Элизабет Шор выглядела испуганной. Ей явно не хотелось быть посредницей между карьерным придворным и мстительной королевой, однако именно эту роль ей сейчас и приходилось играть, и она была вынуждена делать все, что в ее силах.
— Я все ему передам, ваша милость, — пообещала Шор, снова склоняясь передо мной в реверансе. Затем выпрямилась, направилась к дверям и уже на пороге спросила: — Могу ли я выразить вам сочувствие по поводу кончины супруга? Это был поистине великий человек. Он оказал мне честь, разрешив любить его.
— Но он-то тебя не любил! — бросила я с неожиданной злобой и увидела, как побелело и без того бледное лицо Шор.
— Нет, он никогда никого не любил так, как вас, — кротко отозвалась Элизабет, и в голосе ее прозвучала такая нежность, что я невольно умилилась. На ее устах промелькнула слабая улыбка, но глаза вновь наполнились слезами. — В моей душе никогда не было ни тени сомнений, что и на его троне, и в его сердце царит только одна женщина. Его королева. И уж он постарался, чтобы я это поняла. Впрочем, это все понимали. По-настоящему для него всегда существовали только вы.
Шор отодвинула засов и чуть приоткрыла маленькую дверку в створке огромных ворот.
— Ты тоже была ему дорога, — вдруг вырвалось у меня. Я была невольно тронута ее словами, и мне захотелось проявить справедливость. — Я и ревновала его к тебе только потому, что знала: ты ему тоже очень дорога. Кстати, король называл тебя самой веселой из своих шлюх.
Лицо Шор вдруг вспыхнуло таким теплым светом, словно внутри зажгли фонарь.
— Мне приятно, что он именно так обо мне думал, и я очень благодарна вам за то, что вы сказали мне об этом, — промолвила Шор. — Я никогда не годилась ни для политики, ни для двора. Мне просто нравилось быть с ним, и я всегда, как могла, старалась развеселить его и развлечь…
— Хорошо, хорошо, просто прекрасно, — прервала я Шор, мгновенно теряя весь свой запас великодушия. — Ну что ж, прощай. И, как говорится, Бог в помощь!
— Да хранит вас Господь, ваша милость, — ответила Шор. — Возможно, милорд снова попросит меня кое-что передать вам. Вы меня примете?
— И вас, и любую другую. Господь свидетель, если Гастингс намерен использовать шлюх Эдуарда как своих посланниц, то я готова принять всех, даже если их будут сотни!
Я не сумела скрыть раздражения и заметила, как по губам Элизабет скользнула слабая улыбка. С этой улыбкой она и исчезла за приоткрытой дверью, на которой я тут же снова задвинула тяжелый засов.
ИЮНЬ 1483 ГОДА
Заверения Гастингса насчет того, что все уладится само собой, отнюдь не заставили меня отказаться от своих планов: я уже была настроена на войну с Ричардом и твердо намерена его уничтожить. Я собиралась освободить сына и брата, а юного Эдуарда сделать королем, не дожидаясь, как предлагал Гастингс, пока Ричард соизволит короновать моего мальчика. Я не доверяла Ричарду. И Королевскому совету я тоже не доверяла. Не доверяла я и жителям Лондона, которые только и ждали возможности перебежать на сторону победителя. Я планировала нанести удар первой и застигнуть своего противника врасплох.
— Пошли гонца к дяде Эдварду, — велела я своему сыну Томасу Грею. — Пусть он немедленно приведет флот в боевую готовность, а мы выйдем из убежища и поднимем народ. Герцог Глостер сейчас в замке Бейнард у своей матери. Эдвард должен обстрелять этот замок из пушек, а мы тем временем ворвемся в Тауэр и вызволим оттуда нашего Эдуарда.
— А что, если у Ричарда нет никаких иных стремлений, кроме коронации Эдуарда? — засомневался Томас.
Он уже начал писать шифрованное послание дяде, а его гонец ждал в укромном месте, готовый скакать во весь опор и передать приказ флоту, стоявшему в глубокой гавани близ холмов Даунса.
— Значит, Ричард все равно умрет, а мы все равно коронуем Эдуарда, — настаивала я. — Возможно, мы убьем своего верного друга и еще одного принца Йоркского, но это несчастье — или эту ошибку — мы станем оплакивать после. А сейчас необходимо действовать. Мы не можем дожидаться, пока Ричард приберет к рукам весь Лондон. Нет, покончить с герцогом Ричардом нужно немедленно, пока его правление страной не слишком затянулось.
— Мне бы хотелось привлечь на нашу сторону и кое-кого из лордов, — заявил Томас.
— Хорошо, попытайся, — равнодушно произнесла я. — Кстати, я получила весточку от леди Маргариты Стэнли: ее муж перешел на нашу сторону, хотя вроде бы считался дружком Ричарда. Можешь сам у него спросить. Но те, кто не встал на нашу защиту, когда Ричард явился в Лондон, пусть хоть погибают с ним вместе. Мне их судьба безразлична. Они поступили как предатели — и по отношению ко мне, и по отношению к памяти моего мужа. А тех, кто уцелеет после этого сражения, я отдам под суд как предателей, и они будут обезглавлены.
Томас внимательно посмотрел на меня.
— Значит, ты снова объявляешь войну? И нам, Риверсам, а также нашим сородичам, землякам и сторонникам придется пойти против чуть ли не всех английских аристократов во главе с герцогом Глостером, твоим деверем? Ведь теперь биться друг с другом будут уже Йорки, а значит, это будет еще более страшная и горькая война, чем все прежние, и закончить ее окажется намного труднее. Впрочем, и одержать верх в ней будет очень и очень трудно.
— Но начать ее необходимо, — мрачно сказала я. — И я обязана в ней победить!
Бывшая шлюха короля Элизабет Шор оказалась не единственной, кто навещал меня, шепотом сообщая разные новости. Как-то ко мне заглянула даже моя сестра Екатерина, жена этого спесивца герцога Бекингема, некогда находившегося под моей опекой. Она принесла нам в подарок хорошее вино и раннюю малину из Кента.
— Ваша милость, сестрица! — С этими словами Екатерина склонилась передо мной в реверансе.
— Здравствуй, сестра, — холодно отозвалась я.
Мы выдали Екатерину за герцога Бекингема, когда он был всего лишь сердитым на всех девятилетним мальчишкой-сиротой. Благодаря этому браку моя младшая сестра получила тысячи акров земли и высочайший английский титул, сравнимый разве что с титулом принца. Этот сопляк, правда, все пыжился, точно птенец павлина, страшно гордясь своей знатной фамилией, — его род, надо признать, действительно был даже древнее, чем Йорки, — все пытался выказать нам свое презрение. Но мы доказали ему, что у нас достаточно сил и власти, чтобы женить его так, как угодно нам, и я была очень довольна, когда его древнюю фамилию получила моя сестра. Екатерине повезло: моей милостью она стала герцогиней. Но тогда я и сама была королевой. Теперь колесо фортуны в очередной раз повернулось, и Екатерина вдруг поняла, что ее мужем является не обидчивый спесивый мальчишка, а тридцатилетний герцог, являющийся к тому же лучшим другом лорда-протектора Англии, тогда как я теперь всего лишь овдовевшая королева, вынужденная скрываться в убежище от своего врага, захватившего власть в стране.
