– Да, весь город знает. О Шон, мне очень жаль. Заходи.
Она раскрыла перед ним дверь.
– Как Дафф?
– С ним будет все в порядке. Сейчас он пьян и спит.
– Я пойду к нему, – быстро сказала она. – Сейчас я ему нужна.
Вместо ответа Шон приподнял бровь и смотрел на нее, пока она не опустила глаза.
– Да, вероятно, ты прав. Может, позже, когда он переживет первый шок. – Канди посмотрела на Шона и улыбнулась. – Вероятно, тебе нужно выпить. Тебе тоже досталось.
Она прошла к буфету. На ней было синее платье, оно подчеркивало женственный изгиб бедер и не скрывало ложбинку между грудей.
Шон смотрел, как она наливает и несет ему выпивку. Очень хороша, думал он.
– До новой встречи, Канди, – поднял Шон свой стакан.
Глаза ее распахнулись и стали голубыми.
– Не понимаю. Почему ты так говоришь?
– Мы уходим, Канди, завтра на рассвете.
– Нет, Шон, ты шутишь.
Но она знала, что он не шутит.
После этого говорить было не о чем. Он допил, они еще немного поболтали, и он поцеловал ее.
– Пожалуйста, будь счастлива.
– Постараюсь. Возвращайся когда-нибудь.
– Только если пообещаешь выйти за меня.
Он улыбнулся, и она ухватила его за бороду и стала раскачивать из стороны в сторону.
– Убирайся, прежде чем я не поймала тебя на слове.
Он ушел – знал, что она заплачет, а ему не хотелось смотреть на это.
На следующее утро Дафф под присмотром Шона собрался. Он послушно выполнял все его указания, отвечал на вопросы, но в остальном закутался в защитную оболочку молчания. Когда он закончил, Шон заставил его забрать сумки и повел туда, где в предрассветном холоде ждали лошади. С ними были люди – четыре фигуры в тени. Шон поколебался, прежде чем выйти во двор.
– Мбежане! – крикнул он. – Кто это с тобой?
Они выступили вперед, в полосу света из открытой двери, и Шон засмеялся.
– Хлуби, обладатель благородного живота! Нонга! А это ты, Кандла?
Это были те, кто работал с ним в первых шурфах «Глубокой Канди», кто выкапывал лопатами его богатство, а копьями отгонял хищников. Довольные тем, что он их узнал – ведь прошло много лет, – они окружили его с широкими белозубыми улыбками, какие бывают только у зулусов.
– Что привело вас, троих разбойников, сюда в такую рань? – спросил Шон, и Хлуби ответил за всех:
– Нкози, мы слышали разговор о дороге, и наши ноги запылали, мы слышали разговор об охоте и не могли уснуть.
– У меня нет денег платить за работу, – резко ответил Шон, пытаясь скрыть свою привязанность к этим людям.
– А мы не говорим о деньгах, – с достоинством ответил Хлуби.
Шон кивнул – он ожидал такого ответа.
– Вы пойдете со мной, зная, что на мне тагати? – Он использовал зулусское слово, означающее колдовство, заклятие. – Пойдете, зная, что за мной остается след из мертвецов и печали?
– Нкози, – серьезно ответил Хлуби, – когда кормится лев, всегда кто-нибудь умирает, но для тех, кто идет за львом, есть мясо.
– Я слышу болтовню старух за пивом, – сухо заметил Мбежане. – Больше говорить не о чем, а лошади тревожатся.
Они проехали по подъездной дорожке «Ксанаду» между деревьями жакаранды и широкими ровными газонами. Дом за ними в полутьме был серым и неосвещенным.
Двинулись по дороге на Преторию, поднялись на хребет и на вершине остановились и проверили лошадей. Шон и Дафф оглянулись на долину. Ее заполнял серый утренний туман, из которого торчали копры шахт. Туман окрасился золотом – встало низкое солнце. Печально заревели гудки.
– Мы не могли бы задержаться на неделю? Может, что-нибудь придумали бы? – негромко спросил Дафф.
Шон молча смотрел на золотой туман. Он был прекрасен. Скрыл изуродованную землю, спрятал фабрики. Самый подходящий плащ для злого, алчного города.
Шон повернул лошадь в сторону Претории и ударил ее свободным концом узды по шее.
Часть третья
В дикой местности
Глава 1
Они провели в Претории пять дней – купили фургоны и подготовили их к поездке, – а утром шестого дня отправились на север по Охотничьей дороге. Фургоны в сопровождении зулусов и дюжины новых слуг, нанятых Шоном, вытянулись вереницей. За ними бежали бродячие собаки и толпа белых и черных мальчишек; мужчины желали путникам удачи, а женщины махали с веранд домов вдоль дороги. Потом город остался позади, и они оказались в вельде; только с десяток самых предприимчивых бродячих собак увязались за ними.
В первый день они проделали пятнадцать миль, и когда остановились на ночь у брода через маленький ручей, у Шона от первого за пять лет дня, целиком проведенного в седле, болели ноги и спина. Выпили бренди, ели мясо, жаренное на углях, а потом сидели и смотрели, как гаснет огонь. Небо казалось занавесом, в который выстрелили шрапнелью, проделав множество отверстий, сквозь которые светили звезды. Голоса слуг образовали негромкий звуковой фон, а где-то за пределами освещенного пространства завыл шакал. В жилой фургон отправились рано, и грубое одеяло вместо шелковых простыней и жесткий соломенный матрац не помешали Шону мгновенно уснуть.
Отправившись на следующий день в путь очень рано, они проделали еще двадцать миль, прежде чем сделать привал
