Николай Платонов
Курбский
Андрей Курбский
1328–1583
Из Энциклопедического словаря
Изд. Брокгауза и Ефрона. Т. XVII, СПб., 1896
Курбский (князь Андрей Михайлович) — известный политический деятель и писатель, родился около 1528 г.
На 21-м году он участвовал в 1-м походе под Казань; потом был воеводою в Пронске. В 1552 г. он разбил татар у Тулы, причем был ранен, но через 8 дней был уже снова на коне. Во время осады Казани Курбский командовал правой рукою всей армии и вместе с младшим братом проявил выдающуюся храбрость. Через 2 года он разбил восставших татар и черемисов, за что был назначен боярином. В это время Курбский был одним из самых близких к царю людей; еще более сблизился он с партией Сильвестра и Адашева. Когда начались неудачи в Ливонии, царь поставил во главе ливонского войска Курбского, который вскоре одержал над рыцарями и поляками ряд побед, после чего был воеводою в Юрьеве Ливонском (Дерпте).
Но в это время уже начались преследования и казни сторонников Сильвестра и Адашева и побеги опальных или угрожаемых царскою опалою в Литву. Хотя за Курбским никакой вины, кроме сочувствия павшим правителям, не было, он имел полное основание думать, что и его не минует жестокая опала. Тем временем король Сигизмунд-Август и вельможи польские писали Курбскому, уговаривая его перейти на их сторону и обещая ласковый прием.
Битва под Невлем (1562 г.), неудачная для русских, не могла доставить царю предлога для опалы, судя по тому, что и после нее Курбский воеводствует в Юрьеве, да и царь, упрекая его за неудачу, не думает приписывать ее измене.
Не мог Курбский опасаться ответственности за безуспешную попытку овладеть городом Гельметом: если б это дело имело большую важность, царь поставил бы его в вину Курбскому в письме своем.
Тем не менее Курбский был уверен в близости несчастья и после напрасных молений и бесплодного ходатайства архиерейских чинов решил бежать (от земли Божия). В 1563 г. (по другим известиям — в 1564 г.) Курбский при помощи верного раба своего Васьки Шибанова бежал из Юрьева в Литву[1].
На службу к Сигизмунду Курбский явился не один, а с целою толпою приверженцев и слуг и был пожалован несколькими имениями (между прочим — г. Ковелем). Курбский управлял ими через своих урядников из москвитян. Уже в сентябре 1564 г. Курбский воюет против России.
После бегства Курбского тяжелая участь постигла людей к нему близких. Курбский впоследствии пишет, что царь «матерь ми и жену и отрочка единого сына моего, в заточение затворенных, троскою поморил; братию мою, единоколенных княжать ярославских, различными смертьми поморил, имения мои и их разграбил». В оправдание своей ярости Грозный мог приводить только факт измены и нарушения крестного целования; два другие его обвинения, будто Курбский «хотел на Ярославле государести» и будто он отнял у него жену Анастасию, выдуманы им, очевидно, лишь для оправдания своей злобы в глазах польско-литовских вельмож; личной ненависти к царице Курбский не мог питать, а помышлять о выделении Ярославля в особое княжество мог только безумный.
Курбский проживал обыкновенно верстах в 20 от Ковеля, в местечке Миляновичах. Судя по многочисленным процессам, акты которых дошли до нас, быстро ассимилировался московский боярин и слуга царский с польско-литовскими магнатами и между буйными оказался во всяком случае не самым смиренным: воевал с панами, захватывал силою имения, посланцев королевских бранил «непристойными московскими словами»; его урядники, надеясь на его защиту, вымучивали деньги от евреев и проч.
В 1571 г. Курбский женился на богатой вдове Козинской, урожденной княжне Голшанской, но скоро развелся с нею, женился в 1579 г., в третий раз, на небогатой девушке Семашко и с нею был, по-видимому, счастлив; имел от нее дочь и сына Димитрия.
В 1583 г. Курбский скончался. Так как вскоре умер и авторитетный душеприказчик его, Константин Острожский, правительство под разными предлогами стало отбирать владения у вдовы и сына Курбского и наконец отняло и самый Ковель. Димитрий Курбский впоследствии получил часть отобранного и перешел в католичество.
Мнения о Курбском как политическом деятеле и человеке не только различны, но и диаметрально противоположны.
Одни видят в нем узкого консерватора, человека крайне ограниченного, но самомнительного, сторонника боярской крамолы и противника единодержавия. Измену его объясняют расчетом на житейские выгоды, а его поведение в Литве считают проявлением разнузданного самовластия и грубейшего эгоизма; заподозривается даже искренность и целесообразность его трудов на поддержание православия.
По убеждению других, Курбский — умный, честный и искренний человек, всегда стоявший на стороне добра и правды. Так как полемика Курбского и Грозного вместе с другими продуктами литературной деятельности Курбского исследованы еще крайне недостаточно, то и окончательное суждение о Курбском, более или менее способное примирить противоречия, пока еще невозможно.
Из сочинений Курбского в настоящее время известны следующие: 1) «История князя великого Московского о делах, яже слышахом у достоверных мужей и яже видехом очима нашима», 2) «Четыре письма к Грозному», 3) «Письма» к разным лицам; из них 16 вошли в 3-е изд. «Сказаний князя Курбского Н. Устрялова (СПб. 1868), одно письмо издано Сахаровым в «Москвитянине» (1843, № 9) и три письма — в «Православном Собеседнике» (1863 г. кн. V–VIII), 4) «Предисловие к Новому Маргариту»; изд. в первый раз Н. Иванищевым в сборнике актов: «Жизнь кн. Курбского в Литве и на Волыни» (Киев 1849), перепечатано Устряловым в «Сказании», 5) «Предисловие к книге Дамаскина «Небеса» (изд кн. Оболенским в «Библиографий, записках» 1858 г. № 12), 6) «Примечания (на полях) к переводам из Златоуста и Дамаскина» (напечатаны проф. А. Архангельским в «Приложениях» к «Очеркам ист. зап. — русск. лит.», в «Чтениях Обшей Истории и Древней» 1888 г. № 1), 7) «История Флорентийского собора», компиляция; напеч. в «Сказании», о ней см. 2 статьи С. П. Шевырева — «Журнал Министерства народного просвещения, 1841 г. кн. I, и «Москвитянин» 1841 г. т. III. Кроме избранных сочинений Златоуста («Маргарит Новый»; см. о нем «Славяно-русская рукопись Ундольского. М., 1870). Курбский перевел диалог патриарха Геннадия, Богословие, Диалектику и до. сочинения Дамаскина, некоторые из сочинений Дионисия, Ареопагита, Григория Богослова, Василия Великого, отрывки из Евсения и проч. В одно из его писем к Грозному вставлены крупные отрывки из Цицерона.
Сам Курбский называет своим «возлюбленным учителем» Максима Грека; но последний был и стар, и удручен гонениями в то время, когда Курбский вступал в жизнь, и непосредственным его учеником Курбский не мог быть. Еще в 1525 г. к Максиму был очень близок Василий Михайлович Тучков (мать Курбского — урожденная Тучкова), который и оказал, вероятно, сильное влияние ни Курбского. Подобно Максиму, Курбский относится с глубокой ненавистью к самодовольному невежеству, в то время сильно распространенному даже в высшем сословии московского государства.
Нелюбовь к книгам, от которых будто бы «заходятся человецы, сиречь безумиют», Курбский считает зловредной ересью. Выше всего он ставит Св. Писание и отцов церкви, как его толкователей; но он уважает и внешние или шляхетные науки — грамматику, риторику, диалектику, естественную философию (физику и пр.), нравонаказательную философию (этику) и круга небесного обращения (астрономию).
Сам он учится урывками, но учится всю жизнь. Воеводою в Юрьеве он имеет при себе целую библиотечку; после бегства, «уже в сединах», он тщится «латинскому языку приучатися того ради иж бы мог преложити на свой язык, что еще не преложено». По убеждению Курбского, и государственные бедствия происходят от пренебрежения к учению, а государства, где словесное образование твердо поставлено, не только не гибнут, но расширяются и иноверных в христианство обращают (как испанцы — Новый Свет).
Курбский разделяет с Максимом Греком его нелюбовь к «Осифлянам», к монахам, которые «стяжания почали любити»; они в его глазах «во истину всяких катов (палачей) горши». Он преследует апокрифы, обличает «болгарские басни» попа Еремея, «або паче бабские бредни», и особенно восстает на Никодимово евангелие, подлинности которого готовы были верить люди, начитанные в Св. Писании.
Обличая невежество современной ему Руси и охотно признавая, что в новом его отечестве наука более распространена и в большем почете, Курбский гордится чистотой веры своих природных сограждан, упрекает католиков за их нечестивые нововведения и шатания и умышленно не хочет отделять от них протестантов, хотя и осведомлен относительно биографии Лютера, междоусобий, возникших вследствие его проповеди и иконоборства протестантских сект.
