Террористы взорвали поезд свиты, приняв его за поезд императора.
Взрыв взбудоражил всю Москву. Тотчас же разнесся слух, что это дело рук студентов, и толпы верноподданных москвичей ринулись к университету, но там уже стояла полиция и погромщики отхлынули в Кремль, чтобы там, в Успенском соборе, отслужить благодарственный молебен за здравие и чудесное спасение государя.
Великий князь Александр Михайлович, сын великою князя Михаила Николаевича — родного брата императора Александра II, — женившийся в 1894 году на своей двоюродной племяннице, великой княжне Ксении Александровне, дочери императора Александра III, писал в начале 30-х годов, находясь в эмиграции в Париже: «Было бы слишком слабым сравнением, если бы я сказал, что мы все жили в осажденной крепости. На войне друзья и враги известны. Здесь мы их не знали. Камер-лакей, подававший утренний кофе, мог быть на службе у нигилистов. Со времени ноябрьского взрыва (взрыва поезда в Москве. — В. Б.) каждый истопник, входящий к нам, чтобы вычистить камин, казался нам носителем адской машины.
Ввиду значительности пространства, занимаемого Петербургом, полиция не могла гарантировать безопасности всем членам императорской семьи за пределами их дворцов. Великие князья просили государя переселиться в Гатчину, но доверчивый Александр II, унаследовавший от своего отца его храбрость, наотрез отказался покинуть столицу и изменить маршрут своих ежедневных прогулок и воскресные парады войск гвардии».
Неудача не остановила террористов, и они решили перенести место действия прямо в Зимний дворец. Для этого туда был направлен красивый, статный молодой столяр Степан Халтурин, близкий знакомый Желябова и Перовской. Халтурин устроился в Зимний на работу, а там, познакомившись с одним из жандармов, стал ходить к нему домой, понравился его дочери-невесте и даже пообещал жениться. Благодаря протекции своего будущего тестя Халтурину выделили в подвале маленькую комнатку, где он и стал жить. Рядом с ним, в более просторных комнатах, жили солдаты лейб-гвардии Финляндского полка, несшие во дворце караульную службу.
Днем Халтурин работал в царском винном погребе, облицовывая стены, а позже прятал там же пачки динамита, которые передавал ему его сообщник, народоволец Николай Кибальчич. Иногда Халтурин прятал динамит у себя в комнатке, а порой и спал, обвязанный пакетами, отчего к утру у него разламывалась от боли голова.
Так он готовился около трех недель — с середины января и до начала февраля 1880 года. Теперь следовало выбрать момент, когда бы царь оказался над винным погребом, где был спрятан и подготовлен к взрыву огромный заряд динамита.
А в это время полиция и жандармерия утроили усилия по ликвидации «Народной воли». Результаты не замедлили сказаться: были арестованы видные руководители партии — Степан Ширяев и Александр Квятковский; в Саперном переулке в Петербурге обнаружена типография. Здание типографии было взято штурмом. Полиция и подпольщики устроили в переулке настоящее сражение, но силы были неравными, и полиция победила.
Однако эти операции проходили в спешке, в суматохе, и жандармы не прорабатывали до конца всех версий, какие могли бы навести их на верный след террористов. Так, на квартире народника Богословского при обыске, произведенном полицией после доноса, были обнаружены свежие номера «Народной воли», приготовленные к распространению. Там же была обнаружена нелегальная литература, револьвер и три карандашных рисунка планов Зимнего дворца. Рисунки были показаны коменданту дворца, и он сказал, что они совершенно точны и что царские апартаменты обозначены на плане абсолютно правильно. Более того, на плане обнаружили и четко нарисованный кружок, расположенный рядом с помещениями солдатского караула, под царской столовой, но по необъяснимым причинам эта версия не была разработана до конца и Халтурин продолжал свое дело.
Исполнительный комитет торопит Халтурина, но он решил действовать наверняка и не спешил. Он прожил в Зимнем уже несколько месяцев, за это время довольно хорошо и подробно изучил его и знал, что над погребом находится зал, где обычно обедает и ужинает вся семья. То, что при взрыве погибнут женщины и дети, слуги и солдаты, ни Халтурина, ни его руководителей не смущало. Он был матерым революционером, а значит, холодным и расчетливым прагматиком, и ему предстояло лишь точно выбрать время взрыва, зная наверняка, что царь в столовой. И снова в центре событий оказалась Перовская. Снова, как и в первый раз, узнала она от матери, что 5 февраля к царю пожалует брат императрицы — Светлейший князь Александр Баттенбергский с сыном — Александром. На подобных приемах обычно бывали все члены царской семьи и конечно же обязательно сам царь, и что еще было важно — такие приемы относились не просто к семейным торжествам, а к государственным актам и потому требовали точного соблюдения протокола и строго выдерживались во времени.
Начало ужина было назначено на 6 часов вечера, и Желябов приказал произвести взрыв в двадцать минут седьмого, когда вся семья уже будет за столом. Однако поезд опоздал на десять минут, а кроме того, отец и сын Баттенберги, оказавшись во дворце, сначала пошли к императрице Марии Александровне, так как она из-за болезни не могла присутствовать за ужином и должна была оставаться в своих апартаментах.
Обо всех этих тонкостях Халтурин, разумеется, не знал и потому никаких поправок в свой план не внес.
И когда отец и сын Баттенберги сидели у постели их сестры и тетки, император ждал своих гостей в соседнем со спальней большом кабинете, а цесаревич Александр и великие князья и княгини стояли в ожидании отца и гостей в смежном со столовой зале, раздался взрыв. Погас свет, зазвенели выбитые стекла, посыпалась штукатурка. Никто из членов семьи не пострадал, но было убито девятнадцать и ранено сорок восемь солдат. Столовая и соседняя с нею Желтая гостиная были совершенно разрушены, из подвала валил дым, и снова Александр, не потеряв самообладания, бросился помогать раненым… Но тут же ужасная мысль молнией ожгла его мозг, и он, почувствовав, как падает сердце, побежал к лестнице, ведущей на третий этаж. Не помня себя, Александр в несколько прыжков одолел первый марш и вдруг увидел, как навстречу ему, в ад и мрак взрыва, летит Катенька. Он схватил ее в объятия, и они, прижавшись друг к другу, заплакали.
* * *
После этого взрыва Петербург оказался в состоянии глубокого шока. Находившийся тогда в Петербурге французский дипломат и литератор маркиз Эжен-Мельхиор де Вогюэ писал: «Пережившие эти дни могут засвидетельствовать, что нет слов для описания ужаса и растерянности всех слоев общества. Говорили, что 19 февраля, в годовщину отмены крепостного права, будут совершены взрывы в разных частях города. Указывали, где эти взрывы произойдут. Многие семьи меняли квартиры, другие уезжали из города. Полиция, сознавая свою беспомощность, теряла голову. Государственный аппарат действовал лишь рефлекторно. Общество чувствовало это, жаждало новой организации власти, ожидало спасителя».
Несмотря на опасение нового покушения и хорошо осознавая угрозу собственной жизни, Александр через три дня после случившегося в Зимнем дворце пошел на похороны солдат, погибших при взрыве. Он шел с высоко поднятой головой, но все видели, как по его щекам текут слезы.
Для централизации усилий правительства и местных органов власти через неделю после взрыва была создана Верховная распорядительная комиссия по охране государственного порядка и общественного спокойствия. Ее начальником стал М. Т. Лорис-Меликов, а в состав комиссии вошли член Государственного совета сенатор К. П. Победоносцев, начальник штаба Петербургского военного округа генерал-адъютант князь А. К. Имеретинский, товарищ управляющего III Отделением генерал-майор П. А. Черевин, управляющий делами Комитета министров М. С. Каханов, сенаторы, генералы и чиновники высших рангов по службе, ответственные за сохранение порядка.
Лорис-Меликов получил небывало широкие полномочия и мог бы стать диктатором России, если бы у него имелись такие склонности. Но он был человеком совсем иного склада, и, когда, как ему показалось, обстановка немного нормализовалась, он попросил царя отменить чрезвычайное положение и чрезвычайные законы и вернуться к обычному ходу дел. И это было сделано им, несмотря на то, что через десять дней после того, как Лорис-Меликов стал во главе комиссии, на него тоже было совершено покушение.
Террорист-народоволец Молодецкий стрелял в «диктатора» на улице, но храбрый пятидесятилетний генерал обезоружил его, свалил на тротуар и передал подоспевшим полицейским. По новому закону террорист был осужден в 24 часа и повешен.
Менее чем через два месяца после этого Лорис-Меликов поставил перед Александром вопрос о дальнейшем проведении реформ — крестьянской, судебной, финансовой, городской и других, не отказываясь от борьбы с террором. Так, продолжая реформы и в то же время усиливая борьбу с революционерами, Лорис-Меликов пытался смирить Россию.
