Евгений Алексеевич Преображенский
Крах капитализма В Европе
Товарищи!
Из предыдущих лекций вы видели, что Советская власть, в определенный период своего экономического развития, стала с гораздо большей остротой чем раньше чувствовать ограниченность своих экономических средств для мощного движения вперед. Лишь новое перераспределение производительных сил Европы, направленное к приложению новых средств и орудий производства к русскому земледелию, к богатейшим и неиспользованным землям Юго-Востока и Сибири, и механизация земледельческого труда в массовом масштабе могли дать сильнейший толчок движению вперед. Психологически это выражалось в известном "натиске на Запад", во все более и более нервном ожидании пролетарской революции на Западе и в нетерпении, напоминавшем нетерпение 1917-1920 г.г. На почве капитализма эта задача не могла быть разрешена, поскольку капитализм исключал возможность планового хозяйства в Европе, районирования Европы по производственному признаку, не считаясь с национальными границами, поскольку исключал такую огромную ломку в размещении распределительных сил, при котором в обработку пускались бы прежде всего лишь те площади земель, которые давали максимальный доход. Капитализм не мог из-за своекорыстных интересов отдельных групп предпринимателей с их "гнилыми" предприятиями осуществить концентрацию производства, с закрытием всех этих "гнилых местечек" промышленности, которые и раньше могли держаться лишь под охраной таможенных пошлин национальных государств и существование которых было бы экономически бессмысленно при районировании и концентрации производства. Наконец, капитализм не рисковал на помещение больших средств в России, за исключением, отчасти, германского капитала. Между тем, лишь только революция в железнодорожном транспорте, проведение электрических сверхмагистралей, прорытие ряда каналов для водного сообщения могли приблизить источники сырья и русского хлеба к промышленности Европы. Таким образом развитие производительных сил России толкало теперь Россию на Запад с тем, чтобы ускорить движение Запада на Россию. Если б революция на Западе заставила себя слишком долго ждать, такое положение могло бы привести к аггресивной социалистической войне России с капиталистическим Западом, при поддержке европейского пролетариата. Этого не случилось, потому что к этому времени пролетарская революция на Западе, по законам своего собственного внутреннего развития, уже стучалась в двери. Правда, как вы знаете, развитие дальнейших событий повлекло за собой также и войну, но эта война носила характер не главного средства для решения назревшей исторической проблемы, не роль главного акушера, а роль его технического помощника при облегчении родов.
Какие же причины привели к подъему второй волны пролетарской революции в Европе?
Послевоенный кризис европейской промышленности начал понемногу рассасываться к середине двадцатых годов. Это улучшение кон'юнктуры произошло, во-первых, за счет ухудшения положения рабочего класса. Экономический натиск капитала на рабочий класс, особенно в странах с высокой валютой, в странах победительницах, привел в общем и целом к победе капитала и к общему сокращению уровня заработной платы. Это сокращение позволило капиталистам этих стран удешевить товары и с большим успехом конкурировать с Германией. С другой стороны, европейский, прежде всего английский капитал усиленно начал искать новых рынков и источников сырья, как в колониях, так и в отдельных, аграрных странах Европы и Азии. Поиски эти увенчались известным успехом. Сырьевая и рыночная базы европейской промышленности были несколько расширены. В этом же направлении влияло также установление хозяйственных связей Европы с Россией, которая с каждым годом увеличивала свой экспорт и импорт.
Однако это временное улучшение не могло быть длительным и прочным. Очень скоро поступательное движение промышленности приостановилось на общем уровне производства, которые не достигало даже довоенных размеров. А это означало, что капитализм, начиная с 1914 года, т.-е. с года войны, либо топтался на месте, либо деградировал. Эти пятнадцать лет застоя или попятного движения доказали с полной очевидностью, что капитализм уже исчерпал себя, как определенная экономическая система, что история выжала из него все, что он мог дать, и он, как мавр, сделавший свое дело, должен был уходить. Как уходил этот мавр и как его приходилось "уходить" и подталкивать, чтоб он проваливал скорее, об этом речь будет ниже. Но здесь мы сталкиваемся с одним очень важным теоретическим вопросом. Капитализм умер или убит (все зависит от того, на какую сторону процесса мы обращаем главное внимание). Социализм обеспечил возможность для гораздо более быстрого и беспрепятственного развития производительных сил. Это уже исторические факты. Но спрашивается, почему же чисто экономически капитализм не мог развиваться после мировой войны, почему развитие производительных сил в капиталистических формах сделалось об'ективно невозможным? Иными словами, чем экономически был вызван застой в европейском хозяйстве двадцатых годов, когда первая атака пролетариата на буржуазный строй в 1917-1920 г.г. была отбита и капиталистический режим стал на ноги?
Об'яснение этому мы можем найти в следующем: самый факт мировой войны был проявлением глубокого кризиса в капитализме. Если перед этим капитализм только завоевывал мир, в котором были еще в наличности места, незатронутые его щупальцами, то теперь дело шло лишь о том, как поделить уже завоеванный мир. Одна часть капиталистического целого могла развиваться дальше лишь путем разгрома другой своей части; капитализм начал терзать свое собственное тело. В сущности ответ на вопрос отчасти уже заключается в ответе на другой вопрос: каковы были экономические корни мировой войны. Продукция капиталистического хозяйства Европы перед войной была наивысшей продукцией европейского капитализма вообще. После войны капиталистические страны были в состоянии лишь иначе перераспределить основные условия всякого промышленного производства, но не могли создать более расширенного базиса для него. В самом деле: несколько рынков от Германии перешло к Франции, но не увеличилось число рынков и их емкость вообще. Один-другой источник сырья перешел от Англии к Америке, но не увеличилось ни источников сырья, ни самого сырья. Капитализм попал в порочный круг. Этого не было в десятилетия, предшествовавшие войне, потому что тогда еще были нераспределенные рынки и новые источники сырья, на основе которых капиталистическое хозяйство делало свой очередной скачок вперед. Эти новые источники сырья и рынки сбыта позволяли капитализму взбираться на следующую, более высокую ступень расширенного производства, а это расширенное производство само создавало в известной степени новые рынки и предпосылку к дальнейшему развитию. Что же касается избыточного населения, которое либо накоплялось в европейской деревне, либо составлялось из кадров мелкой буржуазии, разоряемой капитализмом, и в то же время не находящей себе работы в его системе, то все эти массы плыли в Америку по каналам эмиграции. Перед войной ежегодно Европа выбрасывала из своих пределов от 800.000 до 1.000.000 эмигрантов. Поскольку эта эмиграция направлялась на новые земли Америки, поскольку мы имели здесь дело с таким стихийным перераспределением производительных сил в мировом хозяйстве, которое означало расширение базы мирового капитализма: новые площади земли под обработкой, новые массы хлеба и сырья, новые слои платеже-способных покупателей для продуктов в промышленности. Во время войны и после войны эмиграция прекратилась; наоборот, в ряд стран, как в Польшу и Чехо-Словакию, началось обратное движение эмигрантов, для которых, увы, – не было в Европе ни работы, ни хлеба, ни земли.
Капитализм запутался в собственных противоречиях в погоне за прибылью, частная собственность на орудия производства, свобода хозяйствования и инициативы, конкуренция – были сильнейшими стимулами экономического развития в той фазе капитализма, когда мир еще не был разобран до последней колонии, когда были запасные отводные каналы для избыточного населения, когда даже небольшое расширение сырьевых источников и рынков сбыта означало весьма значительное расширение промышленности. Все эти возможности уменьшились. С другой стороны земледелие в системе мирового хозяйства, вообще, не поспевало за развитием промышленности. Влача за собой остатки средневековых способов производства, скованное институтом частной собственности не только на орудия производства, но и на само средство приложения земледельческого труда, т.-е. скованное частной собственностью на землю, земледелие не могло поспеть в погоне за разбежавшейся промышленностью и не успевало пропорционально с ее развитием увеличивать продукцию сырья и хлеба с минимальными затратами труда. Если б эта задача была разрешена капиталистическим земледелием – это обеспечило бы непрерывность промышленного развития при ином перераспределении производительных сил между индустрией и земледелием. Но на основе капиталистического способа производства это оказалось невозможным, клапан в виде быстро прогрессирующего земледелия не мог быть открыт, и отдельные части капиталистического организма бросились искать выхода во взаимном истреблении друг друга. В результате, имея такую закупорку в области сельского хозяйства, капитализм стал больше развивать свои отрицательные стороны, которые стали перевешивать его прогрессивные тенденции. То, что на одном полюсе он достигал на основе конкуренции, свободы хозяйственной деятельности и инициативы, то он губил на другом полюсе в мировой войне, в кризисах и массовой безработице.
