Директивы войскам округов «быть в полной боевой готовности» могло рассматриваться только как перевод войск военных округов в постоянную боевую готовность.
Однако и здесь присутствовали временные рамки, измеряемые часами применительно к первому эшелону армий прикрытия.
«На оповещение войск для приведения их в боевую готовность вместо 25–30 мин ушло в среднем 2 ч 30 мин. … В этих условиях даже соединения и части первого эшелона армий прикрытия, имевшие постоянную боевую готовность в пределах 6–9 ч (2–3 ч — на подъем по тревоге и сбор, 4–6 ч — на выдвижение и организацию обороны), не получили этого времени (здесь и далее выделено мной. — М.А.). Вместо указанного срока они располагали не более чем 30 мин, а некоторые соединения вообще не были оповещены. Сказались также слабая подготовка и сколоченность органов управления. Задержка, а в ряде случаев и срыв передачи команды были обусловлены и тем, что противнику удалось в значительной степени нарушить проводную связь с войсками в приграничных районах. В результате штабы округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Поэтому для многих частей сигналом боевой тревоги явились разрывы бомб и снарядов противника в их расположении. В результате запоздалого принятия решения обстановка для оперативного развертывания войск приграничных округов сложилась трагическая»453.
В Военно-воздушных силах в зависимости от оперативного предназначения частей и состояния аэродромов на летний период для полков бомбардировочной авиации устанавливались сроки постоянной боевой готовности после объявления боевой тревоги до 1 ч 30 мин, истребительной — 25–30 мин, штурмовой — от 30 мин до 1 ч. Авиацию планировалось передислоцировать на полевые аэродромы не позже чем через 4 ч после объявления боевой тревоги. Сроки боевой готовности дежурных подразделений ПВО составляли 5—10 мин, части в целом — 2–4 ч454.
Соединениям и частям армий прикрытия, расположенным в непосредственной близости от государственной границы, с объявлением боевой тревоги для занятия районов обороны, намеченные им по плану, требовалось, как уже отмечалось, от 6 до 9 часов. Для исключения неоднозначности в трактовке содержания Директивы в ней должно было присутствовать четкое указание: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года».
Поступление Директивы в войска даже в том виде, в каком она была отправлена, должно было произойти не позднее 19.00 часов 21 июня.
Единственным первоисточником для анализа происходившего являются «Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924–1953 гг.)»455.
Хронология событий последнего предвоенного вечера, описываемая начальником Генерального штаба, не совпадает со сделанными записями в тетради (журнале).
Список, датированный 21-м июня 1941 года список лиц, принятых И.В. Сталиным, начинается фамилиями:
«1. т. Молотов 18.27–23.00
2. т. Ворошилов 19.05–23.00
3. т. Берия 19.05–23.00 (в списках посетителей
зафиксирован дважды; второй раз под № 13 с 22.40 до 23.00.— М.А.)
4. т. Вознесенский 19.05–20.15
5. т. Маленков 19.05–22.20
6. т. Кузнецов 19.05–20.15
7. т. Тимошенко 19.05–20.15
8. т. Сафонов 19.05–20.15»456.
Восьмой посетитель — Сафонов Г.Н. — заместитель прокурора СССР. Продолжительность приёма — 70 минут — свидетельствует, что состоялось совещание.
По одному из источников под номером 2 значился не К.Е. Ворошилов, а Воронцов, что дало основания предполагать, что речь идет об М.А. Воронцове, военно-морском атташе при посольстве СССР в Германии457. Однако появление фамилии последнего в списке посетителей является безусловной ошибкой при воспроизведении текста. Тем более, что единственным первоисточником являются «Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924–1953 гг.)».
В 20.15 наркомы обороны и ВМФ, первый заместитель председателя Совнаркома СССР Н.А. Вознесенский и заместитель прокурора СССР, получив указания Сталина, ушли. В кабинете остались четыре посетителя, входивших в состав Политбюро ЦК ВКП(б). Через 35 минут к ним присоединились ещё четыре посетителя:
«9. т. Тимошенко 20.50–22.20
10. т. Жуков 20.50–22.20
11. т. Будённый 20.50–22.20
12. т. Мехлис 21.55–22.20».
Странно, что нарком ВМФ не был задержан, чтобы присутствовать при докладе Г.К. Жукова и С.К. Тимошенко.
Таким образом, в 20.50 началось второе за вечер совещание с участием членов Политбюро и главы Наркомата обороны. Уже без наркома ВМФ. С.К. Тимошенко, отсутствовавший в кабинете лишь 35 минут, вряд ли успел бы доехать до своего наркомата и вернуться. Вероятнее всего, он все это время оставался в Кремле458.
Посещение сталинского кабинета Н.Ф. Ватутиным (1-й заместитель начальника Генерального штаба по оперативным вопросам и устройству тыла с 13 февраля 1941 г.) журнал не подтверждает. Жуков, приехавший в Кремль вместе Ватутиным и Тимошенко, сразу в кабинет Сталина не попал. Нарком обороны зашел в него в 19.05, а Жуков вместе с Ватутиным должен был ждать в приёмной или где-то поблизости. Вероятно, после того, как в 20.15 нарком обороны вышел из кабинета проект директивы был за 35 минут доработан, и в 20.50 Тимошенко на этот раз вместе с Жуковым представил его Сталину.
Сравнение записей в журнале и процитированного фрагмента мемуаров Г.К. Жукова позволяет предположить, что доклад о немецком перебежчике с представлением проекта директивы, отклонённого И.В. Сталиным, прозвучал в ходе совещания с 19.05 до 20.15 в присутствии Н.Г. Кузнецова, и нарком ВМФ ушёл, не получив конкретных указаний о повышении готовности флотов, или получил указание ждать окончательного текста директивы наркома обороны и на её основе разработать свою директиву флотам. В этом не было ничего необычного. Постановление Комитета обороны при СНК СССР № 67сс/ов от 20 апреля 1938 года предусматривало в случае начала войны оперативное подчинение ВМФ Наркомату обороны и Генеральному штабу РККА. Иначе невозможно объяснить, почему нарком ВМФ с 20.15 до 23.37 — более трёх часов после заседания — не предпринимал никаких мер повышения боеготовности флотов до новой встречи с наркомом обороны459.
На передачу Директивы «б/н» (вошедшей в историю как Директива № 1) в пять округов ушло больше двух часов.
«Что получилось из этого запоздалого распоряжения, мы увидим дальше (10-е. изд.)460. — Продолжает свои воспоминания о событиях 21-го июня Г.К. Жуков. — Испытывая чувство какой-то странной, сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И.В. Сталина. (Испытывая чувство какой-то сложной раздвоенности, возвращались мы с С.К. Тимошенко от И.В. Сталина. — 3-е. изд.)461.
С одной стороны, как будто делалось все зависящее от нас, чтобы встретить максимально подготовленными надвигающуюся военную угрозу: проведен ряд крупных организационных мероприятий мобилизационно-оперативного порядка; по мере возможности укреплены западные военные округа, которым в первую очередь придется вступить в схватку с врагом; наконец, сегодня получено разрешение дать директиву о приведении войск приграничных военных округов в боевую готовность.
Но, с другой стороны, немецкие войска завтра утром могут перейти в наступление, а у нас ряд важнейших мероприятий еще не завершен. И это может серьезно осложнить борьбу с опытным и сильным врагом. Директива, которую в тот момент передавал Генеральный штаб в округа, могла запоздать (и даже не дойти до тех, кто завтра утром
