никого бы не оставил в живых».
– Слабое начало, Таннер. Но продолжайте.
Пожалуй, стоило бы выдать Шантерели стерильную версию моей истории, но я вспомнил, что такой версии просто не существует. Поэтому я рассказал о солдатской службе и о том, как попал к Кагуэлле. Я сообщил, что Кагуэлла был властным и жестоким, но не злым. Ему не были чужды такие вещи, как доверие и преданность. Его трудно было не уважать, и трудно было не стремиться заслужить его уважение. Наверное, наши отношения с Кагуэллой сложились удачно по очень простой причине. Он был перфекционистом. Все, что его окружало, должно было являть собой совершенство: вещи, которые он коллекционировал, женщины, с которыми спал, – вот почему он выбрал Гитту. Это относилось и к людям, на него работавшим. Я считался отличным солдатом, превосходным телохранителем, знатоком оружия, убийцей – я соответствовал по всем параметрам. Но лишь Кагуэлла дал мне возможность оценить себя, предоставив в качестве эталона совершенство.
– Преступник, но не чудовище? – уточнила Шантерель. – И этого было достаточно, чтобы на него работать?
– Ну, еще он неплохо платил.
– Продажная ваша душа.
– Это не все. Он ценил мой опыт и не хотел мной рисковать, поэтому не давал слишком опасных заданий. Скорее, я выполнял роль консультанта. Мне почти не приходилось носить оружие. Для этого у нас были настоящие телохранители – помоложе, лучше натренированные. Тупые копии меня самого.
