Эффивулос. Придется продавать еще, пусть набьет брюхо. Тогда цена упадет.
К смене ставок Дафф и Шон продали три четверти принадлежавших им акций СРК, но цена акций упорно держалась на тридцати семи шиллингах шести пенсах. Мучительно близко к волшебному числу, которое выбросит на рынок поток акций Градски, но скоро у них не будет акций, чтобы заставить цену опуститься еще на два с половиной шиллинга.
Торги закрылись. Шон и Дафф опустошенно сидели в креслах, потрясенные и вымотанные, как боксеры в конце пятнадцатого раунда. Гостиная медленно опустела, но они не двинулись с места. Шон наклонился и положил руку на плечо Даффу.
– Все будет в порядке, – сказал он. – Завтра все будет в порядке.
Они смотрели друг на друга, каждый черпал в другом силы. Наконец они улыбнулись. Шон встал.
– Пошли. Пора домой.
Шон лег спать рано. Хотя он чувствовал себя совершенно обессиленным, сон долго не шел к нему. А когда пришел, это была путаница видений с частыми возвращениями к бодрствованию. Почти с облегчением Шон увидел за окнами серый свет – рассвет освобождал его от бесполезного отдыха. За завтраком он выпил чашку кофе – и не одолел тарелку бекона с яйцами: желудок уже сжался в ожидании предстоящего дня. Дафф тоже был напряжен и выглядел усталым; за завтраком они почти не разговаривали, а в карете, в которой Мбежане вез их к бирже, вообще молчали.
Снаружи у биржи опять ждала толпа. Шон и Дафф пробились через нее и вошли в здание; они заняли свои места в гостиной, и Шон оглядел лица биржевиков. На каждом он видел следы тревоги, те же темные круги под глазами, у всех резкие, рывками, движения. Он видел, как широко зевнул Джок Хейнс, и сам не удержался; прикрывая рот рукой, он заметил, что она дрожит. Тогда он стиснул подлокотник и уже не отпускал его.
В гостиной Бонзо Барнс перехватил взгляд Шона и сразу отвернулся, потом широко зевнул. Это напряжение. В будущем Шону предстояло увидеть такую же зевоту у людей перед рассветом, который бросит их на ружья буров. Дафф наклонился к нему и прервал его размышления.
– Как только начнутся торги, будем продавать. Попробуем вызвать панику. Согласен?
– Внезапная смерть, – кивнул Шон. Второго такого тревожного утра он не выдержит. – Мы можем продавать по тридцать два шиллинга шесть пенсов? – спросил он.
Дафф улыбнулся.
– Этого нельзя делать, слишком очевидно; надо продавать по самой высокой цене, какую предложат, и ждать, пока цена не упадет сама.
– Допустим, ты прав; но нам все равно придется выбросить на рынок остаток наших акций, как только начнутся торги.
– Думаю, после этого цена не удержится, – кивнул Дафф.
Он подозвал брокера, который терпеливо поджидал у входа в гостиную, и сказал ему:
– Продайте сто тысяч акций СРК по самой высокой предложенной цене.
Брокер заморгал, но записал указание в свой блокнот и вышел в зал биржи, где собрались остальные брокеры. До колокола оставалось несколько минут.
– А если не сработает? – спросил Шон. Напряжение в желудке вызывало у него тошноту.
– Сработает, должно сработать, – убеждал Дафф не столько Шона, сколько себя. Он вертел в пальцах рукоять трости, на щеках ходили желваки. Они сидели и ждали колокола, а когда он прозвенел, Шон вздрогнул и смущенно потянулся к своему портсигару.
Он слышал голос своего брокера:
– Продаю акции СРК.
Затем гул голосов – торги начались. Со своего места они видели написанные на доске мелом числа. Тридцать семь шиллингов. Шон затянулся и откинулся на спинку кресла, заставляя себя расслабиться, не слышать, как нервно стучит пальцами по подлокотнику сидящий рядом Дафф. Служащий биржи подошел к доске и стер число, потом написал новое. Тридцать шесть шиллингов. Шон выпустил длинную струю дыма.
– Падает, – прошептал он, а Дафф так сжал ручку кресла, что побелели костяшки.
Тридцать пять шиллингов. Наконец это неуловимое число! Шон слышал, как вздохнул рядом Дафф, услышал его возбужденный голос:
– Готово! Смотри, приятель, сейчас вмешаются банки. Приготовься, приятель, приготовься.
Тридцать четыре и шесть, написал служащий.
– Сейчас они должны вмешаться, – снова сказал Дафф. – Готовься, готовься, приятель.
В гостиную вошел их брокер. Он остановился перед их креслами.
– Я все продал, сэр.
Шон распрямился.
– Так быстро? – спросил он.
– Да, сэр, три большие партии, и я сразу от них избавился. Боюсь, последние проданы только по тридцать четыре с половиной.
Шон посмотрел на доску. Там по-прежнему значилось тридцать четыре и шесть.
– Дафф, что-то здесь не так. Почему не вмешались банки?
– Мы заставим их разгрузиться. – Голос Даффа звучал неестественно хрипло. – Заставим этих ублюдков. – Он полупривстал в кресле и рявкнул на брокера: – Продайте еще сто тысяч по тридцать шиллингов! – У того лицо вытянулось от удивления. – Быстрей, вы меня слышали?
Брокер попятился, повернулся и выбежал из гостиной.
– Дафф, ради бога! – схватил его за руку Шон. – Ты совсем спятил?
– Мы их заставим, – бормотал Дафф.
– Но у нас нет этих ста тысяч акций. – Шон вскочил. – Пойду остановлю его.
Он побежал через гостиную, но еще до выхода из нее увидел на доске число «тридцать шиллингов». Проталкиваясь через толпу, он добрался до брокера.
– Не продавайте больше, – прошептал он.
Брокер выглядел удивленным.
– Они уже проданы, сэр.
– Все сто тысяч?
В голове Шона звучали ужас и недоверие.
– Да, сэр, кто-то купил их оптом.
Шон,
