Глава 13.
Лоллардия и мятеж
Автор Gesta Henrici Quinti рассматривал выдающиеся эпизоды жизни Генриха как серию испытаний, с помощью которых Бог проверяет постоянство и решимость своих избранников. Первым из них было восстание, произошедшее в Лондоне 9 января 1414 года, когда Генрих занимал трон менее года. Современное или близкое к современному повествование должно было не оставить у читателя никаких сомнений в том, что события того дня, спланированные силами зла, были задуманы как нападение на короля и его братьев (а значит, и на саму корону) и попытка подорвать высшие ступени общественного устройства страны. Пытаясь подчеркнуть серьезную опасность, от которой Англию спасли только быстрые действия короля, хронисты, в частности Томас Уолсингем, подчеркивали заговор и сговор, имевшие место между участниками восстания, а также их многочисленность. Поскольку существовал некий заговор против короля, церкви и закона, то из него следовало извлечь максимальную выгоду. Трудность, с которой столкнулись позднейшие историки, заключалась в том, чтобы отделить факты от вымысла, преувеличения от вероятной правды. Короче говоря, в современных событиям рассказах не хватает чувства меры. Задача современного историка — попытаться внести в историю этот жизненно важный элемент, элемент оценки.
В последний день 1384 года, примерно за два года до рождения Генриха V и почти за тридцать лет до событий, которые в течение нескольких часов, казалось, угрожали короне, Джон Уиклиф умер в Люттерворте, в Лестершире, где он был ректором. Его карьера, в основном проведенная в относительном уединении Оксфордского университета, который он, однако, иногда покидал, чтобы помочь Эдуарду III в его дипломатических делах с папством, является прекрасным примером влияния интеллектуала на гораздо более широкую сферу жизни, чем можно предположить по предмету его внимания — теологии. Впервые использованное королем для обоснования сильной меры местного (следовательно, королевского, а не папского) контроля над назначениями на церковные должности и бенефиции в Англии, развитие теологических идей Уиклифа должно было иметь более широкие последствия для современной религиозной мысли и практики, а также для некоторых аспектов социальной мысли. Его доктрина господства по благодати (конечно, не новая, поскольку многие ее идеи он унаследовал от великого архиепископа Армага Ричарда Фицральфа) имела фундаментальные последствия для того, как люди должны относиться к власти. Уиклиф пришел к мысли, что власть может быть действительно осуществлена только человеком, находящимся в состоянии благодати, чья душа, одним словом, находится в мире с Богом. Только той власти, которая осуществляется на законном основании, должен быть послушен народ. Но только Бог, а не человек, знал состояние души человека, наделенного властью. Последствия такого образа мышления были далеко идущими. Любой акт власти, да и вообще любая власть, будь то духовная или мирская, могла быть оспариваема, поскольку ни один человек не мог доказать, что другой находится в состоянии благодати, а значит, в надлежащем состоянии для осуществления власти.
Влияние Уиклифа не ограничилось этим. К концу своей жизни он отрицал, что во время мессы хлеб и вино, используемые в таинстве, становятся истинными Телом и Кровью Христа в тот момент, когда священник произносит слова освящения. Придерживаться такого мнения означало не только отрицать одну из главных истин, проповедуемых Церковью, но и подрывать силу священства, поскольку только рукоположенный священник имел власть совершать это чудесное действие. Процесс пошел дальше. Под влиянием Уиклифа другие церковные таинства — крещение и исповедь — были поставлены под сомнение, а ряд благочестивых действий, таких как использование икон в церквях или практика паломничества, подверглись нападкам.
Уиклиф был тесно связан и с другим событием, которое должно было иметь далеко идущие последствия: переводом Библии, которая теперь становилась доступной все более широкому кругу грамотных людей, а через них и другим людям. Для Уиклифа и тех, кто был вдохновлен им, Библия стала главной движущей силой их жизни, источником вдохновения как для их убеждений, так и, зачастую, для их социальных взглядов. Такой религиозный фундаментализм имел далеко идущие и радикальные последствия, так как Уиклиф снова пытался подорвать традиционно принятую роль священника как толкователя Божьего Слова. Некоторые утверждали, что каждый христианин, если он или она того пожелает, должен быть судьей того, что Библия говорит ему или ей, и это мнение вскоре было расширено до обязательства, налагаемого на человека, завоевывать других людей для Христа, свидетельствуя о нем через проповедь. Традиционное священство (полностью мужское) должно было быть заменено священством, состоящим из тех (как мужчин, так и женщин), кто чувствовал вдохновение нести Слово Божье, содержащееся в Библии, другим. Итак, Библия должна быть переведена и доступна. Это было непременным условием популярной проповеди.
Мы не должны критиковать церковь времен Уиклифа за то, что она рассматривала его учение как подрывное, даже еретическое, а его ближайших учеников — как угрозу для себя и современного общества. Ее реакция была естественной, тем более что в прошлом Англия была на удивление свободна от еретических взглядов и не имела реального опыта реагирования на них. Однако, оглядываясь назад, историк, пишущий столетия спустя, может взглянуть на ситуацию иначе, поскольку он способен предложить более широкий, европейский контекст, в котором радикальные предложения, выдвинутые Уиклифом и его последователями, могут быть лучше оценены. Очевидно, что в этом контексте те англичане, которые, осознанно или нет, признавали Уиклифа своим источником вдохновения, пытались вернуть большую духовность и личное участие в религиозной практике, факторы, которые за последние несколько столетий были утрачены в Церкви, все более юридически ориентированной в своих взглядах и стремящейся навязать богословские определения своим членам. В Церкви, слишком сильно управляемой таким менталитетом, положение священника как учителя и толкователя стало чрезмерно подчеркиваться. Уиклиф видел в Библии, переведенной на местный язык, способ противостоять этому, сделать мирян, пусть необученных и неученых, истинными и полноправными членами Церкви, которую он, как и многие до него, считал не иерархической структурой, а сообществом мужчин и женщин, избранных Божьей благодатью. Такой взгляд, таким образом, рассматривает виклифитское "движение" не только и не столько как еретическое "движение", сколько как "реформу", попытку не разрушить Церковь в том виде, в котором она существовала, а возродить ее в соответствии с другим взглядом на ее происхождение и природу. Как и в некоторых других континентальных реформаторских движениях, акцент следует делать на положительных аспектах того, чего пытались достичь эти люди.
Движение к этой "реформе" отражало нечто другое, что происходило в мире конца XIV века,
