Александр Десяткин
Заколдованный терем
В некотором царстве, в некотором государстве, в одной деревушке вблизи славного Китеж-града жил да был Иван-дурак крестьянский сын. Жил не тужил, горя не знал, пока матушка с батюшкой его выпроваживать из селения не стали, да с самыми благими намерениями: мир посмотреть, себя показать. На самом деле, за свои 20 годков, так деревенских жителей измучил своими проказами, что родителям уже и на глаза соседям стыдно показываться стало. Ни в чем, конечно, явно уличен Иван не был, но все приметы указывали на него: то молоко скиснет, как он рядом пройдет, то вся домашняя скотина взбесится, когда Ваня вокруг околачивается, то одежда пропадет у озера, когда девицы красные купаются. Ладно бы еще трудягой был, да нет! Работать в поле не любит, как за животиной присматривать — занеможет сразу. Ему вся забота — в Китеж на гуляния бегать, да над людьми подшучивать. Вот и прозвали его дураком.
— Ступай сынок, житье-бытье других людей посмотри, уму-разуму поучись, как освоишь науку какую, — возвращайся! Мы с матерью тебя ждать будем, — говорит Ивану отец.
— Будь по-вашему, — весело отвечает Иван-дурак, — пришло мое время, значит. Не поминайте лихом!
Надел свою лучшую рубаху, подпоясался кушаком, поклонился в пояс родителям, сел на осла и отправился в дорогу. Всей деревней Ивана-дурака провожали и слезы лили — то ли от горечи предстоящей разлуки, то ли от радости прощания. Крестьянский сын об этом глубоко задумываться не стал.
Долго ли коротко ли ехал, доковылял его осел до городских ворот. А там, о, диво, сидит ни кто иной, как царь Григорий. Где это видано, чтобы цари на камнях голых сидели… Подъехал Иван-дурак ближе, спешился и поклонился до земли:
— Бью челом, царь-батюшка, не вели казнить, вели слово молвить
— Говори, — промолвил царь, сам не менее удивленный
— Что стряслось такого, что сам царь у ворот своих караул несет?
— Как зовут тебя? — будто не услышал вопроса царь
— Я Иван-дурак, крестьянский сын, а это мой осел, Федькой кличут, — стал отвечать юноша
— Как осла твоего кличут, мне точно без надобности, — перебил его царь Григорий, — слушай, Иван, беда у меня одна приключилась! Выручишь, озолочу, а коль оплощаешь — не сносить тебе буйной головы!
— Слушаю, царь-батюшка, — отозвался крестьянский сын.
— Маленькую царевну Анну чудо-юдо поганое похитило и никак воротить не можем. Я и дружину на поиски засылал, и сыновей своих царевичей отправлял, и к бабе-яге на поклон ходил. Никто не вернулся. А вот баба-яга мне предсказание такое выдала: “Сядь в следующее утро у городских ворот и гляди во все зенки. Какой дурак первый на осле мимо проедет, тот тебе службу и сослужит”. Вот ты мне и встретился! Ну что, поможешь? — спросил царь.
— Как не помочь, царь-батюшка, — отвечал Иван-дурак, — сию же минуту отправлюсь. Только снаряди в дорогу, коль одолеть чудо-юду мне суждено.
Делать нечего, выдал царь-батюшка богатырю меч-кладенец и отправил в путь-дорогу. Долго ли коротко ли ехал Иван-дурак, на третий день у начала леса дремучего показался терем. А терем был непростой: камнями-самоцветами усеян, волшебными узорами расписан, черепица на крыше переливается, словно, огонь горит. Дай, думает, зайду, с дороги воды напьюсь. Распахнул дубовую дверь, так и ахнул: в просторной горнице за столами царевичи да богатыри сидят, яства разные кушают, а прислуживает им лисица в льняном передничке, да заяц в красных сапожках. В углу сидит маленькая девочка — царевна Анна, смотрит, как по столу мышь на лягушке скачет, да смеется, а в другом углу — медведь в белой рубахе тарелки протирает.
— Вот вы значит как! — закричал Иван-дурак — мед-пиво пьете, пряники печатные по щекам суете, а там ваш царь-батюшка места себе найти не может, о вас беспокоится грусть-тоску на царство наводит!
Все разом затихли и посмотрели на вошедшего гостя.
— Не серчай, богатырь, — заговорил человеческим голосом медведь, — пленники мы здесь у чудо-юда поганого в тереме заколдованном. Кто в эту избу попадет, обратно уйти уже не может — выйдет за дверь, сделает вперед несколько шагов и опять возле двери оказывается. Как ночь настает, чудище приходит под окна и ворожбу свою плетет, дивным голосом говорит: “Кто-кто в теремочке живет, кто-кто в невысоком живет?”. А мы голосу противиться не можем, выходим к нему ответ держать, тут-то одного из нас чудо-юдо и съедает. А чтобы все ответить могли, какое животное порог переступит, в тот же миг похожим на человека становится. Вот и я, медведь, таким сделался.
— Во дела! — воскликнул Иван-дурак, — чудесами матушка-земля полнится, да только не всегда добрыми. Помогу я вам! Я Иван-дурак, крестьянский сын, вашему царю обещался чудище победить, вас живыми-здоровыми вернуть. А слово свое я привык держать! А ну ступайте по домам, а я погибель вашу стеречь стану!
— Как же мы пойдем, Иван? Заколдована путь-дорога от терема! — подала голос маленькая царевна, — да и перед голосом зачарованным ты как устоять сможешь?
— Как да как, — передразнил спаситель, — тут и дураку понятно! Раз обычным путем уйти не можете, задом наперед надо шагать. А всякому колдовству я еще с мальства неподвластен. Как медведь на левое ухо наступил, так и не слышит оно ворожбу.
Не поверили пленники Ивану, но решили попробовать. Один за другим стали из избы спиной пятиться и исчезать с порога. Прав оказался Иван-дурак, все друг за другом покинули избу и больше не возвратились. Все да не все, один медведь остался.
— Что же это ты, медведюшка, сам не собираешься вызволяться? — удивился Иван.
— А я останусь с поганцем сразиться, — отвечает медведь, — несколько дюжин дней за ним гоняюсь, в третий терем попадаю.
— Как это в третий терем? — удивился Иван.
— А вот так. В первый терем мы с моими детками-медвежатами попали, да только не повезло им, в первую же ночь, чудище их утащило. Рассвирепел я тогда, принялся крушить да ломать все вокруг и сам не заметил, как терем разрушил. А как бревна покатились, так и ворожба нас сковывающая иссякла. Вскоре второй терем нашел и его разрушил, много люда и живности вызволил. А вот третий терем не по зубам мне оказался, сколько бил-бил, не смог сломать, да на щепки разметать.
— Горькая доля у тебя, медведюшка, но не кручинься, одолеем мы чудище. А ну, давай-ка наступи мне на правое ухо!
— Это еще зачем? — удивился медведь.
— А чтоб совсем ворожбу не разуметь и с нелюдем поганым говорить суметь,
