Саша Ангел
Глупый Франкенштейн
Социалистический совет жёлтой бабушки
Ковровые ноги-бомбардировки шаркают по моему нёбу.
Её голос доносится едва подогретым приветом из прошлого:
– Выплюни опоры моста!
Глаза предпринимают неудачную попытку взобраться на вершину солнца – бремя солёной кожи тянет липкое выражение неизвестности.
Морщинка-бабочка сидит на лице, ища места для иглы – музыка банды-обезьян разливается прокисшим пиджаком.
Снижай!
Постепенно!
Подсекай эйфорию, подножка времени – в раненом колене будут устроены гладиаторские бои. Подготовьтесь к тексту – сельдь играет в …
Я послушался – отторгнул всё то, что росло на замусоренном склоне моих мыслей.
Корочка палитры
Асфальтированное колено заботливо уминает космический виноград – палитра чешется, взрывоопасные краски просят скорее выдать номер в школе канатоходцев.
Репродуктор:
– Сегодня закат будет синим!
Совесть, натянутая тонкими намёками между зданиями, немного искривилась от порывов ветра.
Человек с грустными карманами разворачивает замусоленную розу – миллионы нечётных чисел наблюдают за каплей, движущейся по острию застывших волн.
Частичка заката отваливается от него и попадает на карманную розу.
Едва заметная склейка – шипы пронзают ткань, и жёлтые лианы хватают фотографию пустой комнаты.
Наступает ночь и закат переносится в эту комнату пролитым из тюбика океаном…
Необходимо освидетельствование
Логарифмические формулы не выговаривают шипящие!
Институт всполошился и учёные, вооружившись воспоминаниями о молодости, стали выгонять символы из аудиторий, стирали их с летящих облаков и утрамбовывали в свои карманы.
Пункт приёма металлолома был быстро переоборудован в исследовательский центр, в котором математике пытались придать стройный, элегантный вид.
Главным логопедом выступили рога старейшего оленя – они улавливали великий сигнал и поочерёдно светились разными цветами, успокаивая не только уравнения, но и всех вокруг.
Дефекты растворились по итогу обычного дня.
Трюк рациональности
По потолку ползут выхваченные эфиром образы-пауки и выплёвывают мои мечты – постоянное движение дневного светила необходимо остановить. Девочка обожглась, схватив солнечного червяка в толще воды.
Перед тем как совершить трюк – зелёный образ получил на свой скейт шифрованное послание.
Цифры притворяются!
Один или два, а может, все сорок?
Где мой приёмник – богомолы режут прутья клетки клешнями. За мной обязательно придут – старый мудрец упал с рампы и разбился глиняными черепками. Священный символ уже не собрать.
Маяк-сверло-анестезия
Детские кубики с буквами на сторонах образовали очередь на кассе в магазине.
А, В, Р и М на боковых гранях и Я на верхней.
– И зачем им делать покупки, – спросила девочка свою маму и состроила пустоту на лице для недоумевающих граней.
Кассир пролился вишнёвым соком в третьем ряду и перестал обслуживать вечность.
Красный гигант в картонной пачке начал расширяться – терминальная стадия гибели звезды наступила.
Первая мысль лежала в упаковке с первичным бульоном. Но про это пока никто не знал.
Мальчик-шипучка
Мама шипит на него и напрасно.
Растворяясь вдали на своём велосипеде, мальчик-шипучка неумолимо движется к точке В.
Гранулированная личность слишком напирает на педали – букварь летит рядом с ним, мечтая превратиться в тропическую птицу.
Осторожнее!
Бетонные блоки, проделав путь в несколько тысяч лет, пытаются раздавить его загадкой символов, начертанных на них.
Рецепт супа или бессмертия? Совсем неважно – скорее домой, хочется пить!
Сахара – велосипед распался на первых бедуинов, и ноги вязнут в песке. Буквенный пот звонко капает на раскалённую поверхность.
Испарения – возвращайся домой! Солнце лишь монетка, вертящаяся на синем…
Мамин голос вязнет в песке.
– У тебя тоже на дне что-то осталось? – спросит беспечный исследователь бракованных чашек.
– Да, – грустно ответит она.
Что-то попало в глаз.
Цвет глаз-опечатка
У неё зелёные глаза.
Смотрят на мир и не видят того, что задумывалось в первоначальном проекте.
– Посмотрите сюда, – опечатка закралась, и сама пришла в огромный офис, стучала во все двери, скандалила и дошла до последней инстанции.
Безмолвие комфортно расположилось в кресле, поглаживая усы, что гигантской стеной опоясывали землю.
Змея бросилась вперёд и клыки-решения приняты.
Мы сотрём с её лица один глаз и исправим его на синий – компромисс, который бессмысленно обсуждать.
Выходец с рыцарских романов в шкафчике хранит свои старые доспехи, но сегодня их вновь надевать не нужно – болтливый ластик в руках, всё, что понадобиться для этой бесполезной работы.
– Если мы сотрём один глаз, может, заставим исчезнуть что-нибудь ещё, пару лесов, голубизну неба, желтизну распадающихся под гнётом времени гор, а может, зайдём в ту вращающуюся вереницу облаков и купим себе…
Сколько можно работать? От рыцаря не осталось почти ничего, но он изменит лицо той девушки.
Комары-молнии
Я неумолимо текущая вперёд одинокая река.
Человеческие взгляды не подпитывают – в пустых глазницах обосновались оранжевые птицы и их вскрики виолончелями раскалывают вспышки на солнце.
Чем дальше, тем меньше в пейзаже категоричности – цвета сливаются воедино, очертания предметов расплываются и вскоре горы перетекают невидимую границу, отделяющую меня от них. Я жидкая масса гранита, человеческого пота, облаков и гула, сменяющих друг друга геологических эпох.
Но кроме людей тут есть комары-молнии.
Мгновение и они прокусывают пенящуюся кожу и высасывают звуки – единственную настоящую ценность.
В их сегментированных внутренностях распростёрлись цветущие прерии – голоса смеющихся валунов наполняют это пространство.
Никакой подпитки – гранитным рекам не отбиться от преследователей и никогда не впасть в океан.
Поручни-пираньи
Воздушная лестница к школе.
Ребёнок хватается за поручни, холодные и жестокие пираньи вгрызаются в узоры-заборы ладоней.
Пластичные обороты – призванные разложить химические элементы по красивым закатам на исходе долгого забега, пускают яд в молодые автострады.
Воздушный шарик ведёт урок труда – и каждый из многочисленных станков грозит ему взрывом новой вселенной. Эти машины были списаны с гигантских заводов великой эпохи, поэтому они скрежетали полуавтоматическими пересудами и пытались поймать ниточку преподавателя.
Дети жали кнопки, шарик преподавал, станки пережёвывали всех их – новые эссе, трактаты, иллюстрации и пинки под зад.
Ребёнок с врождённым фиолетовым треугольником на щеке, прыгнет прочь. Куча мусора и времени подхватит его.
Лжепикассо плюёт в потолок
Ядовитые лягушки голубыми всполохами летят в потолок. Липкая сущность покрыта едким сарказмом – даже самые отчаянные звери не трогают их пергаментную кожу.
Мысли художника – удары отвёрткой по вдохновляющему пейзажу. Ещё, ещё хотя бы раз – солнце красным закатом выдавлено наружу. Совсем скоро стемнеет, и сталактиты начнут свой путь вниз.
За всё нужно платить – графоман открывает рот и подставляет гранитную скалу в своём рту под свёрла. Внутри золотые нервы разрываются от невыносимой боли – никто так сильно
