Шандор Шомоди Тот
Второе рождение Жолта Керекеша
МАЛЬЧИК, СОБАКА И ВЕСЬ МИР
Ты держишь в руках книгу, которую не просто читать.
Есть книги, фильмы, спектакли легкие, как воздушные шарики. Перелистнув последнюю страницу, выйдя из кинозала или театра, ты тут же забываешь, о чем шла речь. Вопросы, которые задавались тебе вначале, были как бы с известными ответами. И ответы эти оказывались банальными, как в элементарной задаче: сколько будет дважды два…
Вот почему я предупреждаю тебя: если ты привык к легким задачам, если предпочитаешь книги, после которых не о чем думать, лучше сразу откажись от этого романа.
Венгерский писатель Шандор Шомоди Тот написал сложный роман о сложном человеке, которому четырнадцать лет и которого зовут Жолт Керекеш.
В четырнадцать-то лет? Сложный?
Впрочем, посмотри на себя: а ты простой человек?
Простых людей, мне кажется, не бывает. Все, даже самые обыкновенные люди сложны, и в этом нет ничего удивительного: человек, создающий сложнейшие конструкции, сложнейшие вычислительные машины, не может быть примитивным.
Принято считать, что все это можно сказать про мир взрослых, а с детьми дело будто бы обстоит гораздо проще. И в этом-то и таится ошибка.
Дети, а точнее сказать, их духовный мир, как я считаю, ничуть не проще, не элементарнее мира взрослых. Дети пока лишь не обогащены, а порой не отягощены багажом жизненного опыта.
Итак, ни у кого нет сомнения, что дети, став взрослыми, смогут сделать, создать, построить все то, что умеют взрослые, — это естественно, не правда ли? Нет сомнения и в том, что вчерашние дети будут и мыслить и жить, как взрослые. Знания и опыт — дело наживное. А вот чувства, как с ними быть?
Приобретаются ли с возрастом они?
Может ли, к примеру, человек, ненавидящий с детства щенков и котят, отрывающий у бабочек разноцветные крылья из одной лишь жестокости, достигнув определенного возраста, полюбить собак, кошек и все сущее?
Мне могут сказать: может. Но я не поверю. Я утверждаю: не может.
Человек, который любуется красотой золотого вечернего заката в детстве, будет ценить эту радость жизни и в старости, даже с большей силой. Человек, который добр с детства, не может стать злым, когда вырастет. Тот, кто сострадает чужой беде, чужой боли, когда он мал, будет помогать в беде другим, став взрослым…
Обо всем этом думает писатель Шандор Шомоди Тот, рассказывая нам о своем герое.
Жолт Керекеш — обыкновенный современный мальчишка. Таких, как он, множество в мире — и в Венгрии, и у нас, и где хотите. Правда, у него есть одна особенность, но и эта особенность типична — он пребывает в том возрасте, когда его уже не назовешь ребенком, по еще и не назовешь взрослым.
Жолт Керекеш — подросток. И здесь я хочу оговориться о правах и сложностях этого удивительного, волшебного возраста. Это возраст открытий и самоутверждения.
Еще год назад мальчишка мог смотреть вполне равнодушно на знакомую девчонку с пушистым бантом в косе. Но через год он совершает потрясающее открытие. Он узнает, что у нее огромные голубые, как васильки, глаза. Что у нее бархатный голос. Что у нее, к примеру, таинственно мягкая походка. Он смотрит на нее вовсе не так, как посмотрел бы год назад. Он будто видит ее новым зрением. Это зрение дает ему его возраст, его возмужавшее сердце, ждущее любви.
Возраст, в который вступают вчерашние дети, прежде чем стать взрослыми, удивителен, он полон сложностей и конфликтов.
Родители да и все вокруг еще смотрят на тебя как на ребенка, а ты уже «взрослый», хотя на самом деле еще не взрослый, не обольщайся… Но ты и не ребенок, это уже факт, и факт упрямый, как ты сам. И взрослым — я абсолютно с этим согласен — надо это понять.
Понять такую простую по виду истину, что человек может измениться всего лишь за месяц. Для мира взрослых месяц жизни — крохотный отрезок времени, а для такого, как ты, — иногда целая эпоха, не правда ли?
Взрослому порой кажется, что повышенным тоном, увещеваниями, наконец, оплеухой они могут чего-то достичь. Да, год назад они, возможно, и достигли бы, но теперь дело другое. «Я не ребенок!» — восклицаешь ты, и ты прав на сто процентов. «Я взрослый!» — утверждаешь ты, и вот тут, пожалуй, ты ошибаешься. Но это ошибка того же порядка, что и истина. Называя себя взрослым, ты как бы требуешь себе прав впрок…
Жолт Керекеш растет и меняется у нас на глазах. Он замечает девчонку и влюбляется в нее. Он дружит со сверстником и сплошь и рядом содрогается от маленьких, пока мальчишеских измен. Жолт живет вроде бы обыкновенно, без всяких видимых трагедий, — по крайней мере, в первой части романа, — но постепенно мы выясняем, что в его начинающейся только жизни далеко не все благополучно. Он живет с отцом и мачехой. Но у него есть и мать. Не зря писатель, сильно и справедливо заострив ситуацию, называет и мать и мачеху одним именем — Магда. Магда-один и Магда-два. Это, конечно, разные характеры, одно им одинаково непосильно: Жолт. Жолт, который не понятен своим ближним. Жолт, который совершает нелогичные, с их точки зрения, поступки. Жолт, которого родители его приятеля прямо считают ненормальным, «с приветом».
А Жолт обычен.
Он только обыкновенен. Только лишь сложен.
Он уже не ребенок, вот в чем дело.
И этот Жолт порой отвратителен, на сторонний взгляд особенно. Он давит муху, наблюдая ее коматозное, то есть предсмертное, состояние. Он лихо вытаскивает шнурки из ботинок кассирши в магазине, вызывая восхищение группы чуждых ему, в общем-то, сверстников, и крадет какие-то безделушки. Он, наконец, напивается, пробуя на самом себе впервые в жизни, что такое алкоголь.
И все-таки Жолт, повторяю, обычен. Он просто перешагнул невидимую черту в своей жизни, он не ребенок, он сложен так же, как прост.
В его жизни возникает порог. Автор очень серьезен, рассказывая об этом. И тут автор, пожалуй, выступает как ученый-психолог, врач, социолог.
С возрастным порогом связан и недуг Жолта. Недуг состоит в том, что он начинает заикаться, стесняется этого, прячется от людей. Жолт на краю пропасти, катастрофы, и врач-отец — не зря отец его по профессии врач — бессилен ему помочь, потому что в данном случае и медицинские препараты бессильны. Лекарство тут иное: доверие, откровенность, понимание.
Доктор Амбруш, к которому приводят Жолта, внешне похож на традиционного волшебника, но он вовсе не волшебник, а психиатр. Он-то и помогает Жолту обрести уверенность в себе и снова стать естественной частицей мира, из которого он стал уже выпадать из-за неуверенности и неоткровенности, конфликтов с отцом, из-за создавшегося непонимания.
Вот, пожалуй, и найдено это слово.
Понимание.
Понимание есть ключ ко всему роману Шандора Шомоди Тота и к гораздо большему — целому возрасту, возрасту подростка.
А возраст, как известно, принадлежит и одному человеку и целому поколению. Вот почему столь важно все, о чем сказал в своем романе Шандор Шомоди Тот. Это важно не только подростку Жолту, но и его отцу, взрослому человеку, доктору Тамашу Керекешу. Как важна и нужна эта книга и юношеству и взрослым.
Книга откровенна. Привыкшего к гладкописи она вначале может и покоробить.
Книга Шандора Шомоди Тота правдива. Она необычна, остра неприукрашенной остротой истинной правды. Вот почему ее порой нелегко читать.
Нелегко, но необходимо.
Все, что заставляет думать, пусть думать мучительно, — прекрасно.
В книге три главных действующих лица.
Это подросток Жолт Керекеш, его собака, которая есть как бы яркое освещение внутренней доброты Жолта, и весь мир.
Прекрасный и грустный, счастливый и сложный, блистающий Мир Человека, в который вступаете вы — все новые и новые люди мира, каждый день и каждый час переступая ту невидимую черту, за которой вы — «уже не дети».
Альберт Лиханов
Глава I
ПОДЖИГАТЕЛЬ
В квартире главврача Ке?рекеша витали тени собак: легавой, боксера, овчарки, сеттера, фокстерьера, — одним словом, собак, о которых мечтали домашние. Самым частым и самым желанным гостем был датский дог, чья могучая стать затмевала собой остальных. Лишь Беа?те хотелось маленькую собачку, и ее вполне бы устроила такса. А из таксы — в этом можно не сомневаться — никогда большой собаки не вырастет. Жена доктора Керекеша, восхищавшаяся собакой-поводырем, мечтала о немецкой овчарке. Жолт — ему минуло недавно тринадцать, — хотя и недоумевал, зачем зрячей семье поводырь, тем не менее энергично поддерживал мачеху. Вообще-то ему хотелось иметь не собаку, а льва или, скажем, гепарда. Даже лучше гепарда. Он где-то читал, что в Англии существует обычай держать в доме прирученных хищников. Но на улице А?рона Га?бора никогда, к сожалению, не встречали детей, которые бы прогуливали гепарда. И, мирясь с обстоятельствами, когда не могло быть и речи о каком-то несчастном доге, так как дог, дескать, слишком много ест, Жолт соглашался на немецкую овчарку. И с овчаркой ведь можно держать в страхе тех, кого хочется держать в страхе.
