Юрий Левитанский
Родился 21 января в Киеве. Окончив школу в 1938 в городе Сталине (ныне Донецк), едет в Москву, где учится в Институте философии, литературы и истории.
С началом Отечественной войны уходит на фронт солдатом, становится офицером, затем фронтовым корреспондентом, начав печататься в 1943 во фронтовых газетах.
В послевоенные годы выходит первый сборник стихотворений Левитанского -"Солдатская дорога" (1948) в Иркутске, затем сборники «Встреча с Москвой» (1949), «Самое дорогое» (1951), «Секретная фамилия» (1954) и др.
В 1955-57 учится на Высших литературных курсах при Литературном институте им.М.Горького. В 1963 публикует сборник стихов «Земное небо», замеченный поэтом А.Яшиным, сделавшим известными эти стихи и его автора. Левитанский переезжает в Москву. Кроме стихов, сборники которых регулярно печатались в различных изданиях, поэт занимается и переводами. В 1970 вышел сборник стихотворений «Кинематограф»; в 1975 — «Воспоминания о Красном снеге»; в 1980 — «Два времени»; в 1980 — «Сон о дороге»; в 1991 — «Белые стихи». Ю.Левитанский живет и работает в Москве.
Обаяние поэтического дара Юрия Левитанского, магия его поэзии — результат неустанного поиска поэтом добра, правды и красоты — неизменно влекут к себе читателей. Творчество поэта многогранно, во всем, о чем он писал, вы ощущаете щемящую любовь и нежность к людям, сопереживание, стремление пробудить к жизни все лучшее, что есть в человеческих душах, все истинно доброе и прекрасное. Поэзия Левитанского близка и понятна самым разным людям, и не случайно многие его стихотворения положены на музыку и зазвучали в песнях.
Что делать, мой ангел, мы стали спокойней...
Что делать, мой ангел, мы стали спокойней,мы стали смиренней.За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас.И вот наступает то странное время иных измерений,где прежние мерки уже не годятся — они не про нас.
Ты можешь отмерить семь раз и отвеситьи вновь перевеситьи можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.Но ты уже знаешь как мало успеешьза год или десять,и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.
Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,на миг удивившись почти незаметному их рубежу.Но ты уже знаешь,о, как это горестно — быть несудимым,и ты понимаешь при этом, как сладостно — о, не сужу.
Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,и вновь перемеритьИ вывести формулу, коей доступны дела и слова.Но можешь проверить гармонию алгебройи не поверитьсвидетельству формул —ах, милая, алгебра, ты не права.Ты можешь беседовать с тенью Шекспираи собственной тенью.Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.Но ты уже знаешь,какие потери ведут к обретенью,и ты понимаешь,какая удача в иной из потерь.А день наступает такой и такой-то и с крыш уже каплет,и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет,о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.
Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье.Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,как вечный огонь над бессмертной и юнойдушой соловья.
Юрий Левитанский. «День такой-то».
Москва, «Художественная литература», 1976.
МОЕ ПОКОЛЕНИЕ
И убивали, и ранилипули, что были в нас посланы.Были мы в юности ранними,стали от этого поздними.Вот и живу теперь — поздний.Лист раскрывается — поздний.Свет разгорается — поздний.Снег осыпается — поздний.Снег меня будит ночами.Войны снятся мне ночами.Как я их скину со счета?Две у меня за плечами.Были ранения ранние.Было призвание раннее.Трудно давалось прозрение.Поздно приходит признание.Я все нежней и осознаннейэто люблю поколение.Жестокое это каление.Светлое это горение.Сколько по свету кружилиВплоть до победы — служили.После победы — служили.Лучших стихов не сложили.Вот и живу теперь — поздний.Лист раскрывается — поздний.Свет разгорается — поздний.Снег осыпается — поздний.Лист мой по ветру не вьется —крепкий, уже не сорвется.Свет мой спокойно струится —ветра уже не боится.Снег мой растет, нарастает —поздний, уже не растает.
60 лет советской поэзии.
Собрание стихов в четырех томах.
Москва: Художественная литература, 1977.
ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ
— Что происходит на свете? — А просто зима.— Просто зима, полагаете вы? — Полагаю.Я ведь и сам, как умею, следы пролагаюв ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет? — А будет январь.— Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю.Я ведь давно эту белую книгу читаю,этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится? — Будет апрель.— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен.Я уже слышал, и слух этот мною проверен,будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует? — Следует жить,шить сарафаны и легкие платья из ситца.— Вы полагаете, все это будет носиться?— Я полагаю,что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,недолговечны ее кабала и опала.— Так разрешите же в честь новогоднего баларуку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,и карнавальные маски — по кругу, по кругу!— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,и — раз-два-три,раз-два-три,раз-два-три,раз-два-три!..
Сергей Никитин. Времена не выбирают.
Москва, «Аргус», 1994.
Замирая, следил, как огонь...
Замирая, следил, как огонь подступает к дровам.Подбирал тебя так, как мотив подбирают к словам.
Было жарко поленьям, и пламя гудело в печи.Было жарко рукам и коленям сплетаться в ночи…
Ветка вереска, черная трубочка, синий дымок.Было жаркое пламя, хотел удержать, да не мог.
Ах, мотивчик, шарманка, воробышек, желтый скворец —упорхнул за окошко, и песенке нашей конец.
Доиграла шарманка, в печи догорели дрова.Как трава на пожаре, остались от песни слова.
Ни огня, ни пожара, молчит колокольная медь.А словам еще больно, словам еще хочется петь.
Но у Рижского взморья все тише стучат поезда.В заметенном окне полуночная стынет звезда.
Возле Рижского взморья, у кромки его берегов,опускается занавес белых январских снегов.
Опускается занавес белый над сценой пустой.И уходят волхвы за неверной своею звездой.
Остывает залив, засыпает в заливе вода.И стоят холода, и стоят над землей холода.
1976
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
Светлый праздник бездомности...
Светлый праздник бездомности,тихий свет без огня.Ощущенье бездонностиавгустовского дня.
Ощущенье бессменностипребыванья в тишии почти что бессмертностисвоей грешной души.
Вот и кончено полностью,вот и кончено с ней,с этой маленькой повестьюнаших судеб и дней,
наших дней, перемеченныхторопливой судьбой,наших двух переменчивых,наших судеб с тобой.
Полдень пахнет кружениемдальних рощ и лесов.Пахнет вечным движениемпривокзальных часов.
Ощущенье беспечности,как скольженье на льду.Запах ветра и вечностиот скамеек в саду.
От рассвета до полночитишина и покой.Никакой будто горечии беды никакой.
Только полночь опустится,как догадка о том,что уже не отпуститсяни сейчас, ни потом,
что со счета не сброситсяни потом, ни сейчаси что с нас еще спросится,еще спросится с нас.
1976
Юрий Левитанский. Когда-нибудь после меня.
Поэтическая библиотека.
Москва: Изд-во Х.Г.С., ГФ Полиграфресурсы, 1998.
Как зарок от суесловья, как залог...
Как зарок от суесловья, как залоги попытка мою душу уберечь,в эту книгу входит море — его слог,его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив,вместе с солнцем, вместе в ветром на паях,море входит в эту книгу, как курсив,как случайные пометки на полях.
Как пометки — эти дюны, эта даль,сонных сосен уходящий полукруг…Море входит в эту книгу, как деталь,всю картину изменяющая вдруг.
Всю картину своим гулом окатив,незаметно проступая между строк,море входит в эту книгу, как мотивбесконечности и судеб и дорог.
Бесконечны эти дюны, этот бор,эти волны, эта темная вода…Где мы виделись когда-то? Невермор.Где мы встретимся с тобою? Никогда.
Это значит, что бессрочен этот срок.Это время не беречься, а беречь.Это северное море между строк,его говор, его горечь, его речь.
Это север, это северные льды,сосен северных негромкий разговор.Голос камня, голос ветра и воды,голос птицы из породы Невермор.
1976
