костелов для его свиты из Польши возникала и обсуждалась. Иное дело частная жизнь — у сосланных в 1606 г. поляков и литовцев не было жестких ограничений на отправление культа в частном и семейном порядке. —
В. Н., П. У.
173
Речь идет о массовой казни евреев с семьями по приказу Ивана IV после штурма и сдачи Полоцка 25 февраля 1563 г. Из русских синхронных источников об этом сообщает Псковская третья летопись (ПЛ. Вып. 2. С. 244; из текста видно, что казнь состоялась между 15 и 25 февраля, в день отъезда Ивана Грозного из Полоцка). Факт был известен Штадену. Казнь евреев (явно по конфессиональным мотивам) по времени и способу осуществления явно отличалась от неизбежных при штурме крепости массовых расправ и казней (подробнее см. Хорошкевич А. Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 328–334). Почему в этом событии Маржерет увидел казнь всех евреев, «кто был в стране» (а других, кроме полоцких, в России тогда и не было), остается неясным. — В. Н.
174
В рассказе Маржерета о ливонских немцах в России, и прежде всего в Москве, соединились несколько сюжетных линий. Первая — время и формы вывода жителей Ливонии. Капитан в данной связи говорит о населении Нарвы и Дерпта (Юрьева). Первая крепость была взята штурмом в мае 1558 г., вторая сдалась после недолгой осады в июле того же года. Условием капитуляции было обещание русских воевод не выводить горожан из Дерпта. Захваченных в плен горожан Нарвы русские власти вернули на места жительства и восстановили уничтоженные при штурме крепостные сооружения, дома, причалы и портовые помещения в том же и следующем году: морская торговля через Нарву стала недолгим (она закончилась со взятием крепости шведскими войсками в сентябре 1581 г.), но чрезвычайно значимым для государства итогом первых побед в Ливонии. Массы пленных ливонцев хлынули в Россию после крупных походов зимой 1559 г. и летом 1560 г., но здесь не было государственного вывода: полон разошелся среди участников похода. Репрессии (в том числе казни) и ссылки летом 1560 г. коснулись сравнительно небольшой части рыцарей Ордена. Население Дерпта (но не Нарвы) было целиком выведено летом 1565 г. по обвинению в тайных изменнических связях и расселено в разных городах (Нижнем Новгороде, Владимире, Костроме, Угличе). Об этом событии говорят псковский летописец, Г. Штаден, а с преувеличениями и явными политическими задачами — так называемые летучие листки и иные оперативные немецкие издания (ПЛ. Вып. 2. С. 235–240, 247–248; Хорошкевич А. Л. Указ. соч. С. 215-223, 230-257, 407-408, 417-420). Второй сюжет — условия и места расселения ливонских немцев в столице. По недостатку и отрывочности источников вопрос остается в значительной мере непроясненным. Скорее всего, на практике еще с конца XV в. имели место быть два способа расселения иноземцев: они жили в отдельных домах (дворах) в границах города (включая посад), а также в особых поселениях типа слобод. Одна из них, возможно, находилась поблизости от Серпуховских ворот (Конской площадки). В XIX–XX вв. там были обнаружены могильные плиты с латинскими надписями. Для Штадена кладбище немцев (вообще, иноземцев) в Наливках — некая данность, о которой он упоминает попутно. Вот при размене пленных в Литву уезжает Довойна (командовал гарнизоном Полоцка в 1562–1563 гг.) и берет с собой тело умершей в Москве жены — гроб выкапывают на кладбище в Наливках. Там же сам Штаден хоронит в заранее сооруженном склепе Эльферфельдта, поступившего на русскую службу вряд ли позднее 1559 г. и быстро занявшего при царе место своеобразного «советника-консультанта» по Ливонии (он и обеспечил начало карьеры Штадена в опричнине). Трудно думать, что кладбище было топографически оторвано от одной из иноземных слобод. Именно о таком поселении пишет применительно к правлению Василия III С. Герберштейн, называя его «Нали» (Герберштейн. С. 132; Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925. С. 117, 134; Дрбоглав Д. А. Камни рассказывают... М., 1988; Беляев Л. А. Лиценциат при дворе Иоанна Грозного. Надгробие Каспара фон Эльферфельдта на древнейшем кладбище иноземцев в Москве // Он же. Русское средневековое надгробие. М., 1996. С. 233–245; 277–282 — дополнения к каталогу-публикации Д. Дрбоглава). Вторая слобода, заселенная по преимуществу немцами, и прежде всего военными наемниками, находилась на Яузе. Туда ее помещает Штаден (он ее называет Болвановка) и авторы начала XVII в. Немец-опричник указывает размеры двора конного воина-немца (40 х 40 саженей) и специально отмечает право иметь корчму на таких дворах, подтверждая известие Маржерета. Кстати, многие злоключения Штадена были вызваны воровством и мошенничеством его слуг в связи с торговлей спиртным. Подчеркнем, что в слободе проживали, конечно, отнюдь не только наемники, но и немцы мирных профессий (Штаден Г. Указ. соч. С. 67, 73, 121; Масса. С. 68–70; Буссов. С. 86, 117; Платонов С. Ф. Москва и Запад в XVI–XVII веках. Л., 1925. С. 33–35; Богоявленский С. К. Московская немецкая слобода // Известия АН СССР. Сер. философии и истории. М., 1947. Т. IV; Снегирев В. Московские слободы. М., 1956. С. 208–210). Третий сюжет — массовая опала на немцев-лютеран в Москве. Она точно датируется ноябрем 1578 г. Указание Маржерета на два разрушенных храма, возможно, соответствует действительности. Возможно, в каждой из указанных выше слобод было по кирхе. По вероятному мнению А. А. Зимина, причинами жестокого гонения послужили и поведение ливонцев (о чем пишет Маржерет), и измена герцога Магнуса в начале 1578 г, и поражение русских войск под Венденом (Кесою) в октябре того же года (Зимин. Канун. С. 53–54). Позднее Немецкая слобода была восстановлена и, возможно, несколько перенесена. — В. Н.
175
Отнесение мордвы с числу «магометанских народов» остается неясным — имел ли в виду Маржерет служилую верхушку, часть которой исповедовала ислам? Второе недоумение вызывает включение в этот перечень «турок» — их, как будто, в числе российских подданных тогда не было. — В. И.
176
Описание похорон и поминальных обрядов еще раз выявляет конфессиональную принадлежность Маржерета в его оценке похоронных плачей и плакальщиц. Не вполне ясно, почему не назван им девятый день. Заметим, что поминальный культ, весьма распространившийся с конца XIV в. и имевший немало социальных следствий (в преобладающем типе монастырей с общежительным уставом, в росте монастырского и вообще церковного землевладения и т. п.), подразумевал при «нормальных» вкладах в монастыри двукратное
