Роман Титов
Предвестник
— Расслабьтесь. Больно не будет.
— Знаете, врачи всегда так говорят.
Рик не сдержал улыбки. Он понимал, что улыбаться в таком деле сродни кощунству, но сдержать себя не мог. Слишком уж лукаво смотрели на него эти мутноватые водянистые глазки. И слишком многое пытались утаить.
— Я не врач, — сказал Рик в итоге негромко.
Его визави усмехнулся в пышные седые усы:
— И это, замечу, не утешает. — Взгляд старика как бы мимоходом скользнул по мягким кожаным ремням, прижимавшим тонкие и бледные, в синей росписи вен запястья к подлокотникам допросного кресла и снова вернулся к нависавшему над ним оперативнику. — Мне все это, чтоб вы понимали, не впервой. Даже в нашем захолустье графитовые глаза не то чтобы большая редкость.
Рик чуть отступил. Сама идея того, что должно было вот-вот произойти, казалась излишней. Доктор Зиновьев, несмотря на все попытки внушить окружающим идею собственного безумия, на поверку оказался совершенно здоров. Да, с собственными студентами он поступил крайне жестоко, но сам факт надругательства еще не делает человека сумасшедшим. Иные социопаты порой не видят разницы между убийством назойливой мухи и членовредительством над троицей молодых и подающих надежды биологов.
Впрочем, против протокола не попрешь.
— Тем лучше, — вздохнул Рик. Его так и подмывало отвернуться, но в тесной каморке, нежданно-негаданно превратившейся в допросную, смотреть больше было абсолютно не на что. Скорбные стены без окон и единственное кресло, намертво привинченное к полу в центре треугольника падавшего с потолка света — вот и все, что составляло обстановку. — Значит, обойдется без сюрпризов.
Зиновьев опять усмехнулся. Кустистые брови, крепко переплетшиеся с длинной и давно нечесаной челкой, таинственно заиграли. Два темных круга у глаз, объединенные тонкой переносицей, теперь напоминали не о крайней степени усталости и недосыпе, но, скорей, о дурной шутке с нарисованными очками.
— Сколько вам лет, молодой человек? — поинтересовался доктор. — Судя по татуировкам, вы точно не из стажеров. Уже оперативник?
— Я старше, чем может показаться.
— А все-таки? Едва ли больше тридцати. Вы моложавы, это факт. И симпатичны, как мне думается. Уверен, Тамара нашла бы вас весьма и весьма привлекательным: впалые щеки, полные губы, брови вразлет. Бритая голова немного портит картину, но не критично. И эта марсианская бледность… Вы ведь не из чистых землян, верно? Скажу прямо, вы не похожи на тех ищеек, что обыкновенно приставляют к персонам моего уровня.
Рик и рад был бы посмеяться над самомнением Зиновьева, да профессиональная этика удержала. Кроме того, нельзя было позволять доктору закрыться, иначе правдивых воспоминаний из него потом клещами не вытянешь.
— Можете не беспокоиться, доктор. Мое происхождение никоим образом не влияет на мой опыт и навыки.
Доктор, будто почуяв некую фальшь, склонил голову на бок и хитро сощурился.
— Но это все-таки не то, чем вы бы хотели заниматься всю оставшуюся жизнь, не так ли?
Удивительное дело, но что-то в словах и мимике Зиновьева как будто что-то всколыхнуло в душе Рика. Прежде ему никогда не приходило в голову откровенничать с подозреваемыми. Что уж, он и в этом случае не собирался выворачиваться наизнанку перед убийцей. Однако ему показалось, что некое потаенное чувство, запрятанное глубоко под наслоениями нужд и обязательств, выползло наружу. И прятаться больше не собиралось.
— Боюсь, мой телепатический талант не оставил мне выбора.
— Вы так считаете? — Знатные усы доктора приподнялись, обнажив тонкие бледные губы. — Ну, мы это еще поглядим.
Рик не сдержался и хохотнул.
— Как скажете, доктор, — сказал он со смехом. — А теперь, если не возражаете, давайте все-таки приступим.
Не дожидаясь реакции, Рик сделал то, ради чего прибыл на Европу. Он подался вперед и, больше не обращая внимания на бормотание старика, с головой окунулся в водоворот мыслей последнего.
В одно мгновение стылое окружение и мерзопакостная ухмылка ученого-убийцы испарились, и все вокруг заволокло туманом неопределенности. Хотя, неопределенностью это назвал бы, разве что, дилетант. Рик дилетантом не был. К двадцати семи годам он накопил приличный опыт по части погружения в мысли подозреваемых и с той же уверенностью, с какой старики разгоняют чересчур заигравшуюся детвору, развеял призрачную мглу и пустился по сумрачным переходам памяти Зиновьева…
Рик стремительно несся вперед, точно гончая, принюхиваясь, прислушиваясь, приглядываясь. Он уже знал о Зиновьеве больше, чем требовалось. Почетный землянин, именитый биолог, специалист по изучению внеземной жизни, старый доктор и его немногочисленная, но, судя по отзывам, вполне толковая команда, уже более года изучал подводную фауну четвертого спутника Юпитера. Немного самодур, но без наполеоновских замашек, Зиновьев никогда прежде не проявлял вспышек кровожадности. Тощий, словно мумия, и с вечно с всклокоченной гривой, он напоминал зубную щетку, которую можно переломить на раз-два. Какое уж тут убийство троих рослых и пышущих здоровьем студентов? О, нет. По всему выходило, что Зиновьева что-то подтолкнуло к тому, чтобы поочередно разделаться с каждым из своих помощников, а затем превратить их в жуткое подобие инсталляции, предназначенной, как он затем выразился, для того, чтобы предотвратить бегство.
Предотвратить бегство…
Словосочетание врезалось в память, но Рик не стал на нем зацикливаться, вернувшись к делу. Кое-какие из дверей, попадавшиеся на пути, оставались неприступными, тем не менее это не обескураживало. Рик знал, стоит ему почуять лакомый кусочек — малейший проблеск, намек, связанный с делом убитой аспирантки и двух студентов-лаборантов, никакая дверь уже препятствием не станет.
Вдруг, словно почуяв проявленное упрямство, лабиринт мглистых коридоров и сумрачных дверей изменил положение — перестроился в мгновение ока, точно ловкий конструктор, прибавив тени и напрочь перепутав все входы и выходы.
Подобная выходка слегка обескуражила, но концентрации утратить не вынудила. Зиновьев рвется поиграть? Что ж, Рик не станет противиться. Ему и прежде попадались ментальные ловкачи — любители организовывать свое сознание так, чтобы вторженцу сложнее было ориентироваться. Такие уникумы горазды выдумывать ловушки для чужого разума, однако и сами при этом теряют существенную долю здравомыслия. Может, именно это и послужило триггером доктора?
— И снова здравствуйте, господин Пантелеев!
Рик обернулся.
Зиновьев — или точнее его проекция, аватар сознания, концентрированное эго, — стоял напротив. И премило улыбался.
— Доктор, — кивнул Рик, без особого, впрочем, радушия. — Решили снизойти до помощи?
— Помощи? О, нет, друг мой! Это было бы не по правилам, верно? Я лишь хочу убедиться, что вы не свернете, куда не следует. Однако помогать вам исследовать чертоги моего разума я вовсе не намерен. Я не идиот.
— Стало быть, скрывать все-таки есть что.
— Молодой
