Маша Ловыгина
Прощай, Алиса!
Книга является художественным произведением. Все имена, персонажи, места и события, описанные в романе, вымышленные или используются условно.
«Навзничь упавшие, насмерть пропавшие.
Нет стыда у любви, запретов не может быть!
Парим друг над другом мы, кружим самолётами -
Этим эфиром только и можно дышать,
В этих движениях только и стоит жить!»
«Ночные снайперы»
1 Андрей
Тимашаевск, июль 20…г
С недавних пор ненависть обрела для меня вкус и запах отвратительного кофе, который подают в местной забегаловке рядом с вокзалом. Возможно, здесь и понятия не имеют о том, каким божественным может быть этот напиток, но не мне им объяснять или учить этому. Пусть продолжают жить в своем счастливом неведении, потому что здесь я не задержусь. Ни в этой «рыгаловке», ни в этом стремном городишке, куда приехал лишь затем, чтобы сполна насладиться своей местью.
И все же я сижу здесь и делаю вид, что занят просмотром бумаг, изредка прихлебывая из стакана так называемый «капучино». Кажется, я распробовал весь кофейный арсенал, чтобы прослыть поклонником местной кухни. Но не говорить же им, что каждый их напиток хуже предыдущего?
Мне нужно скоротать время, чтобы увидеть ее. Потому что фотографии не так хороши, как оригинал. И с каждым разом я все больше убеждаюсь в этом.
Я слышу голоса и вижу ее среди таких же, как она, будущих первокурсниц. Разумеется, это единственное, что уравнивает ее с ними. Потому что она особенная, хоть, как мне кажется, и не догадывается об этом. Но не стоит обольщаться, потому что это всего лишь искусная игра на манер тех, что ведет ее отец. Благодаря его интригам и предательству мой отец отсидел восемь лет, а мать навсегда потеряла способность видеть, выплакав по нему глаза.
Что ж, месть действительно хороша именно в холодном виде. Сейчас я понимаю это как никогда. Все, что горело и в итоге прожгло во мне черную дыру, давно превратилось в пепел. И на руинах моей искалеченной гордости наконец выросло крепкое дерево стремлений и веры в себя, не зависящих от чьего-либо мнения. Даже от мнения собственного отца, вдруг решившего простить и забыть нанесенное оскорбление и предательство. Вероятно, когда мне тоже будет столько же лет, сколько и ему, я уверую во всепрощение и божественный свет, но точно не сейчас.
Потому что вижу ее отражение в пошлой глянцевой пластиковой стене напротив.
— Девочки, кто что будет? Я угощаю.
Невольно поворачиваю голову и смотрю на щебечущий курятник. Я понимаю, почему они здесь. Дружеские посиделки — святое дело, да и выпечка, судя по всему, здесь на порядок лучше, чем кофе.
Тонкими пальчиками она берет стакан с морсом и, аккуратно придерживая ладошкой другой руки, ставит его на поднос.
— Танечка, тебе круассан с шоколадом? Ириш, ты, как всегда, по ватрушкам?
Надо же, Танечки, Ирочки… Она просто сочится мёдом. Но самое неприятное, что звук ее голоса отдается во мне мягкими волнующими толчками. Она говорит негромко, но тембр голоса восхитителен — с едва заметной хрипотцой, словно она только недавно перенесла ангину и все еще боится говорить в полную силу. Хотел бы я услышать, как она стонет в то время, как я…
Наши взгляды перекрещиваются. Она вспыхивает и отводит глаза. Но по ее приоткрытым губам я понимаю, что она думала обо мне и о том, что наша встреча может состояться вновь.
Сегодня третий день, как мы пересекаемся в одном и том же месте и, пожалуй, на нее подобное обстоятельство уже произвело должное впечатление. Гостиница, в которой я остановился, всего лишь в паре кварталов отсюда. Мой черный «мерин» стоит у входа, и я обратил внимание на то, как она оглядела его перед тем, как войти в кафе.
Маленькая расчетливая сучка.
Поразить провинциальную барышню не так уж сложно, учитывая, что несколько лет я провел заграницей, а теперь живу в Москве. А то, что провинциальная барышня — дочь одного из местных «царьков» лишь добавляет изюма в большой каравай мести, который я уже готов поставить в печь.
Ее подружки бросают заинтересованные взгляды в мою сторону. Среди них есть вполне симпатичные экземпляры. Но я смотрю только на нее. Тем особенным взглядом, который вызывает на ее лице пунцовый румянец и заставляет подрагивать руки. Она поправляет светлый локон: сначала заводит его за маленькое ухо, а затем начинает накручивать на указательный палец.
Я вижу тень от ее ресниц и со своего места убеждаюсь, что она не пользуется тушью. Глаза у нее болотистого цвета, как затертое морскими волнами бутылочное стекло.
На едва тронутом загаром лице — россыпь мелких веснушек. Кожа у нее гладкая, чистая, и мое дыхание становится тяжелее, когда я думаю о том, что она такая же и под одеждой.
Она умеет одеваться. Скромный внешний вид может обмануть кого-угодно, но только не меня. Я знаю, что простые синие хлопковые брючки и серо-бежевое поло с расстегнутой верхней пуговкой и маленькой эмблемой над красивой грудью стоят половину зарплаты какого-нибудь местного работяги. Интересно, какое она предпочитает белье — спортивное или кружевное? Я бы предпочел видеть ее вообще без него, с одной лишь золотой цепочкой вокруг тонкой талии, а еще…
Замечаю в ее глазах смесь удивления и тревоги и понимаю, что улыбаюсь. Скорее усмехаюсь собственным мыслям, которые вызывают во мне совсем недетское возбуждение, но старательно делаю вид, что занят делами. Очень кстати позвонил телефон, и я, продолжая улыбаться, отвечаю:
— Да, ждал вашего звонка. Доброго дня. Слушаю…
