Михаил Бойков
Бродячие мертвецы
1. Телефонный разговор
— Кто это? Холмин?
— Да. Кто говорит?
— Это я. Дохватов. Слушай, Шура. Ты сейчас очень занят?
— Да, как сказать, Василь Петрович? Сдаю судебную хронику в следующий номер газеты.
— И надолго это у тебя?
— Приблизительно часа на полтора.
— Ладно. Кончай свою писанину и сыпь ко мне. Есть дело.
— Интересное?
— Вроде.
— А подробности?
— О них по телефону мы не говорим. Сам понимаешь.
— Я думал, что это для газеты.
— Пока нет.
— Жаль. У нас интересного материала на четвертую страницу не хватает.
— Так, значит, жду. Ясно-понятно?
— Хорошо. Сейчас приеду. Хроника подождет…
Такой телефонный разговор произошел однажды утром между заместителем начальника оперативного отдела Уголовного розыска Василием Петровичем Дохватовым и репортером областной газеты Александром Холминым.
Они были почти приятелями, несмотря на различие во внешности, возрасте, привычках, служебном и семейном положении. Дохватов обладал очень удачной для его профессии наружностью, устрашающей самых закоренелых уголовников: смуглый и курчавый, как цыган, с угловатыми и хищными чертами лица, выражение которого состояло из смеси дерзости и подозрительности к окружающим. Взгляд его черных диковатых глаз был тяжелый, пронзительный и, в одно и то же время, вопрошающий, оценивающий и осуждающий. Смотрел он всегда искоса и так, как будто в кого-то штопор ввинчивал. Кожаная куртка на его широких плечах, еле выдерживая их давление, постоянно жалобно поскрипывала, а из ее рукавов высовывались красные волосатые лапы, больше всего подходящие для кулачного боя.
Наружности Холмина девушки давали такую оценку:
— Парень он ничего себе: и лицом чистый, и фигурой стройный и чуб, как полагается. Только вот нос картошечкой.
И воротили от него свои носики, чем влюбчивый по натуре репортер чрезвычайно огорчался. Успех у девушек ему приходилось иметь лишь случайно, редко и при исключительных обстоятельствах.
Двадцатилетний Холмин был одинок и холост; родители его умерли в голодном 1922 году. Дохватова, вдвое старшего, чем он, обременяла большая семья, что, впрочем, не отражалось на их приятельских отношениях. Первый из них был тем, кого великие и малые советские власти называют «беспартийным спецем», человеком в данный момент на службе незаменимым, но которого все же стараются заменить и, в конце концов, заменяют коммунистом или комсомольцем. Второй — состоял кандидатом в члены ВКП(б); без этого занимать руководящий пост в Уголовном розыске просто немыслимо.
Обоих объединяла страсть к раскрытию преступлений и одинаковое отношение к советской власти. И тому, и другому одинаково надоели и она, и ее «социальные заказы». Разъединяла репортера с сотрудником Уголовного розыска сыскная методика. Первый изучал криминологию и придерживался старых, «классических» методов расследования, второй считал, что подобные методы слишком мягки и мало применимы в советских условиях.
— Собственной криминологии, — говорил Дохватов Холмину, — мы пока что не имеем — никто ее не разработал. Да и как разработать, когда у нас преступник особый? На дореволюционного или капиталистического он похож мало. То у него уголовщина с политикой смешивается, то его гепеушники уже в тюремной камере искусственным бандитом сделали, то он вообще на них работает. А что касается Ламброзо с его криминальными альбомами, так у нас они давно устарели. В ГПУ за неделю из честнейшего профессора такого урку[1] сделают, таких «преступных шишек», на голове ему наставят, какие Ламброзо и не снились. Нет, у нас преступника нужно брать на испуг, на горло, на пушку, а если требуется, то применить к нему и гепеушные методы физического воздействия. Тогда дело будет.
— А какими методами было расследовано дело о «сухариках»? Или о пропавшей пуле? Вашими или Моими? — спросил Холмин.
— Так это же, Шура, исключения из общего правила, — недовольно пробурчал Дохватов. — Это специально для тебя. Потому-то я тебя на такие дела и приглашаю. Ясно-понятно?…
В подобных «исключениях из правила», в загадочных и запутанных уголовных делах Холмин и Дохватов дополняли друг друга; криминальные теории дополнялись практической деятельностью Уголовного розыска и наоборот.
Холмин познакомился с Дохватовым не случайно, а по приказанию редактора газеты. Это произошло после назначения Холмина судебным репортером в информационный отдел редакции. Редактор сказал ему:
— Мы хотя и не буржуазная печать, но все-таки с другими газетами конкурируем, а поэтому ежедневно нуждаемся в сенсационном гвоздевом материале. Немедленно отправляйтесь в Уголовный розыск. Заведите там прочные связи. И в судах, конечно, тоже. Приличный судебный репортер должен быть в курсе всей местной уголовщины…
Кое-как, преодолевая немалые трудности, Холмин «связи завел» и, с течением времени, они окрепли.
2. Странные случаи безумия
Дохватов встретил Холмина вопросом:
— Слушай, Шура, ты село Дубовское знаешь?
— Приблизительно, — ответил репортер.
— И твое мнение?
— О чем?
— Об этом селе.
— Да как сказать, Василь Петрович? Расположено оно на самой границе предгорий Эльбруса. Жителей — тысячи полторы. В большинстве староверы-беспоповцы. Раньше были зажиточными, но при советской власти захудали. Настроение антисоветское. В колхоз идти отказываются.
— Отказывались, — поправил его Дохватов.
— А теперь? — спросил Холмин.
— Валом валят в колхоз. И на общем собрании постановили и заявления индивидуальные пишут. Просто удивительно.
— Что же их так в колхоз потянуло?
Агент Уголовного розыска пожал плечами.
— По-видимому, колхозная агитация улучшилась.
— С помощью наганов ГПУ?
— Нет, брат. В Дубовском наганы применять нельзя.
— Отчего же? В других селах ведь применяют.
— Там положение другое. А тут — староверы. Люди крепко организованные, сплоченные. Тронь их, так они, по приказу своего главного старца-начетчика, в одну ночь, ясно-понятно, снимутся и в горы к абрекам[2] махнут… Хотя, что же это, Шура, мы с тобой про коллективизацию разговорились? Пускай ею занимаются те, кому это нужно, а я тебя вызвал совсем по другому делу.
— По какому? — спросил репортер, загораясь профессиональным любопытством.
— Дело касается вышеупомянутого села. Месяц тому назад там умерли две женщины, а один мужчина сошел с ума. Произошло это в одну и ту же ночь.
— А вы, Василь Петрович, ничего мне об этом и не сказали, — с упреком заметил Холмин.
— Так, Шура! — воскликнул Дохватов, поднимая обе ладони вверх. — Мало ли в наше время людей помирает и сходит с ума? Эпоха такая. Я сам сперва не придал значения этим случаям. Но вчера, в областную психбольницу, из села Дубовского доставили еще двух сумасшедших. Молодые ребята, приблизительно твоего возраста. Заинтересовавшись, я поехал на них взглянуть, и вот что меня поразило: оба бормочут о каких-то мертвецах и у обоих на физиономиях застывшее выражение ужаса. Почти такое же, как у их односельчанина, сошедшего с ума раньше… Что скажешь, Шура?
— Пока ничего. Жду, что вы скажете мне дальше, — ответил Холмин.
В разговоре с агентом он обращался к нему на вы из уважения к возрасту. Агент называл его на ты из снисхождения к юности. Иногда, правда, и Холмин переходил на ты, но это бывало при обстоятельствах исключительных.
— Что же я еще могу добавить? у меня ничего особенного, как будто, больше нет, — произнес Дохватов, в раздумья.
— Отчего умерли те две женщины из Дубовского?
— Определение медицинской экспертизы длинное. Но, выражаясь по-нашему, от разрыва сердца.
— Их уже похоронили?
— Ну, конечно.
— Жаль. Хотелось бы на них взглянуть.
— Но нельзя их, ясно-понятно, держать в мертвецкой целый месяц.
— Интересно, какое выражение было на лицах этих умерших?
— Выражение?… Да тоже такое, будто они перед смертью чего-то испугались.
— А что говорят врачи о сумасшедших?
Дохватов возмущенно передернул плечами так, что его кожаная куртка жалобно затрещала.
— С этими докторами прямо беда. Не умеют работать на быстроту. Заявляют, что для них все три случая сумасшествия весьма странные и клинические и что для их исследования потребуется много времени. А как я могу ждать?
— Своих агентов в Дубовское уже послали?
— Нет. Сам думаю поехать. На прошлой неделе двое наших агентов там были. По другому, правда, делу. Но в их донесениях ничего особенного не имеется. А меня Дубовское, ясно-понятно, заинтересовало. Ты, как со мной туда? Сможешь?
