Причем желания этих офицеров, как и у меня, никто не спрашивал. Когда шел отбор офицеров, прошел слух, что это готовится десант в Молдову, и мы обрадовались, думали увидеть нашу родину чуть-чуть пораньше остальных. Начиная с командира батальона, при каждом румынском офицере находился советник-инструктор из числа советских офицеров. Они не имели права командовать, но любое мало-мальски серьезное решение румынский офицер должен был принимать, только посоветовавшись с инструктором. Форма у нас осталась наша – советская, а у румын их прежняя, но с новыми эмблемами. Вооружение было советское, причем, что интересно, довоенного производства. Я был назначен дивизионным инженером, будучи направлен инструктором-советником в саперный батальон. Румынских офицеров очень удивляло, что на полковничью должность был назначен 22-летний майор… Взаимопонимание достигалось постепенно: с солдатами – быстрее, с офицерами – медленнее, но в целом служба шла нормально. Дивизия формировалась под Рязанью до марта 1944-го, а потом нас перебросили в Ямпольский район Винницкой области, где боевое обучение проходило до августа 1944 года.
– А румыны вам не рассказывали, как они воевали против нас?
– Мы не спрашивали об этом, это же неприлично. Да и честно говоря, не особо доверительные отношения у нас сложились с офицерами, побывавшими в плену, чтобы вести такие откровенные разговоры. Некая дистанция между нами оставалась всегда.
– Как к вашей дивизии относилось местное население, тем более что и во время оккупации там стояли румыны?
– Как ни странно, прекрасно. Тем более что мы очень сильно помогали местным жителям в сельхозработах и восстановлении хозяйства. На церковные службы, которые проводились в полках, собиралось много жителей, в основном, конечно, женщины. А сколько там должно было остаться румынских детишек… В целом я должен отметить, что исполнительность, да и вообще дисциплина в Румынской дивизии была несколько выше, чем в наших частях. Не было обычной нашей расхлябанности, что меня удивило. Но вообще отличий от наших частей было немного. Например, у них офицеры все-таки были более обособленной кастой и держались от солдат на дистанции и с некоторым высокомерием. Поначалу солдаты приходили жаловаться на румынских офицеров, которые позволяли себе называть солдат, как и в королевской армии, «скотиной». Но с такими явлениями мы, советские офицеры, нещадно боролись, и подобные случаи стали единичными. И случаев рукоприкладства не было. Или, например, такая деталь. Вначале у нас было два разных туалета: для офицеров и солдат, но по нашему настоянию туалет сделали общим.
– Как вы оцениваете боевые качества Румынской дивизии?
– Я считаю, что она воевала так же, как и любая другая советская часть. Не лучше и не хуже. Но тут что нужно учитывать? Во-первых, она же полностью состояла из добровольцев, которые знали, на что идут. А во-вторых, они дрались хорошо еще и почему? Потому что они отлично понимали, что их ждет в плену, попадись они немцам или венграм. Плена они боялись как огня. Еще что я должен отметить. Поначалу у нашего командования были серьезные опасения, что после вступления на территорию Румынии начнется массовое дезертирство. Но эти опасения не оправдались. За год моей службы в дивизии в саперном батальоне пропал без вести всего один солдат, и то не факт, что он сбежал.
Конечно, необходимо учесть, что и офицеры и солдаты были добровольцами, отобранными после долгой «обработки». И все равно помню, что несколько профашистски настроенных офицеров выявили и предали трибуналу. Среди них, кстати, был даже командир одного из батальонов.
– Какое отношение было к пленным?
– Первых пленных мне довелось увидеть уже в августе 41-го, и вели себя они по-разному. Кто смирно, кто наглее, но случаев жестокого отношения к пленным я не знаю. Если они попали в плен, то их уже не расстреливали. И в румынской дивизии над пленными тоже не издевались. Вот к власовцам было совсем другое отношение. Я знаю даже случай, когда пленных власовцев отправляли в штаб, но конвоиры по дороге их все равно расстреляли. Их старались в плен не брать, но и они, в свою очередь, дрались с ожесточением смертников…
– Когда дивизия приняла боевое крещение?
– Во время Ясско-Кишиневской операции дивизия с боями двинулась на Бухарест по двум направлениям. Должен отметить, что на территории Румынии упорные бои были лишь местами. Хотелось бы рассказать о двух из них. Возле села Делень 3-й полк напоролся на колонну немцев, которая двигалась в сторону Карпат, стремясь вырваться из окружения. Но полк успел развернуться и занять оборону. Повезло еще и в том, что у немцев не оказалось танков, а были только легкие пушки. И представьте себе картину: дико кричащая, пьяная, полубезумная толпа немцев, не считаясь с потерями, бежала прямо на пулеметный огонь… Это побоище живо напомнило мне синявинский прорыв… В этом бою несколько тысяч немцев было убито, и еще несколько тысяч взяли в плен.
А уже почти на самой границе с Венгрией, в Карпатах, произошел другой памятный бой. 2-й полк без боя занял курортное местечко «Băile Felix», но командиры расслабились и допустили непростительную ошибку. Размещение на ночлег было пущено на самотек, охранение оказалось не выставлено. Солдаты разбрелись, многие начали купаться в бассейнах и ваннах, а некоторые даже напились и легли спать где попало. Фактически полк стал неуправляемым.
А утром немцы в сопровождении двух танков подошли к зданиям пансионатов и в упор начали нас расстреливать… Сонные раздетые солдаты, многие с похмелья и без оружия выскакивали из домов и бежали через лощину в тыл. Никто никого не слушал и не подчинялся, началось самое страшное – паника… А тут прилетели еще два немецких самолета… Вся лощина была завалена трупами наших солдат и разбитой техникой… Это была просто ужасающая картина, почти весь 2-й полк там погиб… Но мы, саперы, компактно разместились на 3-м этаже. В этом местечке такая особенность, что пансионаты стоят в лощине, и если смотришь с фасада, то у здания три этажа, а с тыльной стороны третий этаж являлся единственным. Именно поэтому нам удалось вывести солдат батальона оттуда и, совершив 25-километровый марш через горы и лес, к концу дня соединиться со своими. Запомнился еще такой момент, что когда мы только начали отход, то выяснилось, что нужно вернуться и забрать жену советника командира дивизии. Этот офицер не стесняясь повсюду возил ее за собой и грузовик с ее барахлом. Пришлось вернуться, с трудом ее в этой кутерьме нашли, так нам еще и пришлось ее уговаривать бросить все «с таким трудом нажитое имущество»… К тому же она оказалась обута в туфли на высоком каблуке, поэтому одному солдату пришлось отдать ей свои сапоги, а самому проделать весь этот сложнейший марш босиком. Так она еще и капризничала…
