class="p1">Регистрация на рейс, самолет, понимание, что я потеряла телефон, и сам полет. Два часа, и я уже нахожусь в России, в Москве. Аэропорт гудит людскими голосами, как один огромный улей. Отовсюду раздражает звуками взлетающих и приземляющихся самолетов, звонками чужих мобильных, голосом, объявляющим прилеты и отлеты… Голова кругом!
Если учесть, что я одна, то меня начинает потихоньку накрывать паника. А если еще и припомнить, что я летела одна… совершенно одна! То меня уже сейчас начинает колотить озноб, и мне становится дурно. Запоздалый откат.
Когда я мчалась в аэропорт Цюриха, даже не задумывалась, что ждет меня впереди. О том, что я окажусь одна в самолете, мне не пришло и в голову. Я до такой степени погрузилась в себя, в свои мысли и противоречия, что разрывали изнутри, что страх отступил на задний план. А теперь он возвращается. Успокаиваю себя только тем, что уже все. Поздно бояться. Я уже в столице, уже на земле и нетвердо, но стою на ватных ногах.
Думать о том, что я улетела от Дама и у меня нет даже его номера телефона, пока что не хочу. Иначе станет совсем худо. И даже моя записка… от нее теперь нет никакого толку, потому что позвонить мне мужчина не сможет. Растяпа, Ева! Одна надежда на веру Дама в меня и в мое слово. А еще на то, что он скорее вернется в Россию...
Я, словно потерянная, с чемоданом плетусь через зал ожидания и с огромным трудом, затратив немало времени, нахожу выход. В кармане пара тысяч, что остались. На такси должно хватить.
Ловлю машину и сажусь на сидение, пока водитель убирает мой чемодан в багажник. Потом произношу адрес. Все на каком-то “потерянном” автопилоте. И домой-то мне совсем не хочется уже ехать. Хоть я и понимаю, что бабуле все еще нехорошо, но я хочу обратно. Назад. В сказку. К Дамиру, в наше уютное уединение, где только снег, горы, шале и мы. Хочу вернуться, потому что именно сейчас что-то внутри трескается и рушится с оглушающим звоном, который слышу только я. И сейчас я боюсь уже совсем не полета, а падения. Боюсь, что не смогу вернуться к Даму...
Тряхнула головой, пытаясь вернуть трезвость ума, и только сейчас слышу вопрос водителя:
– Девушка, с вами все в порядке?
– Да, – киваю. – Спасибо, – выдыхаю, уставившись в окно на серость столичной зимы.
В порядке. Настолько, насколько это вообще возможно.
На глаза наворачиваются слезы, а губы начинают дрожать, приходится их поджать.
Ева, бери себя в руки! Сейчас не время ныть и расклеиваться. Вот как только выяснишь, что с бабулей, удостоверишься, что с ней все в порядке и ничего критичного не случилось, вот тогда будешь искать варианты, как связаться с Дамиром. Да и он должен кинуться на мои поиски. Уверена. Я верю ему. Я нужна ему. Он не мог обмануть.
Толкаясь в плотном потоке машин, спустя пару часов я наконец-то попадаю домой. Своими ключами отпираю дверь. Ставлю чемодан в углу коридора. В воздухе витает приятный запах чего-то печеного. Родного. Домашнего. Но с примесью лекарств, а именно корвалола. Бабуля редко им пользуется. Но сейчас я отчетливо чувствую его едкий запах.
– Баб? – сбрасываю ботинки и снимаю куртку. – Баб? Я дома!
В ответ тишина.
– Злата? – я прохожу на кухню, но тут нет ни одной, ни второй. Стоит пузырек зловонного корвалола и стопочка, из которой она обычно пьет лекарства.
Может быть, уснула? А Злата отошла в магазин? Или вдруг бабулю забрали на скорой…?
Но не успеваю я испугаться, как слышу тихий голос из гостиной. Бабушкин голос, словно она с кем-то разговаривает. Живенько так, эмоционально, но шепотом, будто боится, что ее подслушают. Но так как одежду гостей или медиков я не заметила, и Златкиных вещей тоже нет, подруга куда-то ушла, значит, бабушка может говорить только по телефону.
Мне бы быть хорошей внучкой. Разволноваться за ее здоровье. Рвануть в гостиную и заявить о своем возвращении, но тон Алевтины Петровны меня сильно настораживает. Слишком он… решительный и не терпящий возражений для больного человека с высокой температурой.
Осторожно, на носочках прохожу к приоткрытой двери, ведущей в ее спальню, и замираю, практически не дыша.
– ...ничего смертельного я не придумала. Просто чует мое сердце, что обидят там ее! Живет непонятно с каким мужиком, за тысячи километров от родного дома, я же говорила тебе, что мне с самого начала не нравилась эта ее практика?! – бабушка действительно с кем-то ругается по телефону, стоя у окна. Видимо, одна из ее подруг. И нет, голос ее достаточно бодр, больной она не выглядит. Тогда я не пойму, что это был за спектакль и где моя подруга, которая должна была за ней присмотреть?
– И ничего я не лезу! – снова начинает причитать ба. – Просто воспользовалась моментом, как только она вышла на связь.
Пауза. Я прикрываю рот ладошкой и, кажется, слишком громко дышу. Но бабушка меня до сих пор не замечает.
– Да нет, еще не звонила. Как прилетит, тут же наберет, она у меня правильно воспитана, – вздох. – Чего врать то сразу?! Ничего я не врала, так, чуть сыграла больную, вспомнила времена своей молодости. Температуру на ртутном градуснике нагреть – не проблема. Злата эта ее повелась на раз-два, а сейчас вон, в аптеку за кучей лекарств побежала. А в остальном… возраст у меня немаленький, Степановна. Мне положено причитать и жаловаться на сердце.
Что?! – чуть не выдала я своего присутствия, возмущенно пискнув.
Нагреть температуру? Положено причитать? Да быть того не может! Я даже кулаки сжала от досады. Ну, бабуля! Я значит бросаю все, паникую, боюсь, суечусь, оставляю любимого мужчину, а пожилая авантюристка просто… прикинулась больной, потому что ей, видите ли, не нравилась моя практика? Не верю. Да как она могла?!
– Евангелина у меня более послушная, чем Ольга, – продолжает вещать ба с некоторой ленцой. – Я в ней нисколько не сомневалась. Это та могла встать в позу и упираться рогами, а эта девочка домашняя. Дочь не воспитала как должно, так хоть с внучкой проблем нет.
Ольга? Это она про маму сейчас? Что? А при чем тут она?
Господи, сколько вопросов, голова сейчас взорвется!
– Та в свое время очертя голову понеслась за своим Сергеем, чтоб его, – ругнулась родная женщина, – я говорила
