Черная Н И
В мире мечты и предвидения
Черная H. И.
В мире мечты и предвидения
Hаучная фантастика, ее проблемы и художественные возможности
"Человек живой и реальный, с неповторимым, индивидуальным обликом и душевным миром, со своими собственными, иногда забавными, иногда трогательными привычками и странностями, человек, который любит жизнь и умеет ценить ее и в радости, и в печали, ищет и ошибается, но имеет в себе силы признать и исправить ошибку, для которого чувство товарищества, доверие друга - самая высокая святыня и, наконец, человек, честно и неуклонно, но просто, без позы и рисовки исполняющий свой долг перед людьми - "далекими и близкими", - вот герой, с каким мы встречаемся в мире будущего, созданном Стругацкими на страницах их книг ("Путь на Амальтею", 1960; "Стажеры", 1962; "Возвращение", 1963 и др.).
Герои Стругацких не согласны на бессмертие, если ради него надо жертвовать полнотой своих чувств и переживаний, а всякая искусственная ограниченность, односторонность, будь это даже развитие одной из самых существенных человеческих способностей - способности к познанию, воспринимается ими как уродство и фанатизм. Именно так оценивают герои повести "Далекая Радуга" поступок тринадцати ученых - "Чертовой Дюжины", которые, приняв решение отсечь в себе всю "эмоциональную половину человечьего", избавиться от "психической призмы", чтобы посвятить себя целиком и исключительно процессу развития научного знания, срастили себя с машинами: "Избавиться от всех этих слабостей, страстей, вспышек эмоции. Голый разум плюс неограниченные возможности совершенствования организма. Исследователь, которому не нужны приборы, который сам себе прибор и сам себе транспорт... Человек-флаер, человек-реактор, человек-лаборатория. Hеуязвимый, бессмертный..." (80) Совершив эту изуверскую операцию, уничтожив в себе целый мир высших человеческих эмоций, эти ученые фактически перестали быть людьми, обрекли себя на одиночество среди живых. Вместе с ценностями эмоционального и нравственного порядка у них исчезли и стимулы к научному творчеству. Опыт не удался, и один за другим "бессмертные" разрушают себя и уходят из жизни.
Коммунистическое общество всей Земли, изображенное И. Ефремовым, и картины будущего, рисуемые Стругацкими, сходны в принципиальном и основном: определяющим для фантазии утопистов неизменно является коммунистический идеал. Эта общность конечной цели уверенность в ее осуществлении лежит в основе оптимистической концепции будущего, характерной для советской научно-фантастической утопии в целом и отличающей ее от негативных построений фантастов Запада мрачных безрадостных картин будущего, внушаемых писателям самой буржуазной действительностью (81).
Однако принципиальная идейная общность советской утопической фантастики не исключает богатства и разнообразия конкретных решений в трактовке будущего. "Туманность Андромеды" Ефремова и произведения о будущем Стругацких представляют собой как бы два крыла, две основные разновидности современной советской утопической фантастики, отличия между которыми обусловлены прежде всего разницей творческих установок писателей.
Роман Ефремова, при всем его своеобразии и новаторстве, ведет свою генеалогию, как указывалось выше, от традиционной утопии. Сознательная ориентация на изображение идеального общественного уклада, определенная философская установочность свойственна роману Ефремова. И значительная временная дистанция, отделяющая общество Эры Великого Кольца от наших дней, необходима для того, чтобы дать возможность полностью развиться и созреть этому идеалу. Да и чисто психологически Эра Кольца из своего прекрасного тысячелетнего далека вполне может быть воспринята как воплощенный идеал по отношению к действительности нашей жизни. С сознательной установкой на "идеальность" связаны многие специфические качества романа Ефремова, сближающие его с утопической традицией, как, например, некоторая за данность, иллюстративность картины будущей жизни, ее сравнительная малоподвижность и некоторая отчужденность (в ряде моментов, на которые указывалось выше) от нужд и забот современной жизни (82).
Эти особенности в значительной мере представляют неизбежные издержки утопического романа - произведения чрезвычайно насыщенного, с усложненной этико-философской проблематикой и с "подгоняющейся" под эту проблематику, а потому почти всегда несамостоятельной и отвлеченной образной системой.
Иная тенденция в изображении будущего у Стругацких связана с преодолением подобных свойств, но заодно и с отходом от традиционной схемы и программы утопии, от установки на изображение идеала. Прежде всего мир будущего, созданный Стругацкими, это мир гораздо более близкий к нашему времени, отделенный от нас одним, самое большее - двумя столетиями, мир, в котором будут жить наши внуки и правнуки, который во многих своих существенных чертах закладывается, строится уже сегодня, и, может быть, потому более доступный, теплый, обжитой и человечный.
Ефремов, стремясь создать цельную, непротиворечивую и единую картину общества отдаленного будущего, идет в общем по типичному для утописта пути показа всех существеннейших и характернейших черт общественной жизни, как, например, организация производства, уровень развития науки и искусства, разнообразные виды человеческой деятельности, воспитание и обучение детей, общественный быт, люди в их отношениях друг к другу и к обществу, новая система взглядов на жизнь и т. п. Стругацкие, отступая от традиций, показывают жизнь будущего как бы в отдельных эпизодах, самостоятельных сюжетно и тематически и условно связанных между собой временной последовательностью и образами героев. Такая "мозаичная" картина будущего если и проигрывает в цельности, все же производит впечатление большей естественности: писатели как бы идут от самой жизни, а не от продуманной и вычерченной заранее схемы.
В фантастике Стругацких отчетливо заметно, даже порой полемически заострено стремление приблизить мир будущего к сознанию и чувствам современников, дать возможность читателю не только увидеть завтрашний день, но и освоиться в нем, "заболеть" его проблемами, осознать его как реальную жизнь, в которой свои трудности и свои заботы и в которой все в конце концов решает, как и сегодня, скромный и самоотверженный труд "рядовых" тружеников. Конечно, многое изменится, говорят писатели, жизнь в целом станет счастливее, свободнее и радостней, неизмеримо возрастут знания и расширятся возможности человечества, которое, покончив с голодом и нуждой, с истребительными войнами, враждой и недоверием, начнет наводить порядок на своей планете и в ее космических "окрестностях". Hо жизнь останется жизнью, и на место старых, решенных встанет тысяча новых проблем, будут, как прежде, поражения, неудачи, разочарования, но будут и находки и открытия; как в прежние времена, молодежь будет гореть жаждой романтики, и лишь пройдя суровую жизненную школу, приходить к выводу, что "главное всегда остается на Земле" (83).
Применяемый Стругацкими для изображения будущего метод аналогий и параллелей с современной действительностью сообщает их фантастике в глазах читателя наибольшую вероятность и правдоподобие. Что, как не "узнавание", испытывает читатель, прочтя, например, о том, что среди выпускников Высшей школы космогации считается позором после окончания школы работать на давно "изъезженных" лунных трассах? Той же цели служит и попытка фантастов увидеть действительность будущего не столько с героико-романтической, сколько с ее будничноИ, обычной стороны. Писатели отдают предпочтение не исключительным, выдающимся подвигам, не знаменательным, памятным дням в истории человечества, а его будням, наполненным повседневным творческим трудом. Hе первый межзвездный полет человека изображают они, а очередной рейс фотонного "грузовичка", отвозящего продовольствие на постоянную планетологическую станцию на спутнике Юпитера ("Путь на Амальтею"), или учебные будни студентов Высшей школы космогации, готовящихся к дальним полетам ("Почти такие же"), труд работников скотоводческих ферм ("Томление духа") или китовых пастухов из Океанской Охраны ("Глубокий поиск"). Легко заметить, что обыкновенность, будничность здесь кажущиеся, но именно такая "заземленная", "обыкновенная" фантастика с ее почти реалистической образностью наиболее прямым и верным путем завоевывает доверие и симпатии читателей.
Центральным звеном, объединяющим все разрозненные картины и эпизоды "третьей действительности" у Стругацких, является образ человека. Мир будущего у Стругацких не только увиден глазами их героев, пропущен сквозь их сознание, он создан и "подогнан" писателями по их мерке, так как именно они являются полноправными хозяевами окружающего, создателями и творцами своей жизни. Человек - идейный и художественный фокус фантастики Стругацких, "человечность" фантастики, завещанная Уэллсом, нашла в писателях своих самых убежденных сторонников. Человек у Стругацких не просто статист, демонстрирующий успехи науки и техники, или условная фигура - вместилище всяческих совершенств, и не образ-символ, воплощение какого-нибудь одного, раздутого до гипертрофированности качества, будь то железная воля, жажда геройских подвигов или страсть познания. Героям Стругацких свойственны и эти, и многие другие человеческие качества, превращающие их в полноценные, живые, реальные человеческие образы.
